ШЛЯПА АЛЬТМАНА
Посетителям Дома муз обязательно покажут шляпу Альт-мана. Незамысловатый голов-ной убор здесь на почетном месте. А вот о самом знаком-стве Ариадна Леонидовна рассказала корреспонденту «Северного края» впервые.
В свое время Ариадна часто ездила в Дом творчества художников в Хосте. В то лето все складывалось особенно удачно. Ариадна оставалась отдыхать на второй срок и под настроение, в ожидании очередного заезда, взялась помогать одной рижанке декорировать холл.
Та была специалистом по драпировке, Ариадна, по ее словам, «исполнителем». Увлеченные своим занятием, они не сразу обратили внимание на новую пару с чемоданами и сумками, возникшую у стола регистрации. Ожидая, пока их оформят, мужчина и женщина устроились в креслах и от нечего делать принялись рассматривать молодых женщин, скачущих с пола на стремянку и обратно. А те искоса посматривали на них.
С оформлением что-то затягивалось, и в перерыве между очередными «взлетами» новая гостья, желая, видимо, скоротать время, дружелюбно улыбнулась Ариадне и спросила, откуда она. Та ответила, познакомились.
Ирине Валентиновне Щеголевой, вдове знаменитого пушкиниста Павла Елисеевича Щеголева, было тогда за 50. Ее новому супругу Натану Альтману – около 70. Ариадне Соколовой – 30 с небольшим. Несмотря на разницу в возрасте, они подружились и с тех пор несколько лет подряд встречались в Хосте.
– Мы с Альтманом ходили на рыбалку. Все вместе занимались разговорами, много гуляли. Ирина Валентиновна была феноменальная особа. Как-то забрели в заколоченный, заброшенный дом, и она в садике нашла лайковые перчатки. Представляете? В другой раз ей невероятно захотелось прокатиться на дрезине, она до того ее никогда не видела. Рассказывала, что мечтала стать журналисткой, но так и не стала. Все время подшучивала над Альтманом. Когда он приехал из Парижа и они поселились вместе, он очень долго не открывал свои чемоданы.
ЭТО ВЫ МНЕ ПИСАЛИ?
Всплывала ли в разговорах тема Ахматовой? Наверное. Но то ли Альтман по своему обыкновению отшутился, ведь Ахматова в то время была еще жива, то ли не хочется испытывать эффект испорченного телефона (Ахматова – это святое!). Так или иначе Ариадна предпочитает собственные воспоминания.
В первый раз она, тогда студентка Академии художеств, увидела Ахматову на концерте женщин-поэтов в Ленинградской филармонии вскоре после войны, но еще до пресловутого постановления ЦК 1946 года.
– В черном платье, на плечах белая шаль. Весь зал был наполнен ее царственным голосом. Создавалось впечатление величавости, необычайности – она была поразительна.
Через какое-то время я оказалась на концерте в филармонии уже после постановления. Боковые хоры там отделены друг от друга, и я вдруг увидела, что из одного отсека на меня смотрит Ахматова. Может быть, она задумалась о чем-то своем. Но взгляд был направлен на меня и буквально загипнотизировал. Тут уже стало не до концерта.
Дома я написала ей письмо, отправила. А некая Зойка со скульптурного отделения узнала об этом и начала уговаривать: пойдем да пойдем к Ахматовой в гости. Мол, я буду с ней беседовать, а Зойка – делать ее скульптурный портрет. Я, конечно, не согласилась: кто нас туда пропустит? Да и вообще, ворваться в квартиру ни с того ни с сего – какая глупость!
Но Зойка была пробивная, где хочешь пройдет, ей все нипочем. И там через дежурную как-то прошла и вот уже стоит перед дверью Ахматовой (она мне потом все в мельчайших подробностях рассказала).
Постучала. «Войдите». Зойка с порога: «Я из Академии художеств...»
Ахматова ее перебивает: «Милый мой, это вы мне пи-сали?»
«Нет, – признается Зойка, – моя подруга». Все-таки хватило совести, не соврала.
Анна Андреевна усаживает ее, расспрашивает об учебе, показывает какие-то фотографии. Но предложение позировать для скульптурного портрета решительно отвергает: «Меня так много писали и лепили...»
Сколько раз потом Ариадна перебирала в памяти Зойкин «отчет» по словечку, ругала себя за нерешительность, но тот вечер уже не вернешь.
С Ахматовой Ариадна так и не встретилась, но в силу того своего письма верит всю жизнь. Ей кажется, что и для Ахматовой оно не промелькнуло бесследно. Художник должен был услышать художника. И отозваться. Подтверждение тому Ариадна находит в нескольких ахматовских стихах. Хотя бы вот в этих: «Таинственной невстречи пустынно торжество...»
ВМЕСТО ЭПИЛОГА
Слушаю Ариадну и вспоминаю Альтмана с его нераспакованными чемоданами. Что ни говорите – метафора. Человек человеку открывается не сразу, иногда очень долго или не открывается совсем. Может быть, это было предчувствие, но Ирина Валентиновна так и осталась преданной интересам Павла Елисеевича Щеголева. По ее инициативе в конце 1980х годов вышла знаменитая книга Щеголева, не переиздававшаяся с 1928 года, «Дуэль и смерть Пушкина».
А Натан Альтман остался в истории вместе с Серебряным веком и населявшими его людьми. Хотя это тоже неплохая компания.