Ивдруг: «Пошёл купаться Уверлей, оставил дома Доротею. На помощь пару пузырей берёт он, плавать не умея». И длинная печальная история, как бедная Доротея отправляется искать невернувшегося мужа, видит пару ног над прудом. От горя окаменела. «С тех пор прошло уж много лет, и заросли в саду аллеи, но всё торчат там пара ног и остов бедной Доротеи». Незаметно возле наших купе скапливаются слушатели.
А уж студенты, начав петь, не остановятся. «Отец был дож венецианский, любил папаша (эх!) поспать, любил папаша сыр голландский московской водкой запивать. Девчонку звали Дездемоной, лицом что полная луна, на генеральские погоны (эх!) соблазнилася она».
Слушатели начали подпевать: слова наивны, мелодия проста. Потом уже пели все – видимо, в нашем вагоне ехало немало бывших студентов, да и в этих песнях что-то особенное. Одни переходили из поколения в поколение с давних времён, другие отбирались настроениями и обстоятельствами. Например, на всех факультетах МГУ пели песню на стихи Михаила Львовского «Вот солдаты идут по степи опалённой, тихо песню поют про берёзки да клёны, про задумчивый сад и плакучую иву, про родные леса, про родные леса да широкую ниву...» Среди нас в начале пятидесятых годов ещё было немало фронтовиков, и, наверное, слова теперь забытого поэта хранили пережитое ими настроение. А уж про «Бригантину» и говорить нечего – она была просто студенческим гимном. У нас на филфаке даже жила своя легенда. В старом университетском здании на Моховой каждому первокурснику в кабинете латинского языка показывали реликвию: на фрамуге окна старательно чем-то острым были выцарапаны слова: «Павел Коган. 1941 г.» Сколько бы ни делали ремонтов, надпись не трогали – хозяйственная обслуга тоже уважала эту реликвию. Из поколения в поколение передавалось, что это сделал Павел Коган, студент ИФЛИ, когда бывал в нашем университете. Нам хотелось в это верить!
Заканчивая учёбу, мы сделали друг другу подарок: альбом с фотографиями разных периодов учёбы и песней на память: «Двенадцать московских вокзалов в далёкий отправят нас путь, и письма писать будет надо, наверно, во все города. Но знаю, но знаю, что будешь ты рядом, что будешь ты рядом всегда».
Похоже, студенческие песни живут сейчас лишь в Интернете. Там нашла я знакомую филфаковскую песню: «Быстры, как волны, все дни нашей жизни. Что час, то короче к могиле наш путь. Налей, налей, товарищ, заздравную чашу, как знать, что с нами случится впереди». Оказалось, что её студенты пели ещё до революции, когда проваливались на экзамене или терпели неудачу в личной жизни.
Недавно с Гербертом Кемоклидзе, председателем Ярославского отделения Союза писателей России, мы вспоминали о своих студенческих годах – оба учились в университете, только он в Ленинградском и несколькими годами позже. Вдруг он запел тихонько: «Отелло – мавр венецианский один домишко навещал. Шекспир узнал про это дело и водевильчик написал...». Надо же, наша песня жила у других студентов! И чем-то снова согрела нас. Потом он вспомнил песню-расставание начала 60-х годов.
Подари на прощанье
билет на поезд,
Идущий куда-нибудь,
А мне всё равно,
куда и зачем,
Лишь бы отправиться
в путь.
Подари на прощанье
улыбку свою,
Вытри слезу с лица,
А мне всё равно,
что север, что юг,
Дороге нет конца.
Подари на прощанье
несколько слов,
Несколько тёплых фраз,
А мне всё равно,
каких и о чём,
Ведь это в последний раз.
Проходили десятилетия, менялись и песни. Помню, как в семидесятых все студенты пели: «Атлантов» Александра Городницкого: «Атланты держат небо на каменных руках». Пятикурсник рыбинец Александр из Самарского аэрокосмического института сначала растерялся от вопроса, потом радостно воскликнул: «Во французской стороне, на другой планете предстоит учиться мне в университете!» Это уже тухмановское. И давно живёт, только думается, смысл изменился. Раньше пели с лёгкой грустью предстоящего расставания, теперь – с лихим азартом исполняющейся мечты.
Но чаще всего сегодняшние и вчерашние студенты на вопрос о студенческих песнях отвечали полным неведением. Так, поют что-то из приевшихся шлягеров. Да и где петь-то, на тусовках, дискотеках те же шлягеры звучат, что во всех телевизионных музыкальных передачах. А студенческие песни? Молчание...
Гость | 19.09.2013 в 10:21 | ответить0
Привязалась песня: пошёл купаться Уверлей.Не надеясь найти забытое продолжение, набрал строчку в Инете и, о, радость, открыл эту историю.Спасибо, незнакомая Инна.Вы всколыхнули мою престарелую памяь.А пели мы Уверлея ещё в пионерлагере аж в....1952 году.Привет всем! Л.Журов.
Гость | 01.10.2013 в 22:11 | ответить0
нащла в интернете несколько вариантов этой песни, но ни в одном нет последнего куплета, который мы всегда пели в археологических экспедициях в 80-е годы. Наши преподавали уверяли нас. что «Уверлей» -американская народная песня и научили нас петьэту песню мощным хором и по паритям. Вот так:
Пошел купаться Уверлей, Уверлей,
Оставив дома Доротею,
с собою пару пузырей, с собою пару пузырей (1 партия)
с собою па=а-а-ару пузыре=е=е=ей (2 партия)
С собою пару-пару-пару пузырей-рей-рей (3 партия),
Берет он, плавать не умея (все вместе).
Но вот случился с ним злой рок, злой рок
Упал он в воду головою, головою,
Но голова тяжелее ног, Но голова тяжелее ног –
Но голова=а=а=а тяжелее но-о-о-о-г
Но голова-ва-ва тяжеле ног-ног,
Она осталась под водою…
Узнав об этом, Доротея, Доротея
Удостовериться хотела, захотела!
Но ноги милого узрев, Но ноги милого узрев
Но ноги ми-и-и-илого узре-е-е-ев
Но ноги ми-ми-милого узрев-рев-рев
Она тотчас окаменела.
Прошли года, и пруд заглох, пруд заглох,
позаростали все аллеи, все аллеи,
Но все торчит там пара ног, но все торчит там пара ног
Но все торчи-и-и-ит там пара но-о-о-о-ог
Но все торчит-чит-чит там пара ног-ног-ног.
Мораль сей песни такова, такова:
Не надо было Уверлею, Уверлею
Ходить купаться одному, ходить купаться одному
Ходить купа=а=а=аться одному-у-у-у-у
Ходить купа-па-паться одному-му-му-му
А брать с собою Доротею!!!