Эти слова Анна Ахматова адресовала уроженцу деревни Поройки Воскресенской волости (сейчас – Некоузский район), русскому поэту Анатолию Дмитриевичу Клещенко.
Он был всегда в пути. Родившись 14 марта 1921 года в Ярославской губернии в семье «богомаза» (художника-иконописца), он в раннем детстве с семьёй перебирается в Ленинград. В одиннадцать лет Толя решает убежать в Америку, но вместо этого в Молдавии попадает в табор к цыганам и почти год кочует с ними. Отец разыскивает беглеца и отвозит его в Киево-Печерскую лавру, где подросток обучается иконописному мастерству (он всегда хорошо рисовал и мог бы стать хорошим художником). Но нигде Толю не оставляет единственная страсть – стихи, которые он пишет с детства.
Его любимый поэт – Вийон, такой же бродяга и вагант. И одни из первых опубликованных стихов Клещенко – о нем. Начав публиковаться в шестнадцать лет, в восемнадцать он уже – член Союза писателей. Его творчеством интересуются Ахматова и Борис Корнилов. Но быть честным поэтом в эти годы – подписать себе приговор. И следующее путешествие Клещенко – в сталинские лагеря.
В девятнадцать лет Клещенко обвиняют в «создании контрреволюционной молодёжной организации фашистского толка и связи с троцкистско-зиновьевским подпольем», и только временная отмена смертной казни спасает его от высшей меры. 20 мая 1941 г. Анатолия Клещенко этапируют на Урал, позже переводят в иркутский особый лагерь № 7. Освобожден 20 февраля 1950 г. и отправлен в ссылку в Удерейский (Мотыгинский) район Красноярского края. Живя на Чёрной речке в 25 км от посёлка Раздольное, где он сторожит сено и охотится, поэт зарабатывает себе на хлеб рисованием «ковров» на сюжеты из русских народных сказок. Его реабилитируют в 1957 году, и Клещенко тут же возвращается в родной Ленинград.
По ходатайству Ахматовой, Чивилихина, Бориса Шихарева его снова восстанавливают в Союзе писателей (до самой его смерти в личном деле значится «член Союза писателей с 1957 года», а не с 1939-го). Восстанавливают, но не печатают. Чтобы как-то прокормиться, Клещенко занимается переводами (книга «Тибетские народные песни» была высоко оценена в Китае). Также публикует много прозы. А стихи идут «в стол». В то время стали известны песни Александра Галича, и Анатолий один из первых зазвал его к себе и записал на магнитофон. Два поэта поддерживали отношения, несмотря ни на что, до 1974 года, который для одного стал годом смерти, для другого – изгнания. На лето Клещенко нанимался сезонным рабочим в геологическую экспедицию и уезжал в тайгу и тундру – страсть к «бродяжничеству» была в нём неискоренима. Там он часто встречается с Александром Городницким, который очень тепло и уважительно отзывается о Толе в своих воспоминаниях. Ведет долгие беседы с Борисом Мариенгофом, младшим братом знаменитого «имажиниста». А возвращаясь в Комарово, почти не «вылезает» из ахматовского кружка.
После смерти Анны Андреевны он продолжает дружбу с Львом Николаевичем Гумилёвым, с которым его связала судьба (Клещенко считал себя наследником Николая Гумилёва, расстрелянного в год его рождения). Кстати, именно Лев Гумилёв рецензировал последнюю книгу Анатолия Клещенко. Одним из близких его друзей был известный ленинградский писатель и поэт Вадим Шефнер, оставивший о Клещенко прекрасные воспоминания. Анатолий Дмитриевич предчувствовал свою смерть. Он навсегда покидает Питер, завербовавшись на Камчатку охотинспектором. «Мне веселей, чем дома, – в шалаше, // В тайге, в пути... Но не суди облыжно: // Чертей, что воют иногда в душе, // При вое ветра как-то меньше слышно...».
Он умер 9 декабря 1974 года в посёлке Ключи от двухстороннего воспаления легких – врачи думали, что это бродяга, каким всегда и считал себя «русский Вийон», настоящий поэт Анатолий Клещенко. Ему ещё предстояло последнее путешествие из Камчатки в Ленинград, точнее, в Комарово, на тот самый погост, где восемь лет назад он молча стоял у железного креста…
Ярославцы незаслуженно забыли о Клещенко – его имя не значится ни в одном ярославском литературном справочнике, и наша задача – восстановить эту историческую несправедливость.
PS
Трезвый сонет Не вытешут мне гробовой плиты, Венков не сложат возле обелиска. Ну что ж, умрешь когда-нибудь и ты. И, судя здраво, это время близко. В печаль играя, над красивой урной Знамена склонят, труб заплачет медь. А надо мной, в ночи сырой и бурной, Лишь каркнет ворон на сосне ажурной, Завалит труп мой хворостом медведь. Велик и славен ты. Мою судьбину Ни песни не прославят, ни дела. Но мне, пожалуй, после смерти в спину Осинового не воткнут кола. 1939 – 1956 гг
Тимур БИКБУЛАТОВ