Долгая дорога к Тютчеву

Немногие знают, что Федор Иванович Тютчев, автор этих строк, по корням наш, ярославский. Точнее, родина его предков – угличское село Знаменское.

Где мы?

До недавнего времени говорили, что в Знаменское можно долететь только вертолетом. Но с некоторых пор сюда зачастили краеведы: пешком, по реке Кадке, на каком-никаком транспорте.

Я приехала сюда на научную конференцию, посвященную 200-летию со дня рождения поэта. Она собрала около ста участников из Москвы, Петербурга, Ярославля, Пензы, Рязани, Череповца, Брянска, Киева. Для большинства то, что нам рассказали и показали, стало настоящим открытием.

Путешествие началось, как и положено, с приключений. Из Углича в Знаменское выехало несколько автобусов. Но когда город остался далеко позади, наш автобус вдруг очутился на дороге один.

Короче, мы заблудились. Ехавшие в автобусе угличские учителя и библиотекари, как выяснилось, знали эти места только понаслышке, даже многоопытный заместитель директора угличского музея Виктор Ерохин, который и до Знаменского уже добирался, и здесь не в первый раз, подавал реплики по поводу дороги не очень уверенно.

Едва не въехав в Тверскую область, мы наконец тормознули. Проскочили зря ни много ни мало километров пятнадцать да столько же пришлось наматывать назад... Спросить было не у кого. Машин на дороге никаких. Пустые поля, перелески. Иногда – крыши то ли живой, то ли мертвой деревни где-то на горизонте. Но все же сориентировались и наконец добрались до Ульянкина, где участники конференции выступали с докладами и откуда, как из промежуточного лагеря, разбитого на подходе к вершине, был дан старт к броску в Знаменское.

«Мама у господ стряпала»

Среди докладчиков, в том числе именитых (только докторов наук и академиков было десять человек), назову первой серьезную девочку лет четырнадцати, ученицу местной Климатинской школы Марину Комарову. Она рассказала, что недавно члены краеведческого кружка оказались в деревне Мелехово, житель которой, по слухам, лет двадцать назад вывез с кладбища в Знаменском надгробие кого-то из Тютчевых – под фундамент для своего сарая. Злоумышленника давно след простыл, а гранитную плиту школьники и вправду нашли под углом уже развалившейся постройки. Надпись гласила, что это надгробие Екатерины Алексеевны Тютчевой, родившейся в 1781 и умершей в 1866 году.

При церкви в Знаменском покоится целый куст предков и родственников поэта, начиная с прапрадедушек и прапрабабушек. Научный сотрудник угличского филиала государственного архива Ярославской области Татьяна Третьякова, мышкинский учитель и краевед Сергей Темняткин, московский академик Геннадий Чагин восстановили множество имен и судеб – и очень далеких, и отметившихся в двадцатом столетии. При этом к воспоминаниям и к местным легендам, сопровождая их архивными поисками, они относятся с уважительным вниманием.

Какие, спросите, могут быть воспоминания, если в селе Знаменском осталось всего четыре постоянных жителя?

Но вот стоим мы, укрывшись от дождя, в церкви – высокой, гулкой, крепкой, несмотря на перенесенные невзгоды, и я заговариваю с женщиной из местных.

– Нет, я сама ничего не знаю. А вот у нас тут жила одна, так ее мать у барыни служила.

Увы, журналисты, как говорится, могут не беспокоиться. Сергей Николаевич Темняткин, протоптавший сюда тропинку раньше всех, встретился с 87-летней Екатериной Павловной Игнатенко первый и записал ее колоритный рассказ так подробно и так интересно, что остается только его процитировать.

«Семья наша большой была. Моя мама стряпала у господ Тютчевых – все, бывало, частушку пела:

Не глядите на меня,

Что я вышла чёрна.

Я у Тютчевых жила,

Чугуны все тёрла!»

