ЭКСТРЕННЫЙ ВЫПУСК
Какая-то часть семейного архива Флягиных давно в фондах музея боевой славы, а подшивки «Северного рабочего» военных времён сегодня сами – музейная редкость.
На фронт уходил Флягин 6 июля сорок первого с горячей должности заведующего отделом писем. Судя по газете, свой боевой манёвр отдел Флягина, оснащённый восьмилетним газетным стажем зава, знал назубок.
Грозный глас народный с хоровой мощью зазвучал на газетных страницах с первых дней войны. 23 июня вышел экстренный выпуск с текстом выступления по радио наркома Молотова о том, что мирные дни у советских людей закончились.
«Эта война, – говорил нарком, – навязана нам не германским народом, крестьянами и интеллигенцией, а кликой кровожадных фашистских правителей Германии». Заканчивалось выступление знаменитыми набатными словами: «Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами».
Чем жили люди в те первые дни и недели большой беды? Всё меньше среди нас тех, кто мог бы о том рассказать. Тем нужней газета. В том же экстренном выпуске «Северного» читаем информацию о митинге на Урочском вагоноремонтном заводе. Сбор полный – восемьсот душ. «Мечты кровожадного Гитлера никогда не осуществятся», – говорилось в резолюции митинга. Обязуются «не покладая рук, самоотверженно трудиться на своём посту», а если потребуется – по первому зову «встать на защиту Родины».
Через номер – репортаж о том, как провожал на фронт своих лучших сынов резинокомбинат. «Бить врага беспощадно, до полной победы» – таков наказ уходящим. В том же номере зарисовка с натуры: на сборном пункте Красноперекопского райвоенкомата столпотворение. На приём к комиссару – очередь. Входят двое рослых парней. Их призывают через несколько дней, а они хотят – вынь да положь – вступить в Красную армию немедленно. «Нельзя ли нас призвать сегодня?» – обращаются к комиссару. «Сегодня нельзя, – объясняет он, бывалый военный, – сейчас требуется железная дисциплина, товарищи, придёте, когда срок подойдёт».
В следующем номере письмо в редакцию учителей. Заголовок – «Не повернуть озверелым фашистам колесо истории вспять». Пламенная публицистика с такими словами: «Мы, учителя, кто ещё не находится в рядах РККА, заявляем: священный долг учителя перед Родиной – быть рядом с детьми, беречь их и воспитывать».
– Не раз и тогда, и позже слышала такое от мамы, учительницы начальных классов, – вспоминает к слову наша собеседница. Открывает самодельную папку, на её заглавном листе только одно слово – «Воспоминания».
– Мамины, неопубликованные, писала как наказ детям в середине 60-х, когда по всей стране снова начали отмечать 9 Мая, праздник «со слезами на глазах».
ЧАС ПРОЩАНИЯ
«Мне очень трудно передать последние минуты нашего расставания, – пишет Мария Петровна о том дне, навсегда памятном, когда через две недели после начала войны муж уходил на фронт. – Сердца обоих закаменели, слёз не было. Он крепко прижал меня к себе и целовал глаза, щёки, губы, повторяя одно и то же: что он уверен во мне, что я вынесу все трудности, сохраню семью. А я просила его об одном, чтобы писал и чтобы мстил врагу за горе наше».
Вот одно из первых писем Флягина с фронта. «Жизнь наша проходит в движении вперёд, – спешит сообщить домой политрук 243-й Ярославской дивизии. Замечает в скобках: «Правда, ещё продвигаемся медленно, надеемся продвигаться быстрее». Останавливаются, пишет, на два-три, пять дней в лесах, где устраивают «дорожное своё жильё» – палатки, щели, блиндажи. К залпам орудий, стрекоту пулемётов, разрывам бомб привыкли настолько, что иной раз, если выпадет затишье на полдня, на день, удивляются ему и даже чувствуют себя как-то неловко, забывая, что каждую минуту им угрожает смерть.
В письмо была вложена фотография, Алексей советует её повнимательнее разглядеть, подсказывает: «Все мы бодры, здоровы, спокойны». Просит особо учесть то обстоятельство, что во время съёмки над ними разыгрался бой между мессершмиттами-«стервятниками», как они их называли, и нашими ястребками. И те и другие почём зря поливали друг друга из пулемётов. «Трусы-стервятники не выдержали – удрали!» – торопится политрук поставить в письме победный восклицательный знак.
БОЛЬ РОЖДАЕТ МУЖЕСТВО
А вот картинка с натуры из тыловой жизни. В их школе часть классов заняли под госпиталь для эвакуированных из Ленинграда. Как-то утром Мария шла на дежурство, во дворе школы из сарая выносили тела умерших. Погрузили полную машину, покрыли брезентом и увезли. «Я приросла к месту, ноги мои не двигались, слёз не было. Спазмы сдавили горло. Придёт ли час возмездия за невинные жертвы? Жуткая боль сковала меня всю. Но эта боль рождает мужество, даёт крепость выстоять назло врагу. Написала письмо Лёшеньке, рассказала обо всём, что видела. Просила отомстить за все муки, которые выносит наш народ».
В одном из последних писем Алексей, ставший к тому времени редактором дивизионной газеты «В бой за Родину», поймал на своём приёмнике ярославскую волну и теперь почти каждый вечер слушает новости из родного города. По письмам из редакции наверняка знал, что на должность завотделом писем взяли молоденькую Елизавету Ледер. Прекрасный пол заменил мужчин почти на всех должностях, кроме редакторской, рулевых не раз меняли. В сорок третьем свой рабочий стол снова занял многоопытный довоенный редактор «Северного» Иван Лопатин.
