МАСТЕР
Доктор исторических наук Виктор Тихонович Анисков, вне сомнения, является одним из крупнейших научных авторитетов Ярославской области. Кажется, нет такого учёного звания, которого он не был бы удостоен. За-служенный деятель науки РФ, академик Российской и Международной АН Высшей школы, почётный профессор ЯрГУ, основатель и руководитель кафедры истории России. Его творческая активность получила международное признание. Библиографический центр Кембриджа (всемирно известный элитный университет-ский город в Великобритании) признал Виктора Анискова Международным Человеком года по номинации исторических публикаций.
Его искренне хочется назвать по-булгаковски – Мастером. Вклад Виктора Тихоновича Анискова в историческую науку огромен – около 1000 печатных листов, то есть более 20000 страниц текста! Около 50 кандидатов и20 докторов наук готовили свои диссертации под его чутким и мудрым руководством.
В ответ на предложение озвучить свой взгляд на коллективизацию на страницах «Северного края» Виктор Тихонович любезно предложил воспользоваться материалами его книги «Россия преобразованная, мобилизованная, громящая фашизм». Этот 178-страничный труд, изданный тиражом 150 экземпляров, после переговоров с директором университетской научной библиотеки Ириной Денежкиной под залог всего 500 рублей удалось без всяких хлопот получить в отделе редкой книги. Поэтому, ответы на все вопросы – это изложенные живым, ярким, понятным каждому языком автора цитаты, добавить к которым, видимо, нечего.
Виктор Тихонович присовокупил, что своё мнение, изложенное в книге, он не изменил и не изменит.
ШЕРШАВЫМ ЯЗЫКОМ ЦИТАТЫ
– Какова динамика коллективизации? Не было ли ошибкой проведение её столь стремительными темпами? Не слишком ли резким было решение XV съезда? Разумно ли было принудительно загонять крестьян в колхозы?
«Съезд особо высказался против каких бы то ни было мер административного воздействия и принуждения по отношению к крестьянству. Подчёркивалось, что переход к коллективному хозяйству может происходить только при согласии на это со стороны трудящихся крестьян...
Крестьянство охотно вступало в различные виды... объединений, не затрагивающих собственность и обобществление продукции... Другое дело – колхозы (сельхозартели)... В ярославских деревнях к середине 1929 года в колхозах значилось 0,5 процента сельских хозяйств... К октябрю того же года уровень так называемой классической коллективизации возрос почти вдвое... Тем не менее постановлением Политбюро ЦК от 5 января 1930 года директивные сроки решающего колхозного строительства таковы: для Северного Кавказа, Нижней и Средней Волги, которые, кстати, сами выступили инициаторами ускоренной коллективизации, – не позднее весны 1931 года, для других зерновых районов – к весне 1932 года, остальным регионам жёсткие сроки не предписывались... Но и здесь сплошная коллективизациядолжна была быть завершена... к концу 1933 года.
...В сущности, этот документ высшего руководства, подписанный Сталиным, не являлся... поспешным и заложившим собой все последующие забегания вперёд... Единственное, о чём с десятком оговорок возможно было бы сожалеть, так это об отсутствии в нём предупреждений об опасности политики социального максимализма».
– А позже Сталин осознал эту опасность?
«Неожиданный всплеск социальной трагедии совсем недолгого времени был порождён тем, что наша власть ни сверху, ни снизу так и не разобралась, кого относить к кулакам и как их отличить от среднего крестьянина. Сталин в своей статье «Ответ товарищам колхозникам», как и ЦК ВКП(б) в письме к партийным организациям от 2 апреля 1930 г., особо подчеркнули, что «в результате антисередняцких искривлений политики партии под угрозу поставлено сохранение союза с середняком».
«Сведения о массовых выступлениях крестьян в ЦЧО, на Украине, в Казахстане, Сибири, Московской области, – говорилось в постановлении ЦК, – вскрыли положение, которое нельзя назвать иначе, как угрожающим».
«В сущности, Сталин и всё руководство признали, что страна оказалась на пороге новой гражданской войны...»
