«Первому секретарю ЦК КПСС т. Хрущёву Н. С.
С 1937 года, уже 15 лет, я совершенно безвинно несу наказание и считаю себя жертвою произвола группы перестраховщиков и вредителей из бывшего состава органов
НКВД г. Смоленска. Фиктивность и вымышленность этой сфабрикованной инсинуации станет совершенно очевидна при ознакомлении с этим так называемым «делом».
В 1926 году я легально перешла советско-польскую границу, надеясь найти работу и лучшую жизнь, так как в Польше я совершенно не могла найти никакой работы и вынуждена была вместе с семьёй своего отца – народного учителя – влачить жалкое существование. Это обстоятельство после тщательной проверки было установлено сразу после моего перехода границы, я получила советское гражданство и работу в Сеньковской начальной школе Оршанского округа Горецкого района.
Одиннадцать лет я честно работала по своей специальности и вдруг в 1937 году меня арестовывают и обвиняют в переходе границы в 1926 году якобы с контрреволюционной целью. Но ввиду отсутствия каких-либо улик это обвинение следствием доказано не было. Тогда меня обвинили как племянницу людей, которые совершили якобы контрреволюционные преступления, о чём я не имела никакого представления.
Напротив, дядя мой Саулич В. И. и тётя Шеремет Дарья Фёдоровна – народные учителя. После победы Октябрьской революции дядя Саулич В. И. работал первым секретарём Оршанского окружкома ВКП(б).
Отец мой Шеремет Фёдор Фёдорович, по национальности белорус, работал народным учителем и умер в 1931 г., будучи затравлен польской тайной полицией за организацию подпольной коммунистической ячейки ещё в рядах действующей армии в войну 1914 – 1918 гг., что и было установлено архивными материалами в г. Вильнюс после присоединения Западной Белоруссии и Литвы в 1940 г.
Обвинение меня не подтвердилось в ходе следствия также за отсутствием улик, и я до сих пор не знаю, за что и почему я отбыла десять лет в суровых ухта-печорских лагерях, так как никакого другого обвинения мне не предъявлено и доказано не было.
Отбыв десятилетний срок наказания, я приехала на место работы моего мужа в Ярославскую область, где мне было разрешено проживать, там была прописана, но через один год девять месяцев, в мае 1949 года, меня снова арестовывают без всякого основания и ведения следствия высылают в Красноярский край, без определения срока ссылки.
Необходимо также учесть и то обстоятельство, что старший следователь Смоленского НКВД некто Медведев, который вёл следствие по моему «делу», вскоре после моего заключения был арестован сам.
Я несколько раз ранее обращалась в различные ведомства и инстанции о пересмотре моего дела, но к моим просьбам отнеслись так же жестоко, как и ко мне самой.
Учитывая изложенное, я убедительно прошу вашего соответствующего указания о пересмотре моего дела, которое находится в вопиющем противоречии с социалистическим законодательством и с проводимой партией и правительством политикой о всемерной охране прав и интересов человека и гражданина в Советском государстве.
Неужели, наконец, справедливость не восторжествует и я не смогу свободно и спокойно дожить последние годы жизни своей вместе с родной семьёй?
Шеремет-Ноздрина.
10-IV-1954 г.».
Ответа Мария Фёдоровна, конечно, не получила.
Уехавший вместе с женой в Сибирь Александр Ноздрин, опытный зоотехник, работал в местном совхозе в рядовой должности – мужу репрессированной большое дело не доверялось. Они вернулись в Ярославль во время объявленной амнистии. Александр стал главным зоотехником совхоза, жена уже не работала. Повзрослели дочери: Татьяна стала педагогом, Рогнеда – врачом, главным физиатром в больнице.
Старших уже нет, умерли почти в один день. Дочери давно пенсионеры. Но память о горестной доле родителей никогда не оставляла семью и передаётся от поколения к поколению – как роковая метка целого периода жизни рода Шеремет-Ноздриных.
Инна КОПЫЛОВА