«Здесь окрепло великорусское племя»

В ответ из администрации Президента РФ мне написали: «В связи с тем, что поднимаемые в письме проблемы требуют изучения, проработки, обобщения, и на этой основе подготовки соответствующих предложений оно направлено в Министерство культуры Российской Федерации». Оттуда сообщили, что, согласно заключению Академии наук, Ростов входит в число мест проведения праздника. Но вопрос стоит гораздо серьёзней – речь идёт о восстановлении исторической справедливости, что, предполагаю, правильно поняли в администрации президента и, к сожалению, недопоняли в Министерстве культуры.

Без преувеличения можно сказать, что значительно урезанная роль Ростова Великого в русской истории – прямое следствие проявления в действии так называемой норманн­ской теории происхождения государственности России. В официальных источниках об этой теории сказано следующее: «Норманнская теория (норманизм) – направление в историографии, развивающее концепцию того, что народ-племя русь происходит из Скандинавии периода экспансии викингов, которых в Западной Европе называли норманнами. Сторонники норманизма относят норманнов (варягов скандинавского происхождения) к основателям первых государств восточных славян – Новгородской, а затем Киевской Руси».

Называются инициаторы создания норманнской теории: шведский король Юхан Третий (в переписке с Иваном Грозным), дипломат Пётр Петрей де Ерлезунда, королевский историограф Юхан Видекинд, историк Олаф Далин (в книге «История шведского государства»). В России проповедниками норманнской теории стали работавшие в Российской академии наук немецкие историки Готлиб Зигфрид Байер, Герард Фридрих Миллер, Штрубе-де-Пермонт, Август Людвиг Шлёцер.

Против этой теории выступал М. В. Ломоносов, утверждавший, что «Рюрик был родом из полабских славян, которые имели династические связи с князьями ильменских славян». По мнению В. Н. Татищева, «варяг Рюрик происходил от норманнского князя, правящего в Финляндии, и дочери славянского старейшины Гостомысла». Норманнскую теорию разделял Н. М. Карамзин. Советский историк Б. А. Рыбаков «отожествлял руссов и славян, помещая первое древнерусское государство, предшественника Киевской Руси, в лесостепь Среднего Поднепрожья». Позднее появилось такое понятие, как Русский каганат, сторонники которого, «не отрицая влияния норманнов на севере, выводят этноним Русь из иранских корней».

Таким образом, ни сторонники норманнской теории, ни авторы последующих теорий не связывали образование русского государства с центром современной России – или на севере, или на юге, но никак не в районе древнейших русских городов Ростова, Суздаля, Владимира, Костромы, Твери. Влияние норманнской теории оказалось настолько сильным, что ей не смогли противостоять даже её противники. А между тем ещё в девятнадцатом веке были высказаны оценки, которые напрямую вели к пониманию истинной истории происхождения русской государственно­сти.

Писатель и журналист К. К. Случевский (1837 – 1904) писал: «Значение Ростова в истории нашего северо-востока очень велико, здесь развилось и окрепло великорусское племя, это центр Суздальской земли, которая предшествовала Москве в понимании объединения и собирания разрозненных сил наших в одно великое целое». Художник Борис Кустодиев называл Ростовский край «Иль-де-Франсом» России. Иль-де-Франс – маленькая область в течении Сены, давшая название Франции. Историк и краевед Пётр Критский в начале прошлого века отмечал: «Когда явился в Новгород первый князь Рюрик, то Ростов уже был известен как город славянский. С этого времени Ростов является центром, откуда начал устанавливаться княжеский порядок в славянских поселениях… Отсюда начала распространяться и христиан­ская вера по северу России». «Едва ли какой-нибудь город России сохранил более Ростова признаков древности», – утверждал Константин Ушин­ский. В наши дни доктор исторических наук А. М. Пономарёв пишет: «Ростовская земля... Ей принадлежит особая роль в истории нашей Родины. Здесь начиналась Россия. Ростов стал первой столицей Владимиро-Суздальского княжества, которое первоначально называлось Ростовской землёй».

