359 РОКОВЫХ ДНЕЙ
Отсчитав от большевистского переворота назад ровно год, ясно видишь всё неправдоподобие произошедшего.
Погружение в реалии 25 октября 1916 года открывает, казалось бы, ясную картину. Было полностью отлажено производство боеприпасов, покончено со «снарядным голодом». 1500 км русско-австрийского фронта проходили по территории Румынии и Австро-Венгрии, а на турецком фронте корпус генерала Баратова двигался к Мосулу и Багдаду. Немцы оставались крайне трудным противником, но уже всему миру было понятно, что война («цепь катастроф, ведущая к победе») не может закончиться ничем, кроме поражения Германии.
Год выдался на редкость урожайным, возросло поголовье скота, нехватка рук в селе была терпимой, к тому же на сельхозработы были брошены пленные. В городах оборонные предприятия давали отсрочку от армии, так что рабочих было в избытке. Несмотря на войну, был отмечен прирост населения. Но главное, все российские политические силы вели себя разумно. О том, чтобы они могли двигать массами, казалось, не может быть и речи.
К весеннему наступлению Русской армии была пошита новая форма по рисункам Виктора Васнецова – вскоре склады этой формы достанутся Красной Армии, а шлемообразные головные уборы получат название (бедный Васнецов!) «будёновок» и «умоотводов». Слова Маяковского о «терновом венце революций», в котором якобы «грядёт шестнадцатый год», выглядели 25 октября 1916 года глупой экзальтацией. Да и кто знал тогда Маяковского? Ленин, сидя в Цюрихе, писал о мертвенной политической тишине, сковавшей воюющую Европу.
Те, кто решился нарушить эту тишину, видимо, рассудили: царя надо свалить как можно быстрее, ибо после победы над немцами и даже на пороге победы это станет немыслимым делом, народ не позволит. 1 ноября 1916 года. Прогрессивный блок (объединение либеральных и центристских фракций обеих палат парламента – Государственной думы и Государственного совета) нарушил политический мораторий, потребовав отставки председателя Совета министров Б.В. Штюрмера из-за слухов о том, что он готовит сепаратный мир с Германией.
«Глупость или измена?» – снова и снова вопрошал с думской трибуны, любуясь собой, Милюков. Николай II убрал Штюрмера, но отложил вопрос об «ответственном министерстве» (то есть правительстве, ответственном перед Думой). В ответ актив Прогрессивного блока приступил к подготовке дворцового переворота. Началось сползание к революции. Четыре месяца спустя она произошла, став полной неожиданностью для Ленина и большевиков. Незадолго до этого он говорил, что ему, старику (46 лет), не увидеть конец русского самодержавия.
«Ещё 1 марта 1917 года, – писал позже Черчилль, – царь был на своём троне. Российская империя и Русская армия держались, фронт был твёрд, и победа несомненна... Строй, который возглавлял Николай II, к этому времени выиграл войну для России». Черчилль, скорее всего, имел в виду 1 марта по григорианскому календарю – то есть 16 февраля для Российской империи. Если бы Николай спохватился в этот день, всё могло повернуться иначе. Но он мог спохватиться и повести себя как мужчина даже 13 дней спустя, 1 марта по старому стилю. В любом случае слова Черчилля – хорошее предостережение тем, кто склонен обольщаться кажущейся ясностью ситуации.
Последовавшие события – умело инспирированные волнения в Петрограде, революционер Бубликов, измена Волынского полка, преступная бездеятельность генерала Хабалова, отречение царя, создание Временного правительства, пресловутый «Приказ № 1» и даже прибытие пассажиров запломбированного вагона – при всей своей мрачности вовсе не вели прямо к захвату власти партией, чьи вожди только что открыто выступали за поражение России в войне. Поначалу всё выглядело так, что у этой партии просто нет шансов. Этот шанс им подарила деятельность министра, а затем и премьераА. Ф. Керенского.
ПЕРВЫЙ ВОЖДЬ КОМОМ
Его премьерство было воспринято общественностью как спасительное. 8 июля 1917 года ЦИК Советов объявил новый кабинет «правительством спасения революции», признав за ним неограниченные полномочия. Казалось, «двоевластию» пришёл конец.
Александр Фёдорович Керенский – вот тот человек, кому полагался бы памятник от советской власти. Поскольку эта мысль давно приходила в голову миллионам людей, советские историки, даже изображая главу Временного правительства жалким шутом, одновременно старались сделать из него страшного врага, приписывали бонапартизм, намерение установить кровавую диктатуру и даже вернуть монархию. И, разумеется, всегда находили доказательства.