– Неужели в Стране Советов царил такой беспорядок, что вождь и ЦК имели в виду и приказывали одно, а делалось нечто совершенно другое?
«Ярославский окружком обязался к весне начавшегося 1930 года вовлечь в колхозы 38 процентов крестьянских семей, а в Ростовском районе – 52, в Любимском – даже 80 процентов. В Рыбинском округе к двум районам сплошной коллективизации был отнесён третий – Мышкинский. А ведь ещё на начало года доля коллективных хозяйств в обоих округах колебалась от 1,3 до 3,8 процента. В административном угаре на местах создавали штабы по коллективизации... В помощь из городов прибыли рабочие, комсомоль-ские и студенческие отряды, а то и красноармейцы. В Ростовском районе, например, в ударной коллективизации участвовали 100 рабочих с «Красного Перекопа», 50 – из райцентра, 30 учащихся сельхозтехникума и 200 красноармейцев. «Красные сваты» – агитаторы за колхоз иногда незвано ходили по домам. Во многих деревнях проходили собрания, нередко «до первых и вторых петухов» без принятия окончательного решения... Нередко возникали семейные конфликты с отвратительным недоверием и доносительством.
В Даниловском районе один из коллективизаторов заявлял: «Хотите или нет идти в колхоз – это ваше дело. Если не желаете, лишим вас права голоса, отберём имущество и вышлем берёзки считать». И высылали... Следует отметить, что при всей ретивости местного руководства его нельзя было отнести к числу самых безоглядных...»
– И какие же последствия имело такое непонимание приказов вождя?
«В марте 1931 года в области оставалось 11,4 тысячи зажиточных хозяйств, то есть число их сократилось более чем наполовину. Но уже 10 апреля обком ВКП(б) принял новое постановление о выселении с территории области (в мае-июне) ещё 8 тысяч такого рода хозяйств. Высылались, к удовлетворению, не все планируемые, тем более, что сверху был установлен ограничительный барьер, согласно которому из области разрешалось выселить не более 6-7 тысяч семей.
Да, мы тоже помним, что в ходе раскулачивания в отдалённые районы СССР были высланы 600 тысяч крестьянских семей – скорбим, тем более, что многие из них оказались в числе реабилитированных. Не умолчим и о тех же 973 тысячах спецпоселенцев, которые испытывали подобную участь... до начала Великой Отечественной войны.
...А теперь вернёмся к ярославскому контексту....
В Ивановской промышленной области (куда входила нынешняя Ярославская область. – Прим. авт. статьи) число высланных крестьян оказалось в 2,5 – 3 раза меньше, чем в смежных регионах. Но в то же время стоимость имущества раскулаченных здесь хозяйств, отошедшего к колхозам и коммунам к июлю 1930 года, составила 37,8 процента всего их неделимого фонда при 30,7 процента по РСФСР.
...Удар по относительно бедной... деревне, где так называемый середняк по социальному уровню был не выше, например, нижневолжского бедняка, оказался весьма ощутимым.
Как только о них (ошибках и перегибах. – Прим. авт. статьи) стало известно из печати, распад искусственно созданных колхозов произошёл стремительно... К маю (1930) в Ярославском округе из 673 колхозов распалось 319, а число колхозников сократилось в четыре раза. К тому же лету по доле коллективизированных хозяйств... наш регион опустился на самое последнее место в СССР.
Крестьянство... по большому счёту оставило в итоге своих массовых воспоминаний о суматошном 1930-м... меньше озлобления, чем восходящего понимания сути совершившегося...»
– Каковы же выводы, если не все, то хотя бы некоторые?
«Политика индустриализации, коллективизации и всего первого пятилетнего плана по сути, времени и под руководством единой партии обрела общегосударственную и общенародную сущность и стала необратимой даже при крупных ошибках великого дела.
Последующая и современная история нашего государства и народа то напрямую, то отпротивно и окольно подтверждает непреходящее величие того первого опыта и уроков на шестой части нашей планеты на путях построения фундамента небывалого общества.
