– Стало быть, речь у нас, Виталий Филиппович, пойдёт о том, про что артисты обычно говорят между собой где-нибудь в кулуарах и почти никогда – со зрителями. Цирковое искусство – профессия опасная?
– Экстремальная. А любой экстрим предполагает риск.
– Но, может быть, это только игра в опасность, а для нас в зале – красивый обман зрения?
– Вообще-то цирк подобными вещами не занимается, и это не телепрограмма. По первой своей профессии я театральный режиссёр. В своё время, было дело, ставил в Риж-ском театре русской драмы «Три толстяка» Юрия Олеши. У меня в спектакле герой «балансировал» над сценой на широкой доске, но я схитрил и за счёт световой проекции на заднике всё выглядело так, будто артист шёл по канату. Но так – в театре. В цирке ходят по настоящему канату.
– Но «обман зрения» – это же хлеб иллюзиониста.
– Да, но только его одного. Все остальные, если рискуют, то вовсе не понарошку, при полном свете, в открытом со всех сторон манеже или под куполом цирка, следуя простому принципу – покажи, на что ты способен здесь и сейчас. Но жизнь есть жизнь, мы же обыкновенные люди – не голливудские экранные супермены. От всего зависим, начиная с погоды. Ни у кого из нас не может быть увереннос-ти, что любой, как угодно тщательно отрепетированный номер пройдёт сегодня без сбоев. Или буквально на ровном месте не случится какой-нибудь нештатной ситуации у клеток с медведями.
– Уж не имеете ли вы в виду случай накануне открытия ярославских гастролей? Тогда дрессировщице пришлось срочно ехать на перевязку. Если не секрет, в чём там было дело?
– Не секрет, тем более что, слава богу, обошлось без ЧП. Это же сам цирк нас уму-разуму учит. Дрессировщица с руки, с пальцев, прикармливала медвежонка. А тот – рьяный любитель рыбы – за пальцы её хвать. Так привыкла она кормить своих замечательных кошек и пуделей. А тут впопыхах упустила из виду то, что вроде как должна назубок знать: медведей с руки потчевать надо, убрав пальцы – с ладони.
– В вашем аттракционе «Ехали медведи...» атмосфера на манеже и над ним самая творческая и дружеская. А придерживаетесь ли вы, Виталий Филиппович, известной поговорки «Сколько хищника ни корми, а спиной к нему не поворачивайся»?
– Вынуждены придерживаться. В принципе, медведь, будучи охотником от рождения, способен свою природную агрессию проявить в любой момент, прос-то если ему что-то непонятно. Даже когда дрессировщик проявляет свою совершенно искреннюю нежность. Предположим, никогда не гладил медведицу, и вдруг вздумалось погладить – такое хорошее у него настроение. А она при всём честном народе уж постарается поставить ему на вид, что, дескать, так мы не договаривались.
– Если бы она умела говорить, интересно, чтобы мы от неё услышали?
– Ничего страшного, примерно следующее: слушай, парень, ты – человек, я – медведь, мы с тобой делаем одно дело на паритетных началах, я отдаю тебе должное как партнёру, но всё-таки держись от меня подальше, прошу тебя.
– Перед нашей встречей смотрел репетицию аттракциона акробатов на тройных качелях. Ваш Мамонтов отрабатывал трюк не для слабонервных – тройное сальто в перелёте с качелей на качели. Но что удивительно, вы всякий раз говорили ему: «Думай!». О чём может думать человек, летя, как говорят в народе, вверх тормашками?
– Нам с Алексеем Мамонтовым подумать есть о чём хотя бы потому, что такой перелёт не делает больше никто на всём белом свете. Лет сорок назад ас прыжковой акробатики Владимир Довейко все свои рекордные трюки с подкидной доски исполнял на кураже, по наитию.
– Может быть, ему помогало то, что до цирка он был военным лётчиком?
– А что, вполне возможно. Но я хочу сказать, что тогда как-то не принято было относиться к цирковой акробатике как к об-ласти точных знаний. Вся соль искусства прыгуна в умении вращаться. А это кинематика. Я просто беру и черчу диаграмму полёта. Из неё будет ясно, под каким углом к оси вращения надо «положить спину» и с какой скоростью вращения делать двойное сальто, а с какой – тройное, чтобы уверенно достичь цели.
– За охрану труда в Росгосцирке отвечает кто?
– Там есть соответствующий отдел. Прежде чем выпустить на манеж новичка, ему постараются внушить главное – что когда речь идёт о безопасности, мелочей не бывает. Растолкуют, почему обувь у артиста должна быть по ноге, костюм – по фигуре, руки должны быть тщательно вымыты, ладони натёрты магнезией, чтобы не потели и не скользили, бинт на запястье должен быть проканифолен.
– Про страховочную лонжу что новичку скажут?
– Что она обязательна, но не во всех случаях.
– Говорят, где-нибудь в Южной Америке, если воздушный гимнаст работает с лонжей, то у него, каким бы ни был он виртуозом, мало шансов на успех. Это так?
– Я с гастролями проехал Южную Америку вдоль и поперёк и видел, что отношение к страховке там точно такое же, как и у нас. Например, воздушному полёту страховка не нужна просто по определению, но внизу обязательно натягивают сетку. А если номер с першами, без лонжи, как и у нас, американцы не обходятся. Если это воздушное «Колесо смерти», где все балансы, вы видели, выполняются в движении по сложным траекториям, то страховки тоже не нужно. Опять-таки по здравому смыслу. В принципе, в цирке всё можно было бы делать без лонжи. Но какой толк в этом? Поиграть на нервах зрителей, как это делают американцы в том же «Колесе смерти»? Это не по-нашему.
– По-нашему это как?
– На кураже и улыбке. Что вы видите в программе «На грани экстрима» и прежде всего в ат-тракционах «Рокеры» – русском варианте заокеанского колеса и акробатов на качелях «Русский праздник бога Ярилы». И уж к слову, перелёт с рекордным тройным сальто для этого весёлого игрища наших удальцов предков Алексей Мамонтов пока только готовит. Под занавес гастролей собираемся показать его на публике. Отсюда поедем с программой в Италию на конкурс, но обещаем: ярославцы оценят новинку первыми.
Юлиан НАДЕЖДИН