На самом же деле эсер Керенский оказался для Ленина таким врагом, о каком можно лишь мечтать. При этом А. Ф. никак не назовёшь случайной в революции фигурой. Успешный адвокат, он участвовал начиная с 1906 года в ряде громких политических процессов, защищал революционеров, включая большевиков. Керенский был одним из самых ярких оппозиционных депутатов Государственной думы 4-го созыва. Его выступление в Думе 15 февраля 1917 года («Исторической задачей русского народа в настоящий момент является задача уничтожения средневекового режима немедленно, во что бы то ни стало» и т. д.) стало прологом Февральской революции и сделало его затем одним из её вождей. Кстати, к вопросу о свободе слова в царской России: в каком ещё парламенте воюющей страны было возможно произнести подобное?
Возможно, Керенскому казалось, что он «поймал волну» и на её гребне достигнет намеченных целей: доведёт Россию до Учредительного собрания и до победы в войне, станет первым президентом демократической Российской республики. Но почему же, когда до назначенных на 17 сентября выборов в Учредительное собрание оставался месяц с небольшим, он их отложил? Это дало повод буквально всем обвинить Временное правительство в стремлении подольше остаться у власти, стать постоянным. Как мы теперь знаем, отсрочка оказалась роковой. Одним из главных лозунгов октябрьского переворота стало обещание (лживое) в кратчайшие сроки созвать Учредительное собрание.
Керенский как министр юстиции и как министр-председатель провёл ряд выдающихся правительственных актов. Была узаконена не слыханная и не бывалая до того нигде в мире полнота политических, экономических и социальных прав женщин, чем наша страна могла бы гордиться, если бы помнила об этом. Россия первой среди многонациональных государств устранила все виды дискриминации по национальному, расовому и религиозному признакам, предоставив всем равные избирательные права (на подобное не отважились, напоминает историк Б. В. Межуев, даже французские левые в период нахождения у власти народного фронта перед Второй мировой войной). Была провозглашена свобода совести, введена пропорциональная система выборов по партийным спискам, к чему Россия вернулась сегодня, и на её основе летом 1917-го прошли муниципальные выборы в 130 городах страны. (Кстати, большевики получили на них в целом по России всего 7,54 процента голосов, хотя их петро-градский показатель оказался близок к 30 процентам.)
Но не будем забывать, что Керенский со студенческих лет принадлежал к той части интеллигенции, которая только и делала, что расшатывала устои государства, ослабляла гайки государственной машины. Когда же эта расшатанная конструкция подверглась мощным сейсмическим встряскам войны и революции, случайно оказавшиеся у власти Керенский со товарищи с ужасом увидели, что их былые усилия не пропали даром – конструкция готова рухнуть в любой миг.
ВСЁ БЫЛО ТАК ВОЗМОЖНО
После провала своей первой попытки (3 – 5 июля 1917 года) захватить власть несколько десятков видных большевиков (Троцкий, Раскольников, Крыленко, Дыбенко, Антонов-Овсеенко, Каменев, Луначарский, Рошаль, Коллонтай и др.) оказались за решёткой, а Ленин с Зиновьевым спрятались в знаменитом шалаше. Если бы не злосчастный Корниловский мятеж, они бы прятались там, глядишь, до Учредительного собрания. Иногда можно прочесть, что почти два месяца о большевиках не было слышно, что их даже начали подзабывать. Конечно, хватало других событий – Русская армия взяла Черновцы, немецкая – Ригу, царскую семью сослали в Тобольск, открылся Поместный собор и так далее, – но и большевики никуда не делись. Несмотря на бунт, РСДРП(б) не была запрещена и всего три недели спустя после своего «разгрома» провела очередной VI съезд. На Выборгской стороне, в просторном зале частного общества, собрались около 250 делегатов. Максимум, чего они боялись, – это разгона, в связи с чем на четвёртый день съезд перешёл на «подпольный» режим работы – в рабочий клуб у Нарвской заставы. В этом глубоком подполье съезд заседал ещё шесть дней. В руководство съезда входили несколько человек, разыскиваемых в связи с событиями 3 – 5 июля, но главное – съезд утвердил курс на вооружён-ный захват власти. В воюющейстране!
Похоже, эсер Керенский не сделал то, что был обязан сделать, по простой причине: он боялся опорочить саму социалистическую идею. Большевики оставались для него братьями-социалистами, пусть и заблудшими, но такими же членами Интернационала, как эсеры. Планы же захвата ими власти ещё могли показаться в те дни просто разговорами.
Они бы и остались разговорами, если бы Керенский не сделал в страхе перед Корниловым ряд роковых ошибок. 27 августа он велел раздать («временно»!) 20 тысяч винтовок отрядам Красной гвардии, создававшимся на петроградских заводах. Естественно, получить оружие обратно нечего было и думать, и через короткое время оно было обращено против Временного правительства. Но главная ошибка была совершена 2 сентября, после «победы» над Корниловым: Троцкий, Раскольников и ещё около 140 большевиков были выпущены на свободу (а кого-то выпустили ещё в августе).
Александр ГОРЯНИН