ПРИЗВАН В ПОЛЕВОЙ ГОСПИТАЛЬ
– Мне от него осталось нехитрое наследство, – рассказывает Ирина Константиновна, – бусы из пуль, извлечённых из ран, немецкий кожаный ранец, а в нём дневники, которые отец – военный хирург – вёл на фронте. Он просто записывал без прикрас будни полевого госпиталя день за днём. Сначала в общие тетради в клеточку, затем, когда они кончились, в записные книжки, отобранные у немцев.
С возрастом дочь оценила значение этого наследства. Расшифровала фронтовые записки, сделанные в трудных походных условиях. Получилась уникальная, честная книга о главной катастрофе ХХ века. Книга уникальная потому, что хирург, как никто другой, видит страшную бесчеловечную суть войны, её жестокую правду.
Недавно записи Константина Михайловича Болдина стараниями его дочери и на её средства напечатаны при содействии и под редакцией краеведа, членакорреспондента Петровской Академии наук и искусств Владимира Александровича Гречухина. Двухтомник называется «На войне» (записки фронтового хирурга)».
– Константин Михайлович родился в Казани в 1906 году. Его отец погиб в Первую мировую войну, мать – сестра милосердия военного госпиталя – умерла от тифа. Воспитывал юношу старший брат Александр – талантливый хирург, он и служил для отца примером в жизни, – рассказывает Ирина Константиновна.
Трагически сложилась судьба для большинства членов семьи Болдиных в годы репрессий. Дело в том, что жена Константина Михайловича – Галина Владимировна – была племянницей одного из руководителей советского государства Александра Рыкова и дружила с семьёй Николая Бухарина. В 30е годы всё окружение этих «оппозиционеров» было занесено в чёрные списки «врагов народа». Спасаясь от ареста, Константин с женой уехал в Нижний Новгород к брату Александру.
К тому времени К. М. Болдин имел уже два высших образования: сразу после гимназии окончил институт физической культуры и спорта и затем по примеру брата – первый Московский медицинский институт. В Горьком наращивал мощности крупнейший в России автозавод. При нём была замечательная больница. Там Константин познакомился со знаменитым хирургом Владимиром Власенко и работал под его руководством.
Военные дневники Болдина начинаются с 29 июня 1941 года, когда в Горьком началось формирование 132го полевого передвижного госпиталя, в который почти половина сотрудников была призвана из автозаводской хирургической больницы. Госпиталей в городе формировалось несколько, но этот выделялся высокой квалификацией специалистов, особенно врачейавтозаводцев. Константин Михайлович очень живо и метко, несколькими штрихами характеризует своих спутников. Поездгоспиталь идёт в обход Москвы, приближаясь к фронту. Навстречу движутся эшелоны с беженцами, ранеными.
ФРОНТОВАЯ МЯСОРУБКА
Автору записок не даёт покоя фраза вождя о том, что враг будет разгромлен «малой кровью и на чужой территории».
«Не знаем, какая кровь – малая или большая, но с чужой территорией чтото не получается пока», – замечает он, прибыв на станцию Рославль. Здесь 28 июля полевой госпиталь попадает под первый воздушный налёт, несёт большие потери.
Болдина назначают помощником начальника эшелона по противовоздушной и противохимической обороне. И он деятельно включается в эту работу. «Пишу инструкции, сконструировал станок для стрельбы из ручного пулемёта по воздушным целям с возможностью кругового обстрела, занимаюсь расстановкой постов. Начальник госпиталя назначил меня к тому же командиром головной разведывательной машины», – записывает хирург в тетради.
Передвижной госпиталь прибывает на западный фронт и размещается в городской больнице. Перед Болдиным ощутимо встают ужасы войны. «Работали с 19.00 17 июля до 11.00 18 июля. П. Я. Артемьев занимался на втором этаже ранениями груди, черепа и живота. Я внизу – обработкой ран и ампутациями. Раны просто ужасны, в основном это осколочные ранения, полученные на шоссе Кричев – Рославль во время бомбёжки. Развороченные края с торчащими обрывками мышц и обломками костей. Раны загрязнены, раненые ослаблены. Первый же раненый, резко обескровленный и ослабленный боец, с открытым переломом голени, гибнет на столе уже после законченной обработки и шинизации. Кровито ведь у нас нет!.. В маленькой операционной два стола. Работали я и Васильева. Около каждого из нас – сестра и два санитара. Халаты и сапоги залиты кровью. Тесно, душно от замаскированных окон, жарко от автомобильных фар, освещающих операционное поле. На полу возле столов – лужи крови, кровавые салфетки, кровавые повязки. В углу – отрезанные штанины, рукава гимнастёрок, поясные и брючные ремни, шины, клочки ваты, два запала от ручных гранат, выпавшие из чьейто гимнастёрки. Санитары не успевают производить уборку... В тёмных палатах стоны оперированных и ждущих очереди. Красноармеец Файфер так и не дождался операции – умер.
