Накануне, на шестой день после Бородинского сражения, когда до стен Москвы оставалось всего четыре километра, Кутузов, сидя на походной скамеечке на Поклонной горе, совещался со своими генералами – дать бой или оставить столицу. Через несколько часов главнокомандующий отъехал в деревню Фили. Состоявшийся там военный совет закончился приказом Кутузова – отступать. Приказ сопровождался словами: «С потерей Москвы не потеряна Россия».
В ночь с 1 на 2 сентября русская армия начала отход.
На следующий день, утром 2 сентября, когда в Ярославле молодая пара заканчивала последние приготовления к венцу в абсолютной уверенности, что весь мир полон любви и счастья, по улицам Москвы уже тянулся нескончаемый поток колясок, бричек, телег. «Для русских людей не было вопроса, хорошо или дурно будет под управлением французов в Москве. Под управлением французов нельзя было быть. Это было хуже всего», – писал потом Лев Толстой.
К концу дня 2 сентября основная часть войск и жители покинули столицу.
О том, что происходило в это время в Ярославле, мы узнаём из собственноручных записок Илариона Петровича, бережно сохранённых его потомками и дошедших до наших дней. «2-го числа сентября 1812, в страшный день для России... когда все ужасы войны были в глазах, совершился брак мой», – удивляется самому себе Иларион Петрович.
Впрочем, ему всего 21 год, любезной его Ульяне Ивановне, скорее всего, и того меньше. Объединяющее их чувство готово смести все преграды. Тем не менее тот сентябрьский день запомнился не только их личными переживаниями. «Это был понедельник... день прихода почты из Москвы». Её ждали «от утра до вечера и по заключениям из того о неблагополучии Москвы дивились решимости вступить в брак в такое бурное время». Ещё бы не дивиться! Легко вообразить сетования родных, причитания, слёзы.
И одновременно с этим другое, на что, видимо, опирались доводы молодожёна: «Для меня ж оно (время. – Т. Е.), по всеобщему духу мужества и презрения к силе французов, вовсе не представлялось тем, как случилось и что было».
Вокруг царил дух мужества и презрения к врагу. Всеобщий, свидетельствует он. Да, может быть, молодой муж ещё не представлял в тот момент в полной мере, что произошло и тем более, как такое могло случиться. Для нас важно другое – его живое свидетельство об этом и последующих днях. «Последующие дни были горькие, дни всеобщего волнения, – пишет он. – Ярославль представлял страшное зрелище из многочисленности обозов, тянувшихся к нему и через него далее по тракту Архангельскому. Сокровища патриаршей ризницы и соборов Кремля, ризница Смоленского архиерея, образ Смоленской Божией Матери, преосвященнейший Ириней остановились здесь со всею свитою».
Дальнейшая жизнь Илариона Петровича, который стал священником той же церкви Воскресения Христова (она стояла на углу нынешней площади Челюскинцев и Революционной улицы, не сохранилась) и прослужил в ней до конца своих дней, была отмечена обычными для его сана заботами. В знак особого уважения к нему здесь же, под этой церковью, протоиерей Тихомиров и был похоронен – скончавшийся «на 67-м году многополезной жизни».
У Илариона Петровича было двенадцать детей. В сохранившемся месяцеслове, своеобразном дневнике, где по обычаю того времени фиксировались важнейшие события из жизни семьи – свадьбы, похороны, рождения детей, покупки, необычные случаи и т. п. – и откуда мы взяли приведённые выше строки, можно найти более или менее подробные сведения о четырёх детях: Александре (1820 – 1871), Елизавете (род. 1826), Николае (1826 – 1848), Надежде (род. 1830).
Остановимся на старшем, поскольку месяцеслов попал к нам от его потомков. Александр Иларионович Тихомиров был военный, участвовал в русско-турецкой войне. У него было пять сыновей и одна дочь, о чём есть записи в месяцеслове. Все они родились в середине не такого уж далёкого XIX века и дожили до 1930 – 1940-х годов, почти все в Ярославле.
Судьбы – самые разные.
Николай Александрович – юрист, был связан с революционным движением. В домах Тихомировых на бывшей Соборной площади (сейчас площадь Челюскинцев, 5 и 5а) собирались участники этого движения, хранилось оружие революционеров. Н. А. был парламентёром от стачечников, за что был пожизненно лишён губернатором права заниматься юридической практикой.
Пётр Александрович – инженер по землеустройству, строил Северную железную дорогу.
Павел Александрович – военный, служил на Кавказе.
Екатерина Александровна – видимо, домашняя хозяйка.
Александр Александрович – надворный советник, работал в казначействе, от него в руки ярославских исследователей и поступили месяцеслов Тихомировых, большая часть картин, портретов и других предметов из их семьи. В том числе портрет Илариона Петровича Тихомирова с супругой (на снимке).
И наконец, Иларион Александрович (1861 – 1933), с которого мы начали наш рассказ, – замечательный ярославский историк и архивист. Он же одновременно археолог, этнограф, музейщик, реставратор. Во многом благодаря его подвижнической деятельности в предреволюционные, революционные и послереволюционные годы Ярославлю удалось сохранить свои бесценные памятники.
Его называют «краеведческим энциклопедистом». Специалисты считают, что именно благодаря труду и терпению Илариона Александровича Тихомирова мы имеем сегодня богатейший областной архив и Ярославский музей-заповедник – оба этих учреждения ведут отсчёт от «древлехранилища» учёной архивной комиссии, где тот работал почти с начала её возникновения. Везде и всегда работал самозабвенно, в голодные 1920-е – 1930-е годы практически бесплатно, на грани истощения.
История родной земли всегда была для Илариона Александровича чем-то большим, чем просто наукой. Он воспринимал её как нечто очень личное. Кто знает, может быть, это пошло от рассказов деда о 1812 годе, которые из уст в уста передавали в доме и которые Иларион Тихомиров-младший наверняка слышал с детства. Известно ведь, что детские впечатления иногда определяют всю дальнейшую жизнь.
P.S. С текстом месяцеслова Тихомировых редакцию познакомила искусствовед Татьяна Львовна Васильева, за что редакция ей искренне благодарна.