Рестораны громадному большинству этих тружеников не по карману, поэтому они приносят провизию из дома и, набегавшись, усаживаются где-нибудь на ступеньках дворца, на Сенской набережной, на скамейках и подкрепляются чем Бог послал среди веселья, шуток, смеха и только поздно вечером возвращаются домой, усталые и довольные.
Мы прошли в правое крыло павильона Марсова поля и начали его осмотр с отдела типографии и литографии, полюбовались хорошими гравюрами, фототипиями. Потом пошли фотографические аппараты, физические приборы, велосипеды, экипажи, автомобили. Последние особенно останавливают внимание публики, и не без основания: этим кареткам предстоит широкое будущее.
Уже теперь на последних гонках в Тарасконе автомобили поразили всех достигнутыми результатами. Так, один из них по шоссе сделал в час 102 километра. Теперь этот спорт – автомобилизм – в большой моде, и увлекающиеся им то и дело давят публику. Но увлечение пройдёт, а автомобиль вступит на полезную службу людям.
То и дело слышишь о подвигах спортсменов. Так, недавно в Париже в один день было присуждено к однодневному заключению в тюрьме за безобразно быструю езду шестьдесят автомобилистов. Недавно же один господин, не справившись со своей машиной, через окно въехал в лавку мясника, а другой задавил несколько велосипедистов.
Потом мы проходим по инженерному отделу. Там мосты, вокзалы, паровозы, далее химический, кожевенный, механический. Тут останавливают внимание гигантские машины германских фабрик, пущенные в ход.
Потом идёт громадный отдел земледелия. Заглянули мы было в русскую его часть, но, чуть не сломав головы среди нагромождённых ящиков, – русская секция совсем не готова – мы благополучно ретировались и вошли в гигантский «Зал празднеств», весь украшенный роскошными цветами и панно.
В одном из углов его шло за занавеской международное состязание на шпагах. Желающие могли любоваться, как джентльмены всяких национальностей старались пырнуть один другого шпагой, прыгали, скакали, нагибались, выпрямлялись, а публика им за это аплодировала.
Мы вернулись назад и остановились в русском научно-учебном отделе. Он довольно обширен. В этом отделе несколько издательских фирм со своими витринами. Особенно бросаются в глаза фирмы господина А. Мамонтова и господина Маркса, издателя «Нивы».
Оттуда мы случайно попали в отдел дамских нарядов, где происходила страшная давка, особенно перед витринами таких знаменитостей Парижа как Ворт или Редферн. Дамы готовы были раздавить друг друга, чтобы только поближе посмотреть на... Право не знаю, как назвать то, что здесь выставлено.
Трудно думать, что эти платья предназначены для смертной женщины. Это всё какие-то произведения артистов, поэмы, симфонии из бархата, шёлка и прочих материй. Некоторые платья стоят таких денег, на которые обыкновенная крестьянская семья проживёт десять лет.
И не столько тут интересны платья, сколько женщины. С разгоревшимися глазами, разрумянившиеся, старые, молодые, подростки жмутся к витринам громадной толпой, пожирая глазами выставленные там сокровища. Позабавившись этим спектаклем, мы пошли далее, мимо чудного лионского бархата и шёлка, мимо тысяч корсетов и шляп, делающих сладкие глазки... бумажникам несчастных мужей, попавших с супругами в этот отдел.
Я нахожу, что сам принцип этой и подобной ей выставок не выдерживает критики. Тут задумали соединить в одну университетскую аудиторию кафешантан и лавочку купца. Ясно, что подобное мероприятие не удалось. Если хотят преследовать просветительские цели, то пусть уберут все эти увеселения, подчас весьма невысокого сорта. Если преследуют цели торговые, то пусть и преследуют цели торговые, и не морочат никому голову обещанием просветить в неделю и научить чему-то.
Мы лазали на бесполезнейшую миллионную башню Эйфеля, разгуливали по богатейшим и бесполезнейшим павильонам. Эта выставка – не что иное в сущности, как увеличенная до грандиозных размеров провансальская ярмарка.
С той только разницей, что там продают на гроши, а здесь – на миллионы. Там развлекаются «первыми в мире» панорамами с убийствами и прочей мерзостью, а здесь – пляской живота, домом кверху ногами, башней Эйфеля.