Словом, не тяжкий грех совершил и сам Сталин, на какой-то момент позволивший себе обмануться как собственными, так и общими призывами к «послед-нему и решительному».
ВОСПОМИНАНИЯ ГРАЖДАНКИ НЕБЫВАЛОГО ОБЩЕСТВА
Дабы уважаемое мнение мэтра обрело большую весомость, позволим себе привести отрывок из книги современницы полного непреходящего величия общенародного процесса коллективизации. Осип Мандельштам, одно время работавший журналистом, как-то поехал в командировку в совхоз. Уже отшумели бури коллективизации, и жизнь обновлённого села цвела и била ключом. Вдова поэта Надежда Мандельштам вспоминает кусочек этой жизни:
«Представитель нового стиля управления, директор совхоза возил нас на полугрузовичке по полевым станам. Приезжая на стан, он требовал попробовать квасу и щей. «Забота о людях», – объяснял он Мандельштаму, представителю прессы. Следующий вопрос директора был, согласно последней инструкции, относительно газет: организовано ли чтение газет, разумеется, вслух, глазами можно скользить по газете не читая. Кто читает? Рекомендовалось читать грамотно и выразительно.
Изредка директор выражал свой хозяйственный восторг тем, что бросался на кучу зерна – шла уборка, готовились к молотьбе, – и со стоном разгребал её ручками и ножками. Мандельштам, проезжая неубранные поля, сказал мне, что на месте директора он перестал бы надуваться квасом и слегка побеспокоился: поля желтели от сорняков, которые стояли выше, чем чахлая пшеница. Директор этого не замечал, потому что ещё не спустили приказ по борьбе с сорняками. Он боролся с тем, что было написано в инструкциях. Предметов для борьбы хватало.
Под вечер мы приехали на поляну, где торчала едва заметная землянка. Впервые за день директор проявил прыть: вместе с шофёром и тремя рабочими, ехавшими с нами в кузове, он выскочил из машины, бросился к землянке, залез на крышу и поднял пляс. Рабочие в шесть рук принялись разносить землянку ломами, а директор с шофёром долбили крышу ногами. Иерархия соблюдалась и в таком чёрном деле: начальник и его подхалим, шофёр, не могли разносить землянку наравне с простыми рабочими, им полагался отдельный участок работы, на этот раз – крыша...
Что-то грохнуло, и из землянки гуськом начали выползать люди с вещами. Одна из женщин несла прялку, другая – швейную машинку. Мандельштам поразился, сколько народу помещалось в крохотной землянке – уж не вырыты ли там подземные ходы? «Какие они все чистые...» – сказал он.
Последней из землянки вышла женщина – там ютились старики, женщины и дети – в таком же ослепительно белом сарафане, как и другие, а на руках у неё сидел заморыш, живой трупик, безволосый и морщинистый, с зеленоватыми отростками вместо рук. Женщинам нечего было терять, они крыли директора густым южнорусским матом...
Закончив работу, директор сел в кузов рядом с нами и пустился в объяснения: мужья либо сосланы, либо разбрелись по городам в поисках работы, а бабы «отсиживаются» на совхозной земле. Совхоз – государственное предприятие, а он, директор, ответственное лицо, не может терпеть на вверенном ему участке классового врага, кулацкое зелье... Любая комиссия, а они вечно ездят и всё проверяют, может напороться на кулацкое гнездо и обвинить его, директора, в укрывательстве. Он, директор, считает, что раскулачивание ещё не доделано (это уже 1934 год. – Прим. авт. статьи). Надо было «пристроить в Сибирь» всех баб, как «пристроили» мужиков, а то с ними нет сладу. Можно и не в лагерь – есть же спецпоселения. Нечистая работа – недоочистили. Закон есть закон. Приказ есть приказ. Он, директор, действует по закону и по приказу, иначе с него спросится».
Этот отрывок комментировать излишне, тем более, что всё давно прокомментировано достойными всяческого уважения представителями нашей интеллигенции.
Евгений АВЕНИР