Третья детская – лучшая детская

В незапамятные советские времена, когда ещё не было современных перинатального и диагностического центров, областная детская клиническая больница уже стояла, напирая громадой своих зданий на маленькие деревенские домики старого Иванькова. В новой российской истории больница разделилась на два самостоятельных хозяй­ственных субъекта: собственно областную детскую клиническую больницу и третью дет­скую поликлинику. С тех пор между ними идёт негласное соревнование: кто лучше.

Ответить на этот вопрос простому человеку сложно. Но вот рейтинг учреждений здравоохранения Ярославской области 2011 года однозначно утверждает, что детская поликлиника № 3 лучше всех: в списке из 53 больниц области она занимает первое место.

Третья детская – самая большая поликлиника в области. Она обслуживает 25 тысяч детей и подростков Дзержин­ского района. Собственно вся поликлиника – это три здания: на проспекте Дзержинского, на улице Труфанова и главное – на Тутаевском шоссе. В них ведут приём участковые педиатры и узкие специалисты: ЛОР, офтальмолог, нефролог, эндо­кринолог, иммунолог и прочие. Это лечебно-профилактические отделения. Кроме них при поликлинике существуют девять специальных отделений: хирургическое, восстановительного лечения и другие.

А что особенно хорошего в этой поликлинике? В общем-то, здесь всё то же, что и в любых других больницах, только на более высоком уровне: хорошие врачи, умеющие лечить, хорошее медицинское оборудование, с помощью которого хорошие врачи лечат, и маленький процент врачебных дефектов. Это объяснила мне главный врач третьей поликлиники Ирина Ивановна Комарова.

Я бы добавила к достоин­ствам любого лечебного учреждения – хорошего руководителя. Вот как Ирина Комарова, например.

Впервые я заприметила Ирину Ивановну прошлой зимой. Дело было на встрече главврачей ярославских больниц с тогда ещё директором департамента здравоохранения Игорем Каграманяном и депутатом Госдумы Татьяной Яковлевой. Как водится на подобных встречах, умные врачи в основном слушали и задавали формальные вопросы. Вдруг встала Комарова – вид застенчивый, ножки крестиком. Ни дать ни взять опоздавшая на урок школьница, сейчас она вдохновенно расскажет про сломавшийся автобус... Но Комарова спросила умно, по делу. От директора и депутата требовался и такой же по делу ответ.

Вот такая она, Ирина Комарова: боевая, хваткая, умная, умеющая обойти разные подводные камни и выбить для родной поликлиники необходимое. Думается, третьей дет­ской повезло с руководителем. Но сама главврач скромно уверена, что не коллективу, а именно ей повезло. Всего год как она сменила работу в областном хосписе на поликлинику, а коллектив её уже принял и установил крепкие профессиональные отношения.

Мысль «про повезло» Ирина Комарова многократно повторила, пока мы шли по коридорам поликлиники. Я разглядывала настенную сказочную живопись: Конёк-Горбунок без глаза, «объеденный» до самых кирпичей колобок, три поросёнка с рубашками из обсыпавшейся штукатурки – и зрела во мне недобрая, несправедливая критика...

– Что же вы? Лучшая поликлиника, а у самих стены в дырах? В регистратуру дозвониться невозможно?

– Согласна. Этот ослик (Конёк-Горбунок) ещё двадцать лет назад был нарисован, – ответила главврач.

А что ещё скажешь, если поликлиника зависит от бюджета? Нужен ремонт. Бесспорно! Но как его сделать, если не выделено денег по статье «ремонт и содержание»? В регистратуре два регистратора. Они хорошо работают, но трудно двум женщинам обслужить тысячи человек в день. А дополнительных регистраторов найти трудно: не хотят люди исполнять «собачью» работу за 4,5 тысячи рублей.

Но отремонтированные стены – не самое главное в работе больницы. Главное то, чем можно гордиться: среди девяти отделений в третьей поликлинике есть два совершенно уникальных – дневной стационар и отделение медико-социальной помощи.

