Кулакова подошла к сараю и увидала лежащего Кузнецова. Он, видимо, был болен, молчал, глухо стонал. Кулакова окрикнула проходящих мимо крестьян. Крестьяне окликнули Кузнецова, но он ответил: «Дайте мне полежать». И опять замолчал. Кулакова с двумя крестьянами опять направилась в деревню, где и рассказала о случившемся брату и сестре Кузнецова. Кузнецовы направились на место, где лежал их брат, взяли его, привезли.
На все расспросы Кузнецов ничего не говорил и только тогда, когда его клали на повозку, произнёс бранные слова и прибавил: «Опять бить пришли» или «пришёл». Через полтора часа Кузнецов простился с жизнью. Вся голова его оказалась окровавленной, разбитой. Об убийстве заговорили и, как всегда в деревне, стали догадываться, кто мог убить Ефима.
Подозрение пало на крестьянина Груздева, ввиду неоднократно высказывавшихся им Кузнецову угроз убийством. Подозрение нашло себе подтверждение в данных, установленных предварительным следствием. Ефим Кузнецов несколько лет до смерти состоял сторожем по охране лесов. Кроме того, в сентябре 1907 года Кузнецов принял на себя и охрану лесной дачи лесопромышленника Кузнецова. Эти обязанности покойный исполнял добросовестно.
Между тем с осени 1907 года Груздев стал строить дом, стал нуждаться в строевом лесе. Не имея материала, Груздев попытался производить порубку в чужих лесах. Кузнецов, оберегая хозяйство владельцев, не давал Груздеву рубить лес. И из-за этого Груздев грозил убить Кузнецова, и последний боялся его. А когда убитый поступил на службу к Н. Кузнецову, Груздев при крестьянине Смирнове заявил: «Если Ефим Кузнецов поступит в лесники к Николаю Кузнецову, то ему под корчем быть, живому не быть». Почти в это же время, когда покойный пошёл искать в лес коров, видели в этом месте и Груздева.
Вот сущность обвинительного акта нашумевшего в округе дела, которое на днях слушалось у нас. Председательствовал заместитель председателя окружного суда Архангельский, обвинял заместитель прокурора Добротин. Защиту Груздева вёл присяжный поверенный А. С. Протасьев. Судебное следствие длилось довольно долго. Нового оно ничего не дало, а лишь подтвердило весь материал, указанный обвинительным актом. Начались прения сторон.
Заместитель прокурора обвинение поддерживал с большим воодушевлением и со значительной силой убеждения. Защитник подсудимого присяжный поверенный А. С. Протасьев произносит горячую убедительную речь. Он предостерегает присяжных заседателей от возможной судебной ошибки вследствие наличности в деле исключительно косвенных улик и необоснованности мотивов. Обычное резюме господина Архангельского – и судьи общественной совести скрываются в комнате. Долго совещаются присяжные заседатели. Многочисленная публика в это время гадает: оправдают или нет. И большинство, значительное большинство говорит: невиновен.
Раздаётся звонок. Зал мгновенно стихает, и при глубокой тишине старшина присяжных читает приговор: «Виновен ли в том, что…» И ответ: «Да, невиновен». Суд счёл этот ответ противоречивым, и присяжные заседатели вновь удалились совещаться. На этот раз звонок раздался очень скоро. «Нет, невиновен», – ответили общественные судьи. Публика встретила этот приговор шумными аплодисментами.
* * *
КРЕСТЬЯНСКИЙ БУНТ. 25 сентября выездной сессией Московской судебной палаты разбиралось дело двадцати трёх крестьян села Арначева, обвинявшихся в вооружённом восстании, сопровождавшемся стрельбой из трёх пушек по полиции и стражникам. На суде из показаний самой же полиции вырисовались некоторые новые подробности, совершенно иначе осветившие это дело.
Оказалось, что крестьяне начали сопротивление не из желания отбить у полиции арестованного на третий день Пасхи местного крестьянина Новикова, а только потому, что стражники стали публично стегать Новикова нагайками. Увидев его окровавленным, крестьяне и крикнули: «Звонить в набат!» И когда стражники захотели воспрепятствовать этому, разыгралась свалка.
Что же касается стрельбы из трёх пушек по полиции, то на суде выяснилось, что стрельба эта последовала только после залпа полиции. При этом установлено также, что пушки эти испокон века были в деревне и употреблялись для стрельбы в ночь под пасхальную заутреню. Две из этих пушек отнесены экспертами к началу семнадцатого столетия, а третья, тоже древняя, сделана из куска водопроводной трубы. Вместе с тем выяснилось, что дело приняло столь острый характер благодаря тому, что все были пьяны.
Судебное разбирательство длилось два дня. Председательствовал председатель департамента Московской судебной палаты А. М. Ранк. Прокурор поддерживал обвинение: для одной категории обвиняемых по 23 статье Уложения о наказаниях, карающей каторжными работами от 15 до 20 лет, против другой категории подсудимых по 259 статье Уложения о наказаниях.
Судебная палата присудила крестьян первой категории к тюремному заключению на срок до восьми месяцев, для второй – шести месяцев, а некоторых оправдала. Защитниками по этому делу выступали присяжные поверенные В. В. Беренштам, А. Ф. Керенский, Л. В. Забелин и А. Ю. Малевский-Малевич.
Руслан СМИРНОВ