Когда сын Матвея Матанова Алексей узнал, что горит их сарай, он, не одеваясь, бросился к месту пожара и застал там крестьянина Кириллова. Имея подозрение, что виновником пожара является Кириллов, Алексей Матанов крикнул ему, что зачем он это делает?
«Я поджёг и убью ещё», – ответил Кириллов и с этими словами бросился на Алексея Матанова. Матанов, бросив нападавшего на землю, ушёл, а к месту пожара явился отец Матанова и другие крестьяне. Они заметили, что от пожара к дому Кириллова ведёт свежий след, который потом при сличении совпал со следом Кириллова.
Пока крестьяне ходили около горевшего сарая и сена, явился опять Алексей Матанов, и на этот раз в руках его оказался кол. Удручённый Матвей Матанов, увидев Кириллова, бросился на него, а его сын стал наносить поджигателю удары колом. От одного из таких ударов Кириллов упал и в бессознательном состоянии был отнесён домой, где вскоре и скончался.
Так совершился народный самосуд. Алексея Матанова привлекли к ответственности за нанесение в запальчивости и раздражении смертельных ран Кириллову, который от полученных побоев и скончался. Дело это слушалось Ярославским окружным судом с участием присяжных заседателей в Ростове.
Судебное следствие выяснило достаточно полно, что убитый Кириллов был человек неспокойный, неуживчивый, был грозой деревни в течение целых пятнадцати лет. Его все боялись. Этот поджог уже не первый. Хотя положительных данных для того, чтобы указать на других лиц, наносивших удары каким-либо орудием покойному, кроме Матанова, и нет, но общее впечатление таково, что били все присутствовавшие на пожаре, а не один обвиняемый Матанов.
Матанов признал себя виновным в том, что побои наносил. С убитым он был не в ладах. Обвинитель, считая подсудимого палачом, приводившим в исполнение смертный приговор «самозваных судей», т. е. толпы, бывшей на пожаре, настаивал на обвинении.
Защитник Матанова присяжный поверенный Н. В. Шкатов взглянул на дело иначе. В своей убедительной, хорошо построенной логичной речи Н. В. Шкатов указывал, что если даже принять во внимание толкование обвинения, то и тогда подсудимый Матанов не может подлежать наказанию, как не подлежит таковому палач, приводящий в исполнение приговор компетентного суда, хотя бы впоследствии приговор и оказался судебной ошибкой. «В данном случае, – справедливо говорит защитник, – нужно судить сам суд, а не того, кто был исполнителем приговора».
Присяжные заседатели совещались недолго. После прений сторон стало вполне ясно, какой исход примет дело. «Нет, не виновен», – был короткий ответ присяжных заседателей. Дело это очень интересовало всю деревенскую округу, о нём много говорили. Приговор успокоил деревенских жителей. На заседании была масса публики, много приехало из деревни послушать, что будут говорить и что станет с Алексеем Матановым.
* * *
РОСТОВСКИЕ ПИСЬМА. Идёт окружной суд. Дела, за исключением профессионального воровства, где фигурируют рецидивисты, высылаемые из Москвы сюда под надзор, носят очень разнообразный и интересный с бытовой стороны характер. Перед судом предстаёт ростовский мещанин Алексей Сотников, молодой, со следами двухгодичного пребывания в тюрьмах. Он был добровольцем в русско-японскую войну. Возвратился оттуда в разгар декабрьского восстания и сейчас же попадает на скамью подсудимых за какой-то грабёж. Следствие его тянется до сих пор, судится же пока совершенно по другому делу.
В марте месяце он в качестве пересыльного попадает в ростовскую тюрьму. Здесь он заинтересовал начальство казацкой формой, Георгиевским крестом четвёртой степени на груди и вообще щеголеватым видом. Начинается дознание и Сотников сознаётся, каким образом у него оказался Георгий.
– Вам что, государь император пожаловал орден?
– Нет, я сам его себе пожаловал. Пошёл я на войну, чтобы знак отличия получить. В бой никакой не попал, и креста, стало быть, не получил. А крест нужен был, за ним только и шёл. Дошли до Харбина. Там ими торговали. Купил я Георгия за три с полтиной, повесил и домой вернулся.
Присудили к неделе ареста при полиции. Тюрьма не убила в нём природного юмора. Отвечал на все вопросы потешно, коротко, ясно. Очевидцы рассказывают, какого он страху нагнал на наше тюремное начальство, когда в 1906 году явился на пересыльный с Георгием.
Оправдали только одного Барышкова. Он судился по подозрению в поездной краже. С поездом ехала одна дама. Пока она выходила на площадку дышать свежим воздухом, у неё кто-то изволил «стибрить» поездной чемоданчик. Заподозрили Барышкова. Но на суде выяснилась его невиновность. Таким образом, «свежий воздух» обошёлся очень дорого, – восемь месяцев предварительного заключения для невиновного Барышкова.
Руслан СМИРНОВ