Дневной стационар – медаль на груди поликлиники. Из ближайших к нам городов такой же есть только в Москве и Санкт-Петербурге. Дневной стационар работает в русле современных тенденций отечественного здравоохранения – стационарзамещающих технологий. В переводе на русский данное отделение проводит несложные хирургические операции с последующей отправкой больных к маме и папе. Для детей – основных пациентов поли­клиники – это то, что доктор прописал! Ведь дома под родительским крылышком и стены лечат! После операции ездить никуда не надо: в первый послеоперационный день доктора приезжают на дом.

Что оперируют? Грыжи, водянки, крипторхизмы, фимозы, доброкачественные новообразования (невусы, папилломы, гемангиомы), поли- и синдактилии (шестипалость и срощенные пальчики), вросшие ногти, щёлкающие пальцы, а также экстренные травмы стоп и кистей рук. По сравнению с аортокоронарным шунтированием это, может, и мелочь. Но попробуйте-ка сломать палец, и вы измените своё мнение.

Поток пациентов большой: едут со всего города и даже из Ярославского района. Операции для пациентов бесплатны. Мало того, они дешевле стационарных, выгодны для Фонда ОМС и для поликлиники. За день хирурги дневного стационара проводят от двух до шести операций. Все хирурги – опытные специалисты. Заведующий дневным стационаром Илья Макин учился у лучших ярославских хирургов. У Кирилла Пшениснова, например. После живописного рассказа Ильи Львовича о тренировке хирургической техники: «Берёшь из брюшной полости мыши почечку и пересаживаешь на шею» – я напросилась на одну из операций.

В день присутствия прессы оперировали 14-летнего ученика 18-й школы Кирилла Кияшко. Пять дней назад, гуляя с друзьями, он упал, сильно ударился пальцем и теперь стоял перед доктором с рукой на перевязи.

– Подголовчатый перелом пятой пястной кости правой кисти со смещением. Перелом поганенький, – объяснял ему Макин. – Если срастётся со смещением, нарушится функция кисти. Будем делать остеосинтез мини-пластинкой. Через две недели, если не будет форс-мажора, выздоровеешь.

Кириллу рассудительный доктор нравился. Больше всего подростку импонировало, что доктор – мужчина, и Кирилл изо всех сил сдерживал страх.

Пока хирург строил занозистый забор из медицинских терминов, старшая медсестра Светлана Воронина разрезала гипс, одела Кирилла в спец­одежду и мягонько препроводила в операционную.

Один известный в Ярославле лор-хирург произнёс гениальную фразу: «Ребёнок не должен присутствовать на своей операции». Вот Кирилл Кияшко и не присутствовал. Его тихонечко уложили на операционный стол, обработали руку антисептиком, отчего она стала коричнево-жёлтой, как переспевший банан, между пальцев сделали инъекцию местного анестетика – ледокаина и велели смотреть в окно. Кирилл послушно отвернулся, а Илья Макин взял скальпель и сделал надрез. Ассистент, хирург Елена Павленко, раздвинула края разреза, и далее Макин, казалось, целую вечность ковырялся внутри него, добираясь до сломанной косточки. Затем в ход пошла дрель. Она жужжала совсем как обыкновенная бытовая, только дырочки сверлила не в дереве, а в кости. Металлическую пластинку размером с телефонную сим-карту хирург закрепил шурупами, на мой дилетантский взгляд – тоже вполне обычными. На деле же тотально медицинскими, фирменными. Вся операция длилась 40 минут. Под конец, когда уже сшивали разрез, Илья Макин спросил Кирилла:

– Кем хочешь стать? Космонавтом?

– Не знаю ещё, – отозвался «отсутствующий на операции» мальчик.

– Давай травматологом!

Беседа казалась светской. Но это неверное понимание: простыми вопросами Макин-профессионал проверял состояние пациента. Оно было нормальным.

Через пятнадцать минут Кирилл отлежался и поехал домой под опеку мамы и папы. Первый послеоперационный день для него будет самым тяжёлым.

