В побег по шпалам
– Чтобы почувствовать и уразуметь, что такое служба офицера конвойных войск в Республике Коми, где я прослужил много лет, – говорит Лычковский, – расскажу вам о двух случаях из моей практики.
Батальоны конвойных войск располагались у железнодорожной ветки. Располагались не случайно. Это един-ственный путь из Коми на большую землю. Он же – для по-бегов.
...Получаю вводную: «В побеге четверо!» Все на строгом режиме. Выставляю дозоры, заслоны. Как на войне. До утра все тихо. И вдруг звонят: «Трое задержаны». А где четвертый? Отвечают: «Его не было».
Загружаем беглецов в автозак. Сходу начинаем «колоть». Отвечают, как принято в этих краях, что все, мол, осужденные поселенцы. Затем один признался, что «все со строгого, с той самой колонии, откуда и убежали преступники». Называет фамилии. Что за черт! Получается, это совсем не те, кого мы ищем...
На плац съехалось все начальство. Построили зеков. Смотрят по документам. Дей-ствительно нет четверых. А задержанные стоят на своем – называют другие фамилии. Вскоре выяснилось: сбежало семь человек!
Через двое суток звонит дежурный. «Задержали троих, четвертый ушел». Я понял: «Наши».
Потом на допросах рассказали, как было дело. Шли гуськом. Четвертый в темноте отстал. Когда напоролись на заслон и прозвучала очередь из «калаша», этот отставший и сиганул в лес. Задержали его в Архангельской области.
...Второй «побег» на лесоповале. Мороз тридцать пять градусов. До ближайшего жилья 60 километров. От сидящих на строгом можно ожидать все, что угодно. Бригадир у них из авторитетов, поэтому по периметру в четыре километра участок порубки огражден. Караул совершает регулярный обход всей территории на лыжах. Кто пересек «границу» – числится в побеге.
Но вот работа закончена. Считаем заключенных – двоих нет, а пятнадцать человек лыка не вяжут. Тут и выяснили, что в домике для обогрева утром зеки завели бражку. К обеду питье было готово. Они и приняли на грудь. Но куда пропали эти двое, непонятно. На лесовозах уехать не могли. Досмотр мы вели тщательный. Пешком никуда не уйдешь, и все же отправились мы на старую дорогу. Прошли несколько километров, смотрим – черный бугорок на снегу. Подходим, лежит сиротинушка, спит. Чуть подальше – второй. Не подоспей мы вовремя, замерзли бы, а волки и лисы косточки растащили – и нет зека.
Буква «Г»
– В зонах Коми порядок жесткий. Утром в отряде остался зек. Якобы заболел. Больного тут же в ШИЗО. Если заболел, в санчасть. Симулирует, вместо пяти суток пятнадцать штрафного изолятора. По максимуму. Иначе нельзя.
Жестоко? Да. Но ведь в ШИЗО и люди шли жестокие: насильники, убийцы. Они и в зоне прирежут не моргнув глазом. И все же то, что увидел в Соль-Илецке, потрясло даже меня, повидавшего многое.
Вот спорят: вводить смертную казнь или нет. Не хочу быть арбитром. Расскажу лишь о том, что увидел воочию. Колония в Соль-Илецке строгого режима. Но один корпус отведен вечным сидельцам. Расположен он в четырехэтажном здании. Два КПП, два ограждения. На втором КПП список лиц, допущенных в эту «мертвую обитель».
Люди сидят в камерах по два, три и четыре человека. Около дверей описание злодеяний каждого: убил жену и двух малолетних детей, съел четверых, предварительно разрезав на куски, застрелил пятерых по заказу... Здесь же небезызвест-ный «тракторист», чеченец Темирбулатов. На его совести немало загубленных душ. Рост злодея – метр с кепкой. Исхудал так, что выглядит старым ребенком.
Смотришь и думаешь: пули на них жалко. Пусть здесь испытывают муки, на которые обрекали невинных. В «Черном дельфине» высокая смерт-ность от туберкулеза, хотя кормят больных вполне нормально.
Туберкулез у заключенных здесь скорее от тоски, которая обуяла их всех без исключения. Лагеря Коми – рай по сравнению с этой тюрьмой.
Стоит открыть «глазок», обитатели камеры принимают стойку «смирно». Входим в решетчатый «предбанник». Все молниеносно вскакивают со стульев. Встают лицом к стене, вывернув кисти рук так, чтобы вошедший видел: в них ничего нет. Ни один из обитателей камеры не имеет права даже мельком взглянуть на вошедшего. Наказание последует незамедлительно.
