Названная церковь в ремонте нуждалась давно, и настоящей её поправке можно было бы только радоваться, так как она охватит и внутренность, и внешность храма, но в обществе появились слухи, будто бы надзор за ремонтом отличается слабостью, вследствие чего являются нежелательные вещи.
Так, например, говорят, что замечательная стенопись храма, превосходно сохранившаяся и потому не нуждающаяся ни в каких поправках, будто бы не только промывается, но и подписывается.
У нас имеется своё специальное археологическое учреждение, а именно архивная комиссия, которой следовало бы обратить серьёзное внимание на эти слухи, проверить их для того, чтобы в нужном случае принять своевременные меры для устранения повторения печальной реставрации не менее знаменитого памятника старины – церкви Николы Мокрого, стенопись которой для науки утрачена навсегда.
* * *
Судебная хроника. Тайная ссудная касса. 14 июля в камере городского судьи второго участка Ярославля разбиралось любопытное дело, выясняющее истинное положение городского бедного люда. Обвинялась вдова унтер-офицера, старуха 60 лет Е. Николаева, в открытии и содержании тайной ссудной кассы.
Старуха, уже сгорбившаяся, сначала не сознавалась в том, что принимала заклады, утверждая, что вещи, найденные у неё полицией, принадлежали ей и её семейству. Свидетелей было семь человек, большинство – женщины.
Первая из них – Журавлёва с ребёнком на руках, крестьянка, работающая на фабрике, показала, что она давала под заклад кофту и две юбки, получила за них 30 копеек, но обязана была уплатить 40 копеек, что теперь её вещи находятся в полицейском управлении, а у старушки вещи хранились в чулане под ярлычком в узлах.
Вторая свидетельница – Веселова, также с ребёнком на руках, крестьянка, работающая на огородах, заявила, что она закладывала у старухи вещи несколько раз в течение трёх лет. Теперь были отданы две юбки и шаль за 30 копеек, а с процентами за 40 копеек.
Кузнец-крестьянин показал, что знал про эту кассу уже пять лет. Им недавно были заложены: пиджак, брюки, сапоги, женино платье, рубаха, шаль, кофта и два платка за три рубля.
Л. Петунина, норская мещанка, показала, что она заложила две юбки, пальто, кофту и одеяло за 90 копеек и знает старуху уже три года. Казакова, чернорабочая, крестьянка, работавшая на огородах, показала, что она старуху знает восемь лет, что в последний раз ей отданы были шерстяное платье и юбка за 40 копеек, и, когда она пришла обратно за вещами, старуха закричала на неё: ну вас к чёрту, не вовремя шляетесь – и вещей не отдала.
Фельдшер К. узнал старуху, «когда нужда заставила», отдал в заклад материю на брюки и подкладку на пальто за 2 рубля. Солдатская вдова Смирнова отдала серебряную цепочку за 50 копеек.
Старуха в оправдание говорила, что она помогала, склоняясь на просьбы бедных: приходят, просят ради бога, ну и даю на проценты, и сроков не назначала.
Судья приговорил Николаеву к штрафу в 50 рублей или за несостоятельностью к аресту на две недели.
* * *
Наша учёная архивная комиссия мало-помалу продолжает обогащаться предметами древности благодаря сочувствию и тёплому отношению к ней некоторых, к сожалению, пока ещё немногих жителей Ярославля и его губернии.
Так, в последние дни в комиссию вновь поступило пожертвование от Н. Ф. Дубровина: старинная душегрейка и вид города Ярославля, рисованный с натуры и гравированный на камне И. Белоноговым, тем самым, который оставил после себя несколько видов Ярославля, писанных акварелью, и, по отзывам современников его, отличавшихся тонкостью работы и верностью изображения.
В своё время эти рисунки были проданы им некоторым ярославским купцам, а где нынче находятся они, неизвестно, о чём нельзя не пожалеть ввиду их уже исторического значения. Было бы чрезвычайно желательно, чтобы владельцы этих рисунков дали комиссии сведения о них.
* * *
На днях в Ярославскую учёную архивную комиссию от земского начальника В. Сабанеева поступили «золотые и серебряные книги для записи почётных крестьян».
В эти книги заносились имена тех крестьян села Великого, которые отличались особенно хорошим поведением и состоятельностью, достигнутою трудолюбием, а при уплате двойного оброка они вместе с тем освобождались от натуральных повинностей и телесного наказания.
Затем самые лучшие и самые зажиточные из серебряной книги переписывались в золотую и, уплачивая двойной оклад оброка против прежнего, получали для своих семей освобождение от рекрутского набора.
Все прочие крестьяне, равно как и помещики, всегда относились с большим уважением к лицам, попавшим в эти книги, ведущие своё начало ещё от времени императора Николая I. Так как книги имелись лишь в немногих местностях, то они в настоящее время являются большой редкостью.
Рубрику ведёт кандидат исторических наук Руслан СМИРНОВ. Номера «Северного края» предоставлены ГАЯО.