По последним газетным известиям, ярославский губернатор Рогович оставляет свой пост.
* * *
Ярославль. 23 октября в присутствии судебных властей производились обыски в квартирах, находящихся в Даниловском и Кучерском переулках, а также на Пошехонской и Борисоглебской улицах. Найдено очень много вещей, разграбленных при разгроме еврейских квартир. В доме Николаева в квартире Витьки были разысканы одежды, похищенные при разгроме молельни. Витька был одним из главарей черной сотни.
* * *
Редкий случай. 28 октября днем проходящие по Рождественской улице близ конторы Мыльникова были свидетелями столкновения между городовым и каким-то плохо одетым крестьянином.
Городовой, бляха № 19, самым бесцеремонным образом тащил его за шиворот в участок. Тот упирался. Когда городовой стал действовать слишком «энергично», мужичонка и сам сделал на него нападение и в борьбе сломал ему шапку, а потом закричал «Караул!».
Собралась толпа. Раздались угрожающие возгласы по адресу городового. Тогда мужичонка изловчился и два раза ударил городового по лицу и стал удирать. Разъяренный блюститель порядка рванулся за ним, но толпа не дала ему догнать его противника и избить. Крайне редкий случай: городовой, не избивший обывателя, поднявшего на него руку.
* * *
Письмо в редакцию. Милостивый государь, господин редактор! Не откажите дать место в вашей уважаемой газете следующему.
На днях нам случайно пришлось быть в грязовецких полицейских казармах. Картина, открывшаяся нам при этом, по своему нечеловеческому ужасу и безобразию превосходит всякие описания.
Представьте себе ряд наглухо затворенных стойл с узким поперечным (как в хлеве) просветом вместо окна. Почти все стойло занято до отвращения грязными деревянными нарами. Кроме этих нар, в камерах нет ничего. Нет даже обычной параши. Неудивительно поэтому, что пол покрыт слоем нечистот и человеческих экскрементов. Вечером и ночью в камерах царит полная темнота: ламп и фонарей не полагается, нет и обычного просвета в дверях для освещения из коридора.
И вот в этих-то смрадных, темных хлевах на грязных, покрытых рвотными извержениями досках лежат люди, часто в бесчувственном состоянии, иногда совершенно больные, например, побитые в уличных драках.
Даже для больных не полагается никаких облегчений и улучшений хотя бы в виде пучка соломы на грязных, жестких нарах. Бывший с нами в камерах врач просил дать какую-либо подстилку для сильно избитого человека, но получил от полицейского чиновника ответ, что на это у него нет средств за отсутствием соответствующих ассигнований. Такой же ответ дан был и относительно отсутствующей параши. Не полагается, по-видимому, особых ассигнований и на освещение, хотя последнее более чем сомнительно.
Примите, милостивый государь, уверение в совершенном почтении.
Помощник присяжного поверенного А. Виноградов.
Помощник присяжного поверенного Я. Кузнецов.
* * *
Тюремщики. Невеселая обязанность сторожить оторванных от жизни людей для тюремных надзирателей становится еще более тяжелой вследствие большого количества рабочих часов. Как в Романовской тюрьме, так и в исправительных арестантских ротах тюремщики почти не имеют свободного времени. Есть такие посты, когда приходится быть на часах почти 20 часов подряд, меньше 12 часов рабочих в сутки нет. Жалованья они получают от 15 до 35 рублей, причем чтобы получить 35 рублей, нужно прослужить 20 лет, – прибавка через каждые 5 лет по 5 рублей. 35 рублей – высший оклад.
При всякой возможности найти какую-либо другую работу надзиратели бросают свою тюремную службу. Чтобы привязать их к тюрьме, существует залог в 15 рублей, который удерживается из жалованья в первые пять месяцев. Не прослужившие года залог обратно не получают.
* * *
Из подслушанных разговоров. Неделю тому назад ехало по улице пять подвод из арестантских рот (на Угличской улице). На каждой подводе сидит арестант, и, кроме того, всю партию сопровождает надзиратель. Случайно на улице партия остановилась, и какой-то прохожий начал разговор с арестантами и надзирателем.
– Кому дрова?
– Соколову (делопроизводитель тюрьмы).
– Сколько саженей?
– Пять. А еще 15 будем возить Стратилатову (секретарь тюрьмы).
– И хорошо заработаете?
– Ни копейки не платят, то есть иной раз дают на чай, но каких-нибудь 40 – 70 копеек.
– И часто они так делают?
– Завсегда, дуй их горой. И все, что нужно, даром и даром. Починить что кому из начальства надо – даром, перевезти что – бесплатно. Даже капусту с арестантского огорода и то бесплатно к начальству по домам развозят.
* * *
Номера газеты предоставлены ГАЯО.
Руслан СМИРНОВ, кандидат исторических наук