«Здравствуйте!» – произносит вошедший. В ответ четкий возглас: «Здравствуйте, гражданин начальник!». Кто-то сбился с ритма – наказание. Наказание даже за то, что неправильно сидишь на стуле. Надо сидеть выпрямив спину. Нельзя вытягивать ноги, сидеть развалившись.
Опрос идет по номерам сидельцев. Окрик: «Первый». Тот называет себя, статью и перечисляет все злодеяния, каждый раз напоминая себе о том, что сотворил на свободе. И так – постоянно.
На койках вместо пружин металлические пластины. Матрац и одеяло – солдатские. Подъем в шесть утра. Матрац сворачивается вдвое. Одеяло в три-четыре раза. Этой лентой из одеяла матрац обматывают, чтобы он не распался. С подъема до отбоя никто не имеет права даже на минуту присесть или прилечь на кровать – наказание неотвратимо. Вывод в коридор только в положении буквой «Г». Упор руками в стену. В таком же «буквенном» положении дорога в камеру-одиночку. Наказать могут даже за громкий разговор (говорить можно только вполголоса, чтобы в помещении стояла мертвая тишина). Эту заповедь нарушает лишь радио. Его включают два раза в день на полчаса. Остальное время – гробовое молчание. У людей здесь появляется огромное желание работать. Но лишь восемь человек обеспечены швейными машинами. Они шьют спец-одежду. Остальным делать нечего. Их убивает безделье. День как неделя. Год кажется десятью. Человек становится тенью себя, деградирует окончательно. Такая жизнь страшнее смерти. Это вечный ад.
Знаменитый «столыпинский» вагон
От премьер-министра России Столыпина остались в памяти реформа, «галстук» (виселица) и знаменитый «столыпинский» вагон. Его до сих пор так и именуют «Столыпин», хотя в 2008 году вагонзаку исполнится сто лет.
Нам с фотокорреспондентом разрешили осмотреть «внутренность» этой страшной тюрьмы на колесах. Узкий проход. Окна только в коридоре. Слева сплошная решетка. Ячейки узкие, так что караул в полной безопасности.
Бледные лица заключенных. Некоторые проделали путь длиной в 1300 км с долгими остановками. Особенно нелегко девушкам, почти девочкам, сидящим около решетки, хотя и в коридоре, как и в камере, тяжелый «арестантский» воздух.
Начальник караула – наш земляк из Ростовского района, худенький старлей. Докладывает, что ЧП «в пути не отмечено, в камерах мужчины и женщины. Особо опасных нет, лишь один приговоренный к пожизненному сроку». Акцент на особо опасных делает не случайно. Этим терять нечего. К максимальному сроку могут добавить за нападение на караул лишь тюремное содержание. А оно у него – в приговоре и так записано...
Караул регулярно проходит инструктаж. Сопровождение осужденных – дело опасное. Поэтому приходится каждый раз повторять приемы рукопашного боя. Не случайно в вагоне приговоренные к пожизненному заключению круглые сутки в наручниках: во время приема пищи, сна, выхода в туалет. И здесь они ходят буквой «Г».
Склонные к побегу этапируются с документами, на которых красная полоса. Авторитетам преступного мира и ворам в законе «присвоена» зеленая полоса.
– На этапе, – поясняет полковник внутренней службы Лычковский, – осужденные прекрасно понимают: режим здесь серьезный. По команде начальника караул может применить не только наручники и дубинку, но и охладить пыл приблатненных газом «Черемуха». Долго не прочихаешься.
Оказывается, сегодня воры в законе и авторитеты из новых русских по поведению на этапе неразличимы. Стоит имеющему первую ходку распустить пальцы веером, тут же его «распальцовку» пресекут старшие коллеги по камере. Не возымело воздействия, поможет караул понять, что такое режим этапа: обыщут, разденут, если необходимо, до трусов и – в одиночку. Наши, ярославские, этапы проходят без ЧП.
Даже подмены – редкость. В этом году их было две. Первая пресечена начальником караула в Кирове. Вместо одного осужденного пытался выйти другой. Вторая – в СИЗО-1. Там поменялись два брата-погодки. Пока один лежал в «больничке», на этап пошел за него другой по его документам. Разобрались лишь в Воронеже.
Все эти заморочки – след-ствие... российских просторов. Ни в одной европейской стране преступников в поездах не возят. Впрочем, как и в Штатах. Там достаточно автозаков, чтобы доставить заключенного из тюрьмы в тюрьму. У нас это невозможно. В местах не столь отдаленных на сегодняшний день в отсидке 900 тысяч осужденных и подследственных россиян.
Владимир ШИРЯЕВ.