Екатерина Павловна, по словам Темняткина, еще крепкая, ладная, проворная. Строителя церкви Тютчева, хоть и жил он в восемнадцатом веке, называет по имени-отчеству: «...Николай Ондреевич ее строил. В ней он и погребен под алтарем, а сын его – на воле, в ограде...

Жил у нас тут Какошкин такой, он повесился давно, дак натравил он троих парней с Углича, с часового завода: выкопали оне Тютчева-то сына, думали, в золоте похоронён! А он лёжит в какой-то длинной белой одёжине. Выкопали – вшик – и нет ничего, прах один...»

О роли случая в истории

Строитель церкви в Знаменском «Николай Ондреевич» – это дед поэта. А бывал ли здесь сам Федор Иванович? Да, считают исследователи, бывал, по крайней мере два раза. Академик Чагин, детально проанализировавший эту тему в своих книгах, охотно поддержал ее в нашем разговоре:

– Когда в 1812 году произошла эвакуация из Москвы, множество семей, как известно, потянулись в Ярославль. Но бабушка Пелагея Денисовна, которая жила в Знаменском, плохо себя чувствовала, и Тютчевы поехали туда. В декабре она умерла. Похороны, сороковины – Федору было девять лет – он все хорошо запомнил.

Позже поэт вспоминал, что во время эвакуации умер «в пеленах» его младший брат Василий, могила которого, стало быть, тоже тут, в Знаменском.

Чагин обращает внимание еще на то, что именно тогда, в Ярославле, на пути к Знаменскому, в судьбе Федора Тютчева появился Семен Евграфович Раич, поэт, ставший его воспитателем и, как считают, пробудивший в нем поэтический талант. Раич должен был явиться в ополчение, но опоздал. Общие знакомые рекомендовали его к девятилетнему Феденьке. Судьбами правит случай.

Второй раз Федор Иванович Тютчев, уже известный поэт и дипломат, был в Знаменском, как считается, после возвращения из-за границы. Впрочем, подробностей нет.

Случай соединяет давние и наши времена самым неожиданным образом. Геннадий Васильевич Чагин, по его признанию, принял эстафету тютчеведения от известного исследователя Барабанова, родители которого были крепостными у Тютчевых. А научный сотрудник угличского архива Татьяна Анатольевна Третьякова, ставшая в последнее время одним из признанных специалистов в области генеалогии тютчевского рода и истории края, начинала как врач в Рождественской больнице, носившей до революции имя Александра Алексеевича Тютчева. Родился тот в Знаменском, здесь и похоронен. В конце девятнадцатого – начале двадцатого века возглавлял Мышкинское уездное земское собрание. После эпидемии тифа и оспы, случившейся в Кацкой волости, Александр Алексеевич сумел доказать, что одной больницы в уезде мало, обязательно нужна вторая – в дальнем западном краю кацкой земли – в Рождествене. И она была построена.

«И нам завещанное море...»

Знаменское поразило какой-то нездешней красотой. На смену печальным равнинам, простиравшимся от самого Углича, глазам предстали вдруг холмистые ярко-зеленые луга – крутые и такие просторные, как застывшие морские волны. На гребне свободно и нарядно раскинулось село, в кудрявой зелени садов и палисадников не видно ни бедности, ни малолюдства. На краю старинного парка – церковь. В глубине прямой, четкой аллеи – руины барского дома, за которым река с каменистым дном.

А дальше – головокружительно высокий противоположный берег, поросший лесом так живописно, как будто он не сам вырос, а посажен неким изощренным ландшафтным архитектором. Умом понимаешь, что не искусственные посадки, масштабы не те. Но сердцем смириться не можешь – экая красотища! И мощь прямо-таки богатырская! Это вам не тихая акварельная Русь, застенчивая и неброская. Такую картину надо писать маслом, широкими мазками.

Шел дождь. Народ разбрелся, кто в церковь, кто на примкнувшее к ней кладбище – без единого надгробия, но с еще заметными холмиками. Темняткин в парке посвящал любопытствующих в романтические истории здешних обитателей. А мужчины, рискуя свернуть шею, пытались обследовать господский дом.

(Окончание следует.)