– Владимир Ильич, правда, что вы в юности мечтали стать революционером?
– Да, в 15 лет на меня произвела огромное впечатление книга о Робеспьере из цикла ЖЗЛ. Я с начала до конца ее переписал, чтобы лучше проникнуться этим образом и стать, как и он, революционером. Когда повзрослел, понял, что революционная деятельность в советском обществе совершенно не нужна, поэтому спокойно занялся учебой, наукой, семьей, вокалом.
– Можно предположить, что на ваши взгляды повлияло трудное детство...
– Я родился в 1945 году в семье рабочих фабрики «Красный Перекоп»: отец был грузчиком, мать – кочегаром. В 18-метровой комнате корпусов жили три семьи. Представьте себе, только в нашей было восемь человек – пятеро детей, мать с отцом и бабушка. И хотя ситцевая занавеска была единственной перегородкой, обстановка оставалась душевной. Когда мне было пять лет, нам дали отдельную комнату в 12 квадратных метров. Это считалось резким улучшением жилищных условий.
Всегда был активным пионером, комсомольцем. В 40-й школе, что на Комсомольской площади, стал заместителем комсорга. Валентина Терешкова была секретарем комсомольской организации «Красного Перекопа», шефствовавшего над нашей школой. И когда она полетела в космос, я не мог в это поверить: «Надо же – человек, который был рядом, оказался такой знаменито-стью!»
После окончания школы в 1963 году пару лет работал на «Красном Перекопе» слесарем-ремонтником, возглавлял комсомольцев в своем цехе. Затем поступил в Ярославский пединститут на историко-филологический факультет и в 1969 году его закончил.
– Именно так начинали многие будущие партфункционеры...
– Я всегда интересовался политикой и имел собственное мнение. Будучи студентом пед-института, узнал, что такое «серый дом». Мои высказывания на семинарских занятиях доходили, как тогда выражались, до компетентных органов, и меня пригласили в ректорат на собеседование с сотрудниками КГБ. Они порекомендовали мне помолчать. Сейчас мои высказывания кажутся ерундой. Я критиковал деятельность Брежнева, считал, что он проводит ту же политику, что и Хрущев, возвеличивая свой культ. Я был убежден, что мы должны открыто и честно говорить о проблемах не для того, чтобы разжигать страсти, а чтобы находить выход из положения.
– Вы не боялись свободно высказываться?
– Никогда. Я же не знал, что за такие вещи сажают, а только понимал, что не принято так говорить. В 1968 году, когда были введены войска в Чехословакию, в пединституте на доске (тайком, конечно) написал лозунг: «Ура, чехи!» После этого аудиторию закрыли на три дня, видимо, изучали почерк, и потом я стал понимать, что подозрение пало на меня. Я всегда был ершистым, но судьба и мои научные руководители меня хранили. За подобный лозунг в поддержку венгров в 1956 году ярославец Виталий Лазарянц получил десять лет.
– Приходилось общаться с другими диссидентами?
– Когда я учился в Москве, были попытки завербовать меня в Хельсинкскую группу, в кружок под руководством Сахарова. Но уже тогда я этих людей не воспринимал, потому что не нравилась их антисоциалистическая направленность, хотя и импонировали их гражданское мужество, нравственные качества. Я был советским диссидентом.
– Как же вы стали деканом престижного экономического факультета ЯрГУ?
– После 1975 года я преподавал в ЯрГУ на кафедре полит-экономии, стал доцентом. Приобрел большой авторитет среди преподавателей-экономистов и в 1985 году был ими избран деканом на основании рекомендации ректората. Через два года я ушел, схлестнувшись с партийным аппаратом в лице Ивана Цымбала – завотделом высшей школы ярославского обкома. Говорил, что если уж мы привлекаем студентов к сельхозработам, то нужно обеспечить им элементарные условия труда, иначе я как декан отправлять на село не буду.
На другой день Цымбал вызвал меня к себе на ковер и вместе с секретарем Кировского райкома по идеологии Альбертом Мухо часа полтора прорабатывал, учил, каким я должен быть деканом. Мне угрожали, что в противном случае я в 24 часа перестану быть руководителем факультета. Так и вышло. Я вернулся на свою кафедру. В 1988 году оказался активным участником ярослав-ского Народного фронта.
– Вы не раскаиваетесь, что в результате в том числе и вашей деятельности Советский Союз рухнул?
– Как я могу раскаиваться, ведь я к этому никак не приложил руку! Мы расшатывали не советский строй, а власть партийно-государственной бюрократии, которая своими действиями и уничтожала социализм. Другое дело, что затем сомкнулись антикоммунист Шамшев и секретари обкома партии, которые успешно пристроились в этой жизни и участвуют в ее капитализации. А мы как были сторонниками коммунистической идеи, так ими и остались.
