«Без них я не живу»
Казалось, что доктор Степанков загадан был на долгие годы жизни: большой, сильный, добрый, уравновешенный. Но как сказала мне ярославский педиатр Надежда Котова, к сожалению, реаниматологи сами себе собственной работой укорачивают жизнь.
В реанимации всегда работа на грани жизни и смерти. Здесь не бывает легких случаев, и доктора всю свою душу, всю энергию отдают пациентам, многие из которых даже еще не могут подсказать, что у них болит.
Передо мной – одна из последних фотографий доктора Степанкова. Он стоит возле постели больного ребенка. Фотографу удалось уловить очень характерный для врача момент. Он пристально смотрит в глаза пациента, что-то читает в них, сосредоточен и серьезен. Он, как военачальник перед боем, занят тремя самыми главными этапами этого боя: анализирует сиюминутную ситуацию, продумывает тактику ведения борьбы и ее стратегическое направление.
Дома у Елены Николаевны Степанковой хранятся письма мужа. Одно из них относится как раз к началу создания детской службы реанимации и интенсивной терапии в Ярославле. Они оба были еще очень молоды, совсем недавно приехали в Ярославль из Алма-Аты. Александр Андреевич, несмотря на возраст, был уже зрелым специалистом, прошедшим школу реаниматологии в республиканской клинике, и со своей специальностью пришелся как нельзя кстати в ярославской педиатрии.
Не упрекай за вызовы в ночи
Елена уехала на преддипломную сессию на филфаке в Алма-Ату. Вслед ей шли многостраничные письма, полные нежности, любви, печали. В них строчки о работе: «Стал нормальным заведующим. Отделение совершенно новое. Мечтаю сделать его образцовым. В нем работающих стремлюсь, стараюсь сделать очень хорошими людьми и специалистами (читать в порядке написанного!). Думаю, хватит и сил, и умения, и старания сделать. Коллектив вполне работоспособный и доброжелательный. Очень грубых ошибок, в моем понимании, нет, грубые ошибки есть. Стремлюсь к тому, чтобы жизнеспособные дети жили. Это не всегда удается, но стремлюсь. После прошлогодней болезни Андрюшки (сына. – Авт.) я сам заболел и, сознаюсь, болею, и дай бог, чтобы всегда болел этой болезнью.
И ради бога, не упрекай за поздние возвращения с работы, вызовы в ночи – без них я не живу, не человек. Когда меня не вызывают, не оставляют в больнице, не консультируются со мной – мне и горько, и больно, и чувствую себя лишним на планете...»
Наверное, это последнее чувство бывало нечасто. Коллеги и друзья Степанковых рассказывают, что врачом Александр Андреевич был круглосуточно. Поэтому из больницы уходил поздно, из дома постоянно звонил в отделение, спрашивал о самочувствии «человечков». «Человечек» – это было его слово, оно перешло ко всем здешним докторам. Так же как и самое крутое его ругательство: «Бог ты мой, золотая рыбка!» В этом был и упрек, и огорчение. Повышать голос он просто не умел. Да это и не было нужно. Все тридцать лет он штучно отбирал себе помощников. Причем принимал только мужчин – считал, что работа в реанимации требует полной отдачи и запаса сил.
А теперь закрой рот и надуй щеки
Вспоминают, как он принимал на работу своих врачей. Интересовался профессиональной подготовкой и задавал совершенно неожиданные вопросы: какого композитора новый коллега любит, что читает, бывает ли на художественных выставках? И снова к делам больничным: если вдруг какая-то экстремальная ситуация в отделении, что попытаетесь сделать?
Профессор Юрий Прокопьевич Губов, на глазах и при участии которого шло становление детской реанимационной службы, об этих «экзаменах» тоже наслышан и считает их объяснимыми: заведующий подбирал себе помощников-профессионалов, людей с широким кругозором, с быстрой реакцией. Сам он, говорят все, был классическим педиатром. «Он по-настоящему любил детей», – сказал один из его пациентов, Дима Крапивин из Рыбинска, попавший в руки Степанкова подростком. Сейчас он студент авиационной академии. Болезнь оказалась тяжелой, несколько лет не отпускала, и Дима всегда чувствовал, что доктор следит за его судьбой.
Мать другой, крошечной пациентки вспоминает, как ее дочка, вернувшись из больницы домой, назвала свою любимую красавицу куклу «дядей Сашей».