Обратимся непосредственно к летописной записи за 862 год, в которой сообщается о «призвании варягов» и впервые упоминается Ростов, что само по себе представляется знаменательным: «В лето 6370. Изгнали варяг за море, и не дали им дани, и начали сами собой владеть. И не было среди них правды, и встал род на род, и была среди них усобица, и стали воевать сами с собой. И сказали себе: «Поищем себе князя, который бы владел нами и судил по праву». И пошли за море к варягам, к руси. Те варяги назывались русью подобно тому, как другие называются шведы, а иные норманны и англы, а ещё иные готландцы – вот так и эти прозывались. Сказали руси чудь, славяне, кривичи и весь: «Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет. Приходите княжить и владеть нами».

Именно из этой записи проросла норманнская теория происхождения Руси, по сути унижающая достоинство руcского народа. Но вчитаемся в неё внимательно. Ведь получается несуразица: изгнали новгородцы варягов за море, не дали им дани – и тут же обращаются к ним с просьбой владеть ими! Где логика? В этом отношении весьма показательна обнаруженная в черновиках фраза автора «Истории российской с древнейших времён» В. Н. Татищева: «О князьях русских старобытных Нестор монах не добре сведом был».

Несколько лет назад впервые в России вышло в свет историческое исследование «Сакральное Руси» Юрия Миролюбова – русского историка-эмигранта, умершего в 1970 году. В своей работе Миролюбов приводит наблюдение другого эмигранта – генерала Куренкова, нашедшего в одной английской хронике такую фразу: «Земля наша велика и обильна, а наряда в ней нет... И пошли они за море к чужеземцам». То есть почти дословное совпадение с фразой из «Повести временных лет»! Ю. П. Миролюбов высказал убедительное предположение, что эта фраза попала в нашу летопись во время княжения Владимира Мономаха, женатого на дочери последнего англо-саксонского короля Гаральда, армия которого была разбита Вильгельмом Завоевателем. Этой фразой из английской хроники, через жену, попавшую к нему в руки, как считал Миролюбов, и воспользовался Владимир Мономах, чтобы обосновать свои притязания на великокняжеский престол. Придворный летописец Сильвестр, соответственно, «поправил» русскую летопись, заложив в историю норманнской теории первый камень. С той самой поры всё в русской истории, что противоречило призванию иноземных варягов, уничтожалось, преследовалось, объявлялось антинаучным.

Ведущая роль в образовании русского государства принадлежала отнюдь не Новгороду на Волхове, а центральному региону России. Если опять, как 150 лет назад, сделать центром празднования россий­ской государственности Новгород на Волхове, мы по сути оживим норманнскую теорию, согласно которой из истории образования России практически выпадает роль таких городов, как Ростов Великий, Суздаль, Владимир, где действительно «развилось и окрепло великорусское племя».

На сайте «Русь-Ростов-Россия» упомянут источник, который заслуживает особого внимания. В 1877 году в Ярославле вышла книга краеведа, коллекционера и журналиста В. И. Лествицына «О волжском городе Руси». В 1998 году с незначительным сокращением книга была переиздана в прописанном в Ростове Великом литературно-историческом журнале «Русь» (№ 3 – 98). Проанализировав сообщения греческого географа и историка Страбона (64 – 23 гг. до н. э.), русских летописцев и арабских авторов, В. И. Лествицын сделал следующий вывод:

«Новгород, не составляя независимого владения, издавна входил так или иначе, со всеми своими децентрализованными колониями и в том числе с бассейном Вятки, в состав Руси: почему у него пред Рюриком не оказалось династии собственных князей... Народ Русь и государство Русь имели столицей город Русь, находившийся, по показанию современных арабских путешественников, на берегу Волги, между Булгаром и Новгородчиной. Теперь обозрим подробности положения этой столицы. Она находилась там, где всего уместнее, по-видимому, ей следовало быть: по примеру Китая на севере государства, т. е. вдали от южных границ, где волновались воинственные государства, – на берегу Волги, представляющей систему рек и речек, дающих доступ во все углы Русского материка, – на правом берегу её, где столица обезопасена миллионами своих вернейших подданных, которых предки участвовали в строении государства и потомки считали за долг и честь охранять дело своих предков, – и, наконец, при впадении побочной реки, которая открывала бы путь в окружающую местность. И вот от устья Оки до тверской границы только и есть одна порядочной величины река, открывающая путь внутрь страны на несколько сот вёрст... Это тот город, который Ярослав I отнял у своих неприятелей, что доселе называется основанием города Ярославля».

За сто с лишним лет до выхода наделавшей немало шума книги Г. В. Носовского и А. Т. Фоменко «Новая хронология Руси» В. И. Лествицын высказал мысль, которая долгие годы считалась крамольной. Приведём ещё одну цитату из его книги: «Рассказ летописи о призвании князей должен быть признан легендой и на самом деле обозначает лишь переход посредственного подчинения этого края (Новгородского. – Авт.) русскому князю в непосредственное».

Так В. И. Лествицын следом за М. В. Ломоносовым и В. Н. Татищевым нанёс ещё один удар по мифу о достоверности «Повести временных лет» и норманнской теории о призвании зарубежных варягов. Здесь же он дал объяснение, кто такие варяги: «В вер­стах 20-ти от этого города (Ярославля. – Авт.) к западу, по дороге к Новгороду, как бы в соответствие легенде призвания князей, находится громадное Варегово болото, испущающее 2 речки к Рыбинску и Борисоглебску. Очень может быть, что за тысячу лет назад болото это было ещё больше и в простонародном рассказе отсюда за тысячу вёрст могло быть названо морем».

И опять не откажешь автору в логике. Однако возникает вопрос: всё ли сходится в версии В. И. Лествицына, поддер­жанной в наши дни (без упоминания его имени) Г. В. Носов­ским и А. Т. Фоменко, о Ярославле – как древнейшей столице русского государства? Ведь если Ярославль действительно назывался в древности Новгородом – Новым городом, то естественно предположить, что где-то рядом находился старый, ещё более древний город. Что это за город? Это – Ростов, получивший своё название по имени основавшего его племени росов-русов. То, что пишет В. И. Лествицын о городе под названием «Русь», лишь с небольшими уточнениями применимо именно к Ростову, поскольку поселение на берегу Волги – этой удобной магистрали, пересекающей европейскую территорию древней Руси с севера на юг, было весьма уязвимо для обороны от многочисленных врагов. И другое дело Ростов – чтобы добраться до него, надо было миновать реки Которосль, Вёксу, озеро Неро. И только со временем, когда славяне из племени росов окрепли, они создали крепость на месте современного Ярославля. Как назвать новый город? Конечно, Новгород, ведь уже существовал старый город – Ростов. А Новгород на Волхове оказался очень удобным для подкрепления норманнской теории происхождения русской государ­ст­венности.

Так формально лишились древней истории первая столица племени росов Ростов и Ярославль-Новгород на Волге – куда столица переместилась позднее. Именно такой расклад событий подтверждают и некоторые археологические находки, и обнаруженные на Ростовской земле краеведом А. Я. Артыновым так называемые новгородские предания, в которых о Ростове и Новгороде говорится так, словно это города, расположенные по соседству. Обвинявшие его в подделке этих преданий безоговорочно верили в норманнскую теорию происхождения Руси, в которой не было места Ростову на озере Неро и Ярославлю на Волге – вот откуда весь пафос их обвинений. Но если признать, что норманнская теория ошибочна, то всё встаёт на свои места: и Ростов – как первая столица славян-росов, и Новгород-Ярославль, и варяги с берегов Варегова моря-озера, и ростовские предания, в мифическом преломлении освещающие древнейший период русской истории. Находит подтверждение версия, что название впадающей в Волгу реки Которосль можно перевести как жилище росов. Так же заслуживает внимания, что в названии Ярославля, как и в названии Ростова, присутствует один и тот же корень рос. На старинной западноевропей­ской карте Ростов обозначен так же крупно, как Москва, а написанное рядом название NOVOGARDIA явно относится к целому региону центральной Руси с городами Ростов, Владимир, Суздаль, Кострома, Тверь, Ярославль, который в целом и назывался Господином Великим Новгородом.