– Вы начали борьбу с КПСС ради коммунистической идеи?
– Борьбу с партией я никогда не вел. Если бы я это делал, то вышел бы из компартии, я противостоял определенным руководителям – Цымбалу, Мухо. Но я ни разу не выступал против Лощенкова. В моем представлении это один из авторитетнейших руководителей области, у него были ошибки, но не такие, что его надо было так опозорить...
– Прошло 20 лет после начала перестройки. Нужна ли она была?
– Я в этом не сомневаюсь ни на йоту: если бы в обновлении не было потребности, вряд ли народ так поддержал бы перестройку. Но все дело в том, что курс, который взял Горбачев, а затем и Ельцин, я изначально оценил как гибельный. Я писал об этом и на страницах областных газет в 1988 – 1989 годах.
– Почему именно вы стали первым секретарем обкома КПРФ в 1993 году?
– Тут есть доля и закономерности, и случайности. Если бы Альберт Мухо не умер, то именно он был бы избран. А вот попытка заменить его на Сергея Калинина была безуспешной. Единственным преимуще-ством Калинина было то, что он – последний руководитель обкома КПСС. Коммунисты видели, что я три года активно защищал идеи социализма, и поддержали меня.
– Владимир Ильич, а в советское время вы могли занять такую высокую должность?
– Никогда. Номенклатурная система в принципе не воспринимала таких людей, как я.
– Развал КПСС, получается, позволил вам выдвинуться как общественному лидеру?
– Как говорят в народе, нет худа без добра. Но я хоть и оказался на гребне волны, карьеру я не делал – передо мной не было задачи стать первым секретарем, держаться за должность. Если бы я был карьеристом, то обязательно бы в 1995 году стал депутатом Госдумы РФ. И попав в облдуму в 1996 году, весь срок отработал на общественных началах, несмотря на то, что мне предлагали перейти на постоянную основу и, получая кучу денег, ни за что не отвечать. Моя идея фикс – борьба за справедливость, и никто не может сказать, что я использую свое положение в корыстных целях.
– В 1995 году вы получили 32,9 процента голосов на выборах губернатора. Неужели готовы были руководить областью?
– Конечно, не боги горшки обжигают... Недавно узнал мнение одного из членов команды действующего губернатора: в результате моей неистовой борьбы с Лисицыным он скорректировал социально-экономический курс. Благодаря нашим усилиям Ярославская облдума в 1998 году приняла обращение с требованием отставки президента Ельцина. Мы были единственным демократическим регионом, где тогдашний глава государства получил вотум недоверия.
– В 2000 году соратники по партии сместили вас с поста первого секретаря обкома. Ваши митинговые методы работы устарели?
– Дело не в этом. Мы видим, что нынешнее руководство обкома КПРФ пользуется нашими наработками в организации протестных акций. Меня «ушли», потому что не стал руководствоваться заповедью каждого крупного руководителя: человек, которого выдвинуло окружение, всеми правдами и неправдами стремится его ликвидировать, чтобы потом быть самостоятельным политиком. Геннадий Зюганов все свое время тратил, чтобы освободиться от сподвижников.
– Геннадий Андреевич все еще у руля, а вас окружение «съело»...
– Именно потому, что никогда не занимался борьбой с соратниками. А вот нынешнему руководству КПРФ не нужны люди, имеющие собственное мнение. Нужны бойцы, которые бездумно решают задачи, поставленные командиром. Я считаю, что нужно распустить все компартии, а их лидеры обязаны уйти. Коммунистическая организация должна быть единой, во главе ее – встать новые лица.
– Владимир Ильич, расскажите о своей семье.
– В этом отношении жизнь удалась. У меня трое детей – двое сыновей (один приемный), дочка. Все они придерживаются моих нравственных и политических принципов. Супруга, Надежда Николаевна, работает в отделении Пенсионного фонда по Дзержинскому району.
– Вы давно занимаетесь вокалом?
– С пеленок – ходить начал в три с половиной года, а петь в полтора. Когда занимался в пионерском хоре при комбинате «Красный Перекоп», то выступал в Колонном зале Дома союзов в Москве. Потом жизнь засосала. Вернулся к вокалу, когда закончилась моя партийная работа. В этом году разработал целый цикл концертов «По волнам моей памяти», куда входят русские, советские песни, романсы. Он посвящен 60летию Победы над фашизмом и, в определенном смысле, моему юбилею. Стоит только сказать, что будет концерт, как зал полон.
– Не хотели бы стать профессиональным певцом?
– Это претит моей душе. Петь надо для народа, а люди слишком бедны, чтобы платить за искусство.
//Беседовал Сергей КУЛАКОВ.