Альтистка симфонического оркестра Светлана Румянцева, мать двоих близнецов, плачет: ее семья потеряла человека, ставшего родным для детей. Она обращалась к нему в любое время суток, он сам постоянно напоминал ей о проблемах близнецов. Горюет, что не сказала ему прямо о своей неизбывной благодарности.
Надо работать дальше...
Для него главной наградой оставалось спасение ребенка. Если не удавалось, уходил в себя. Старшая медсестра Маргарита Константиновна Екимова оплакивала каждого. Степанков успокаивал: «Что ты плачешь? Надо работать дальше». Его самого тогдашний главный врач Нина Дмитриевна Пахомова утешала: «Надо крепиться! Жизнь продолжается».
А он с каждым ребенком перебаливал его боль, проживал его наиболее тяжелые минуты, умирал вместе с ним. И на него ложилось еще самое трудное: сообщить родителям, находящимся в шоке, о смерти малыша или о необратимых последствиях травмы, недуга. Это он делал предельно мягко: «Отличником не будет, но жив, жив!»
Свой первый инфаркт он пережил в 36 лет, выхаживая в реанимации сына Андрюшу после серьезной травмы. Другие его инфаркты и инсульты тоже пришли, наверное, через чьих-то детей. А здоровье в нем было заложено прочное: сохранилась грамота «участнику всех турпоходов Томского мединститута», обозначена общественная работа – организатор, был членом плавучей студенческой поликлиники, путешествовал по Оби. Любовь к профессии была у него деятельной, неиссякаемой.
Детскую психику Степанков знал глубоко. Играл с ребятишками в космонавтов, когда им давался наркоз, а чтобы они не боялись уколов, советовал «крепко закрыть рот и надуть щеки». Всегда только сам носил на операционный стол своих пациентов и требовал, чтобы и остальные так же поступали. И это надо было видеть. Двухметровый гигант Евгений Иванович Виноградов, сам Степанков, да и другие бережно брали в крепкие ладони измученное болезнью дитя и передавали хирургам. Так носят и сейчас, и не только малышей. Все здешние реаниматологи считают себя учениками Степанкова. Его портреты в кабинетах. Его привычки – например, пить хороший чай – соблюдаются. Его любимое слово «человечек» звучит в палатах интенсивной терапии.
А семья была самым главным
Больше всего любил он, говорят коллеги, работу и семью.
Чета Степанковых всегда привлекала внимание. Он – крупный, солидный, невероятно скромный, готовый в любую минуту помочь знакомому и незнакомому. В семье был счастлив. Готовил плов и думканскую лапшу, любил петь с гостями, легко находил общие темы для споров, ездил на велосипеде, обожал рыбалку и грибные походы. Для детей – главный авторитет во всем. Сохранилось, например, письмо одиннадцатилетнему сыну в пионерский лагерь: «Разочарован знанием грамматики тобою. Сделать так много ошибок может только человек, не уважающий русский язык, не уважающий себя и не уважающий своего отца. Сын мой! Правила русского языка существуют не только на уроках, они обязательны всюду и всегда. Письмо сохраню, приедешь и исправишь ошибки (ошипки?)».
Среди моих собеседников было много музыкантов. Доктор часто сопровождал жену на концерты и постепенно познакомился со всем симфоническим оркестром. Стал «Айболитом» филармонии.
Хрупкая, изящная Елена Николаевна Степанкова – бессменная ведущая органных и симфонических концертов в филармонии, свободно живущая в вечерних туалетах на сцене, в кругу самых известных артистов. И сейчас не скажешь, что это мать двоих взрослых детей, бабушка двух внуков. Наверное, бережное отношение и уважение мужа к ее индивидуальности, теплая атмосфера дома сохранили ей молодость и обаяние. А вот дети хоть и прошли через музыкальные и художественные школы, выбрали отцовский путь – такой трудный и беспокойный. И Андрей, и Лиза, и их супруги – врачи.
Заболев, Александр Андреевич ушел от привычных дел, он лучше всех знал свой диагноз, но не показывал, как ему тяжко. Впрочем, дни рождения по-прежнему отмечал с коллегами в отделении, знакомые все так же обращались к нему за советами. Но главным его товарищем стал младший внук Иван. Он научил его играть в шахматы, сочинял для него сказки. Чего стоит сохраненная магнитофонная запись о «Маленьком Муке и Великом Куке».
Но и сказкам пришел конец. Вот уже сорок дней, как Александра Андреевича нет с нами. В тот момент, когда гроб опускали в могилу, прозвучала сирена «скорой». Такова традиция «скорой помощи». Она – как символ обещания: реаниматологи на посту.
Инна КОПЫЛОВА.