В палате, у койки раненого, сталкиваемся лицами с сестрой терапевтического отделения Соней Семёновой. Лицо её холодное, покрыто потом. Выходим с ней на воздух. Она бледна, осунулась за одну ночь. «Я чуть не упала час назад! – Отчего? Устали? – Нет. Очень тяжело!»
Даже наши здоровякисанитары осунулись, посерели, не смотрят на рану. Их мутит от запаха эфира, от вида парного человеческого мяса, от слишком большого количества крови...»
ОТСТУПЛЕНИЕ
Недолго пробыл госпиталь в Рославле. Вместе с отступающими войсками он перемещался из Брянской области в Тульскую, а потом – в Московскую область. Болдин описывает ситуации, как, спасая раненых, врачи на подводах, на случайных автомобилях под бомбёжкой и обстрелом выводят госпиталь из окружения. На их пути – сожжённые сёла, разрушенные города. Автор шаг за шагом прослеживает, как растерянные, ещё недавно мирные гражданские люди из числа его подчинённых и коллег становятся смелыми и даже находчивыми бойцами, учатся преодолевать страх и неимоверные лишения. Описывает он и бесчисленные трагедии войны, расстрелы без суда и следствия струсивших солдат, попавших под горячую руку распсиховавшемуся офицеруособисту. Пишет про глупые приказы, стоившие жизни сотням людей.
В чём отличие дневников врача и солдата от генеральских мемуаров и художественных произведений о войне? Не было над Болдиным ни военных, ни партийных редакторов. Дневники он вёл, не надеясь их опубликовать, чтобы запомнить самому и рассказать детям, сохранить для истории непридуманные факты.
ДНИ ПОБЕД И ПОРАЖЕНИЙ
Эпизоды героической обороны Москвы «суровой осенью» и зимой 1941 года не миновали дневника хирурга. «С 12 декабря стоим в Туле. Сколько событий произошло за последние дни! Нами освобождены Тихвин, Клин, Елец, Михайлов, Епифань, Венев, Алексин и ещё ряд городов на московском направлении. Ликвидирована опасность для Серпухова. Освобождены Ясная поляна, Косая гора – крепкий узел сопротивления немцев, последний пункт к югу от Тулы, где они ещё держались. Теперь они откатываются, сжигая деревни, грабя население, добивая не только наших, но и своих раненых, разрушая всё, что можно разрушить (доммузей Толстого сожжён), бросая танки, машины, орудия, пулемёты...
«Непобедимая» армия, укутанная в пуховые платки поверх пилоток, в женские кофточки под летними мундирами, обутая в холодные сапоги, спешно удирает. Неужели это перелом? Настроение у раненых боевое».
Болдина направляют командиром операционнохирургического взвода в один из медсанбатов. Он организован всего два месяца назад, и Константина Михайловича возмущают порядки в нём, небрежность в работе, грязь, отсутствие необходимого инструмента, шовного и перевязочного материалов. А особенно – безразличие командного состава к судьбе раненых. Изза неумелости, непрофессионализма врачей и сестёр многие из тех, кто мог бы выжить, умирают на операционном столе, а иные – изза грязи, вшей, плохого питания даже после удачно проведённой операции. Болдин воюет как может, но не в силах преодолеть чёрствость и бездеятельность комиссара медсанбата Худыша. «Осмотрел помещение перевязочной, которая является и стационаром для легко раненных (!!!). На полу до 50 человек – стонущих, с окровавленными повязками, грязных, небритых, утомлённых бойцов... Хирург Костин в грязном окровавленном халате сидит в полной прострации на койке. Глаза воспалены, веки красные. «Меняй меня, не могу больше! Вон «живот» лежит, хочешь, оперируй, а я не стану, всё равно помрёт!» При такой организации, когда и не пытаются бороться с шоком, когда не пытаются создать элементарные условия для работы, «всё равно все будут помирать», все эти лежащие на полу ещё живые люди сегоднязавтра будут мертвы, и никто за это не ответит».