О том, что значение в начальной русской истории Новгорода на Волхове и Киева завышено, свидетельствует тот факт, что у этих городов не было собственных общерусских героев, таких как Илья Муромец – из Мурома, Алёша Попович – из Ростова, Добрыня Никитич – тоже из центральной Руси. А значит, и Новгород, и Киев появились на исторической арене на более позднем этапе русской истории. Возможно, мне возразят, что речь идёт всего лишь о былинных героях. Но в былинах, как давно признано, нашла отражение долетописная история Руси. Именно в таком свете надо рассматривать и найденные А. Я. Артыновым новгородские предания, которые точнее назвать ростовскими преданиями.

Ещё одно весомое свидетельство особой роли Ростова Великого в русской истории – его огромный вклад в древнерусскую литературу. Здесь были созданы одни из первых житий Леонтия, Авраамия, Исайи, здесь писались летописи, трудились первая и единственная женщина-летописец Марья Черниговская и первый известный нам русский профессиональный писатель Епифаний Премудрый. Здесь родились известные древнерусские произведения: «Повесть о Шемякином суде», «Повесть о Ерше Ершовиче», «Повесть о Петре-ордынце», «Послание на Угру» ростовского архиепископа Вассиана Рыло. Вряд ли можно отнести к случайным факторам особый литературный потенциал древнего Ростова – за этим явно угадываются глубинные исторические и творческие традиции.

К свидетельству существования древнейших корней ростовской истории следует отнести и книжные сокровища Ростова Великого. В частности, такое уникальное явление русской культуры, как библиотека Григорьевского затвора, в котором учился писатель Епифаний Премудрый – автор жития родившегося на Ростов­ской земле Сергия Радонеж­ского. Из написанного Епифанием жития просветителя Стефана Пермского, также учившегося в Григорьевском затворе, известно, что в библиотеке имелись не только русские рукописи, но и «латинские книги», произведения греческих и римских историков и философов. Не случайно именно сюда, к книжным сокровищам Ростова Великого, для продолжения литературной и исторической деятельности целеустремлённо и настойчиво стремился попасть с Украины митрополит и просветитель Дмитрий Ростовский.

Ростовские краеведы А. Я. Артынов и А. А. Титов оставили свидетельства, какие огромные книжные богатства хранились в Ростов­ском митрополичьем дворе к моменту его переезда в Ярославль. Книжными собраниями обладали образованные ростовские купцы, у которых нашлись такие редкости, как мусин-пушкинский сборник с огромным количеством ростов­ских преданий и подворный список ростовских князей. На этом фоне уже не таким фантастическим кажется высказанное мною в книге «Уединённый памятник» (Москва, 1988) предположение, что граф А. И. Мусин-Пушкин мог найти древний список «Слова о полку Игореве» не в Ярославле, а в Ростове. О высоком уровне книжной культуры Ростова свидетель­ствует и тот факт, что ростов­ские женщины занимались «шитьём книг в переплёт». Других таких примеров больше неизвестно, что говорит о беспримерном масштабе книжной деятельности в Ростове.

Убедительные доказательства древности и уникальности начальной русской истории дают и другие города Центральной России. Один из таких последних примеров – находка в Новгороде так называемого новгородского кодекса – древнейшей деревянной книги Руси с религиозными текстами, принадлежащей священнику из Суздаля. Именно отсюда, из Ростово-Суздальской Руси, распространялось христиан­ство в такие отдалённые районы русского государства, как Новгород на Волхове. В качестве доказательств первичности в истории русской государ­ственности городов Центральной России можно рассматривать их уникальные памятники архитектуры, многие из которых погибли, а также русскую иконопись, которая тоже дошла до нас с невосполнимыми потерями.