Погоду делали тогда, знаем кто, Валентина Елисеева, Галина Макеева, Сара Воскобойникова, Анна Черток – штат редакции, или, как тогда говорили, «аппарат», пополнялся в основном за счёт эвакуированных. Людей не хватало, работали на износ: допоздна выпускали номер, а потом шли на ночное дежурство в госпиталях. По выходным – субботники, разгрузка барж с газетной бумагой, заготовка дров, расчистка снега на Советской площади, где в самом центре города редакция тогда помещалась.
На огонёк туда заглядывали, изредка бывая в Ярославле – поскрипывали ремнями портупеи, нарушали покой северянок улыбками и офицерской выправкой уже тогда на всю страну известные земляки-поэты Алексей Сурков и Марк Лисянский. Несколько раз удавалось вырваться домой и Флягину. Привозил для своей первой книги новые рассказы. Всегда настоятельно просил Марию, свою первую читательницу и критика, тщательно проследить, как пойдёт дело.
В дивизионке мобильному и зоркому Флягину переучиваться не потребовалось. Писал заметки и репортажи с передовой, статьи на открытие очередных номеров, а в короткие минуты передышки от газеты – прозу. Два рассказа вошли в его первый и единственный выпущенный при жизни сборник «Семья» (Ярославль, 1943 год). Алла Алексеевна рассказывает: свою раннюю повесть из деревенской жизни «Проталины», начатой ещё в 20-е годы, Алексей так и не отдал в печать, не считал рукопись законченной.
Уроженец даниловской глубинки, он рано осиротел, зарабатывал на хлеб, чтобы кормить многодетную семью, и подпаском, и продавцом в сельпо, и сезонным рабочим-ремонтником на железной дороге, и водоливом в депо. Хорошо зная крестьянскую жизнь, дебютировал в столичном журнале «Комбайн». В отцовском архиве эта книжица карманного формата у Аллы Алексеевны на особом счету. В музей не отдаёт: семейная реликвия.
Однажды в полной экипировке и в солдатской каске забежал в редакцию собкор по Гаврилов-Яму Николай Веселихин. Коллеги провожали его до машины, стоявшей у подъезда. Вскоре пришла от него написанная в бравом, сейчас сказали бы «теркинском», тоне открытка. Ещё не все в редакции успели её прочесть, когда из Гаврилов-Яма сообщили: пал Николай смертью храбрых, пишите прощальные слова.
ИСПЫТАНИЕ ОГНЁМ
В том скорбном списке на мраморной доске с георгиевской лентой в нижнем углу имя Веселихина выбито первым. Но ведь там, на небесах, они все на равных: Виноградов, Воронов, Кузнецов, Кукушкин, Марков. Последний вслед за Флягиным – Цареградский. Отложим на минуту дела, устроим им почётную поверку и помолчим.
В сентябре сорок четвёртого в маленьком румынском городке под названием Рымникул-Сэрет редакция дивизионки попала под внезапный ночной налёт. Как всё происходило дальше, теперь уже, вероятно, не узнает никто и никогда. Очевидцев не оказалось, немногие подробности известны со слов врачей и медсестёр, офицеров политотдела.
С вечера майор Флягин дежурил, ожидая свежих сводок Совинформбюро. Когда накрыло, рабочее место он не покинул, спасал оборудование и бумаги редакции. В госпиталь редактора привезли с такими ожогами, о каких медики говорят – несовместимы с жизнью. Он умер, не приходя в сознание. Похоронен героический северянин на местном кладбище в братской могиле. В извещении о смерти есть важная пометка – «с воинскими почестями».
После войны в Ярославле и в Москве одна за другой вышли несколько книг прозы Алексея Флягина. Подрастали дети. Отцовский наследственный ген, знаем точно, был и у его сына Руслана, книгочея и библиофила, воспитанника факультета искусствоведения Академии художеств в Ленинграде. До конца жизни писал Флягин-младший об искусстве, печатался в «Северном», который он так и называл – «отцовская газета». Ветераны шинного помнят его по газете «Заводская жизнь». Многие годы тянул этот воз, был его испытанным коренником.
Алла тоже начинала с многотиражки, позже закончила отделение телевидения и радио журфака Московского университета. Их старшая сестрёнка Инна в отца природолюб и лирик. По профессии она – лесовод, в знаменитом дальневосточном Сихотэ-Алинском заповеднике кедры выращивает.
Алла Алексеевна хранит выпуск изданного в Ярославле сборника стихов и прозы «Волжский прибой» о войне литераторов средней полосы России – год 1975-й. Выдержанная в сурово-торжественном тоне народного сказа притча Алексея Флягина «На привале» напечатана в сборнике со вступительным словом дочери.
Приводит в нём одно из последних писем отца с размышлениями о счастье: «Только здесь на фронте знаешь ему настоящую цену», дескать, выбираем «либо жить свободно, либо умереть гордо. Об этом я ещё напишу».
Не написал, не успел. Война не оставила ему иного шанса, кроме жестокого испытания огнём. Тот крестный путь прошёл Флягин до конца. Дорогой ценой подтвердил правоту своих слов о счастье – ценой собственной жизни.
Юлиан НАДЕЖДИН