С возмущением пишет Болдин о том, что комиссар ещё и приворовывает еду и вещи из посылок раненым, и он намерен обо всём доложить армейскому хирургу Крамерову.
С удовлетворением Болдин записывает «полученные результаты». «Числа 26 января вновь прибыл армейский хирург Крамеров, осведомлённый мной о том, что все его указания игнорируются комиссаром. Устроил разгром комбату и комиссару, пообещал обоих отдать под суд. 26 января в течение одного дня произвели полную перестройку работы, то есть создали типовой медсанбат. Сразу получился порядок, системность и взаимодействие в работе. Мне удалось наладить перевязочную и операционную в одном месте».
В КОТЛЕ
Медсанбат вместе со своей дивизией был задействован в знаменитой Юхновской операции, цель которой – перерезать Варшавское шоссе и захватить в мешок крупные немецкие соединения. Вместо этого один из немецких батальонов вырывается из кольца и отрезает медсанбат от дивизии.
«Несколько ночей подряд предпринимались попытки прорваться. Люди гибли под автоматным и пулемётным огнём и всё же на следующую ночь опять шли, и шли без успеха. В ночь на 15 февраля – последняя атака. Бросили пушки, сняв у них замки, бросили обоз, бросили танки, оставшиеся без горючего. Люди плакали, оставляя в лесу своих товарищей, не могущих двигаться вследствие ранения. Обнялись с ними, простились и пошли, пошли в последний раз. Впереди шли автоматчики, за ними остальная пехота, сапёры, артиллеристы и раненые, которые ещё могли коекак двигаться. Последними снарядами ударили артиллеристы, чтобы дать возможность выйти своим товарищам, хотя бы ценой их собственной гибели. Крикнули «Ура!» отчаявшиеся люди и пошли навстречу огню. Не выдержали немцы, бежали перед мужеством отчаянных, измотанных, голодных, обмороженных и раненых людей, которым было всё равно, где погибать... Прорвались!»
Сам Болдин, несмотря на крепкое телосложение и спортивную закалку, в результате переохлаждения, тяжёлых переходов, голода, четырёх месяцев отступления, бомбёжек и прорывов из окружений, работы сутками за хирургическим столом заболевает. У него тяжёлая форма прогрессирующей мышечной атрофии. В прифронтовом госпитале нет надежды на излечение. Коллеги предсказывают Константину полную неподвижность, инвалидность.
Для мужчины в возрасте 36 лет это трагедия, хуже тяжёлого ранения, хуже смерти. У Болдина уже не сгибаются руки, не двигаются мышцы лица, губы. В одну из минут отчаяния он пытается застрелиться. Буквально выбивает из его рук пистолет хирург – напарник Тамара. Но всё же после долгих мытарств по госпиталям Константин Михайлович возвращается в строй.
ВПЕРЁД НА ВРАГА
Трудным был для военврачей путь на Запад. С горечью описывает хирург поражение под Харьковом, неимоверные трудности временных отступлений с обозами раненых, вязнущими в расхлябанных колеях, бомбёжки, прорывы немецких автоматчиков. И снова – наступление. Форсирование Дона и Днепра. А перед глазами хирурга не столько героические атаки, сколько сотни раненых после этих атак на операционном столе.
Теперь среди них всё чаще не только свои, русские солдаты, но и немцы, мадьяры, финны. Колесо войны теперь перемалывает противника. А любой раненый – уже для хирурга пациент, а не враг.
Война для Константина Болдина завершилась 28 февраля 1944 г. в селе Смоленка Тарнопольской области. Ещё не вполне оправившись от прежней хвори, он свалился с простудой. Затем началось осложнение – миокардит. На лечение Болдина отправили в саратовский госпиталь. Из Саратова Константина Михайловича переводят на лечение в Горький, а после выздоровления его направили для работы в военный госпиталь Ярославля.
Так началась его жизнь в нашем городе, где талантливый хирург за 20 послевоенных лет сумел создать свою школу, возглавить лучшее хирургическое отделение и оставить о себе добрую память.
Андрей СОЛЕНИКОВ