Если дневной стационар – медаль, то отделение медико-социальной помощи тянет на целый орден. Цель работы отделения – выявить социально неблагополучные семьи Дзержинского района и помочь в них детям. Статистика социального неблагополучия, мягко говоря, неприятная. Судите сами: в Дзержинском районе, по данным органов социальной защиты, проживают 2300 семей с тем или иным «видом» социального неблагополучия. Среди них с детьми-инвалидами – 350 семей, с родителями-инвалидами – 140 семей, неполных семей – 770. Это далеко не полная «опись». Новые такие семьи выявляются чуть ли не еженедельно. Например, за прошлый год выявили ещё 128 социально неблагополучных семей. Во многом это «заслуга» участковых педиатров третьей детской поликлиники. По долгу службы женщины-педиатры ножками исходили весь район, знают здесь все семьи и делятся информацией о состоянии в них детей с отделением медико-социальной помощи.

Завотделением Елена Романычева все вновь выявленные семьи автоматически относит к «семьям с ранним социальным неблагополучием», оформляет на них социальный паспорт, где указываются все «адреса, пароли и явки». Следующие полгода специалисты отделения наблюдают за семьёй и стараются ей помочь. Кому-то оформляют пособие, чьих-то детей устраивают в дет­ский сад, кому-то помогают выбить материальную помощь. Всех детей из неблагополучных семей осматривают и лечат. Не секрет, такие дети часто сильно больны, многие из них никогда не посещали врачей. Через полгода, если родители не одумаются, семья переходит в категорию «социально опасное положение». Тогда родителей могут лишить или ограничить в родительских правах. Такое бывает часто. Но случаются и почти чудеса: с помощью специалистов семья приходит в более или менее устойчивую норму. Но патронаж за детьми всё равно продолжается.

Работу отделения медико-социальной помощи детской поликлиники № 3 уполномоченная по правам ребёнка Ярославской области Татьяна Бондарева признала передовой. Не так давно при передаче муниципальных учреждений здравоохранения в областное подчинение ребром встал было вопрос о его сокращении. Татьяна Бондарева заявила, что этому не бывать. Отделение по-прежнему существует, и главврач Ирина Комарова уверена, что при поддержке властей поликлиника могла бы охватить своей медико-социальной помощью весь Ярославль.

Любая работа лучше всего понимается на конкретных примерах. Знакомьтесь, Никита, трёх с половиной лет. Он сидит на коленках у мамы и кажется спокойным благополучным малышом. Между тем мама, смущаясь, рассказывает Елене Романычевой:

– Мы пошли в садик, – как многие мамы она соединяет себя с ребёнком в одно большое суперсущество. – Мы всё время плачем, всё время болеем...

Итак, за год Никитка болел ОРВИ семь раз. Это раз. Каждое ОРВИ – с очень высокой температурой. Это два. Один раз Никита болел воспалением лёгких. Это три.

– От соски не можем отучиться. Просто горе какое-то! – продолжает мама.

Слово за слово – у Никиты обнаруживается целый ворох детских психологических проблем. В садике он боится ходить в туалет, пугается взрослых и спокойно-то себя ощущает только дома в тесном семейном кругу.

Вообще-то Никита – «не настоящий» пациент отделения, а в некотором роде побочный. Его проблемы – цветочки по сравнению с проблемами его двоюродных брата и сестры: 10-летней Ксюши и 3-летнего Максима. Их мама пьёт. Её жизнь – кошмарный привет обществу со дна социальной безд­ны. Ксюшу и Максима Никиткина мама растит фактически с рождения: на пьющую сестру надежда слабая. Ксюша и Максимка называют именно её мамой, а её мужа – папой.

Следующая картинка. В кабинете по соседству 7-летний Джамал занимается с психологом. Он наполовину узбек. У Джамала тяжёлая форма дет­ского аутизма. Он ни с кем не общается, даже с родителями. И вот надо же – появилась на его детском жизненном пути психолог Светлана Ворогушина, и именно с ней он заговорил и вступил в контакт!

У социального неблагополучия разные лица. Мы видим их на улицах и, если честно, побаиваемся. А здесь, в третьей детской поликлинике, с ним, с этим благополучием, работают. У Елены Романычевой полкабинета заставлено карточками. В них – данные о глубоко несчастных детях, которым не повезло родиться в нужное время в нужном месте. Им здесь помогают.

И хотя идеальных больниц в современной России, может быть, и нет, но хорошие – точно есть. А также есть хорошие люди. Некоторые из них работают врачами в третьей дет­ской поликлинике.