Невольно задаёшься вопросом: почему так живуча норманнская теория происхождения российской государственности, в которой роль центрального региона оказалась вторичной, второстепенной? Норманнская теория прекрасно устраивала русских самодержцев – им льстило, что через князя Рюрика их происхождение напрямую связано с европейскими правящими династиями, чем и объясняется создание памятника 1000-летию России именно в Новгороде. Эта теория пришлась по душе и так называемому образованному русскому обществу, которое видело в Европе пример для подражания во всём, даже в сочинении соб­ственной истории. Наконец, в русской исторической науке в тот период, когда писалась официальная версия истории русского государства, главенствовали иноземцы, стремившиеся вогнать русскую историю в европейское ложе. Именно эти три силы способствовали тому, что норманнская теория была навязана и внедрена в сознание рус­ского народа. Голоса настоящих русских учёных, таких как Ломоносов и Татищев, пытавшихся восстановить историческую справедливость, или замалчивались, или высмеивались, а страницы, противоречившие норманнской теории, безжалостно вырывались из русской истории или признавались малозначительными, несущественными.

И сегодня эта теория продолжает здравствовать в русской исторической науке, поскольку её отрицание приведёт к коренному пересмотру колоссального количества ложных положений и выводов, защищённых в диссертациях, изложенных в солидных научных трудах и учебниках. Наконец, в защиту истории образования русского государства вокруг Новгорода на Волхове активно выступают учёные, рассматривающие покушение на норманнскую теорию как угрозу достоинству и славе Великого Новгорода.

Что касается мифического призвания на Русь скандинав­ского варяга Рюрика, то у меня своя версия, как это «иноземное» имя появилось в «Повести временных лет»: Рюрик – всего лишь несколько изменённое летописцем древнее имя Гюрги, от которого произошли русские имена Юрий, Георгий, Егор, Егорий. И никаких скандинавов. Тем более что брата «Рюрика» звали чисто по-русски – Синеус. Если написать одно под другим имена Гюрги и Рюрик, то легко понять, как из первого имени при многочисленных переписках летописей получилось второе – то же количество букв и повторяющееся в обоих именах сочетание юр. Так русский князь Гюрги стал скандинавским варягом Рюриком, что и положило начало возникновению норманн­ской теории происхождения Руси, в соответствии с которой такие древнейшие русские города, как Ростов Великий, Суздаль, Владимир, были практически вычеркнуты из нашей начальной истории.

Именно от реального рус­ского князя Гюрги, а не от мифического Рюрика из скандинавских варягов вели своё происхождение ростовские князья, родословную которых, используя найденные А. Я. Артыновым древние источники, в книге «Ростовский уезд Ярославской губернии» (Москва, 1885 г.) составил другой ростовский краевед А. А. Титов. Не случайно имя Гюрги было распространено в княжеских династиях Руси – так, в частности, звали основателя Москвы Юрия Долгорукого и его внука – погибшего в Ситской битве владимирского князя Юрия Всеволодовича.

Состоявшаяся в прошлом году во Владимире (!) встреча Президента Д. А. Медведева с отечественными историками, посвящённая подготовке к юбилею государственности России, даёт надежду, что количество свидетельств в пользу ведущей роли в становлении русской государственности центра России наконец-то перейдёт в качество, которое уже невозможно будет игнорировать.

Приведённые выше оценки Ростова Великого свидетельствуют, что его история – это не только история города, это история самой России, именно здесь «развилось и окрепло великорусское племя», что, впрочем, справедливо и для других древних городов центра России.

В чём не откажешь сторонникам норманнской теории, так это в твёрдости и настойчивости, с которой они вбивали и вбивают эту теорию в наши умы. Между тем противостоять этому организованному натиску – значит восстановить истинную историю создания российской государственности. А это касается уже не только прошлого России, но и её будущего.