Стоит у самого пруда,
Но никто не догадается
Столкнуть ее туда...
С упоением распевали в далекие пятидесятые годы эту песенку немудреную девчонки из школы, вновь открытой после расформирования военного госпиталя у прудов рядом с Петропавловским парком.
О первом послевоенном наборе этой школы вспоминает врач-фтизиатр областного противотуберкулезного диспансера Татьяна Сергеевна Шаброва:
– Вот не помню, каким было это первое сентября, – ни какая погода, ни какой день недели, но хорошо помню праздничную атмосферу. Вижу, как, взявшись за руки, парами мы шли в свои классы чистыми, свежевыкрашенными коридорами, и громадные после наших деревянных домишек потолки виделись сказочно высокими, а сама школа казалась дворцом. Это ощущение празд-ничности, приподнятости осталось на всю жизнь.
Татьяна Сергеевна показывает фотографии той поры. Вот оно, первое послевоенное поколение: в более чем простенькой одежонке, у многих явно перешитой со взрослого плеча, девочки, даже те, кто с белыми бантиками, – все коротко стрижены. Современных читателей это, может, и удивит, но только не меня, я ведь из того же послевоенного поколения. Коротко нас стригли потому, чтобы легче было промыть в бане голову и избежать чрезвычайно распространенной тогда вшивости. Нас, пацанов, обривали и вовсе «под Котов-ского», если кому челочку оставляли, то по нормам она должны была не превышать трех сантиметров. Пишу и думаю: бред какой-то! Но ведь было!
Тем временем моя собеседница продолжает:
– В центре фотографии наша учительница Александра Владимировна Пояркова. Она была нам как мама, добрейшей души человек. К тому же наша, перекопская, у нее был свой домик в Починках, где и прожила она практически всю жизнь.
Учителя делали все, чтобы класс стал для нас вторым домом. В школе тогда обедов не было. Дома давали с собой что-нибудь, обычно два куска черного хлеба, чуть политых кипятком и посыпанных сахарным песком, – хлеб заменял и завтрак, и обед. Перекусишь – и на перемену. Учителя организовывали игры, танцы, а то вынесут баян да как начнут петь вместе с нами, это было что-то! Ведь первый послевоенный поток составлял ни много ни мало шесть классов – от «А» до «Е». То-то был гам!
– А Терешкову Валю не помните?
– Мы были в разных классах, но помню: очень энергичная, деловая. И заводила. Никого не боялась, могла и в драке за себя постоять.
– В драке? – удивляюсь я.
– Ну, не то чтобы в настоящей. Но ведь не раз нас встречали возле школы боевые мальчишки. Всякие бывали ситуации.
У них, послевоенных, самым обостренным было чув-ство справедливости, и «качать права» они могли как никто до них и позже тоже. Так вот в знак какого-то, нет сил вспомнить, протеста всем классом рванули однажды с урока в парк «качаться на трясине». Непростое занятие, ибо означало это качаться на тине, густой ряской затянувшей пруды, а она, эта ряска, готова была в любой момент разойтись, и тогда прости-прощай!
Более поздние воспоминания – это поездки с Перекопа «в город», в центр. Трамваи ходили тогда одним путем, а разъезжались только на остановках, то есть если один в какую-то сторону уже в пути, то другой вынужден был ждать, пока тот не достигнет остановки, где они могли бы разъехаться. Ездили в читальный зал областной библиотеки, располагавшейся тогда на Советской площади в «доме наместника» позади Мытного рынка. И дом, и рынок теперь снесены, на их месте здание администрации области. В читальном зале готовились к сочинениям на музыкальные темы типа «Могучая кучка и ее значение для русской культуры» или о художниках – «Передвижники в нашей жизни» и т. п.
– Отношение к искусству было у нас особым, более возвышенным, что ли, чем у нынешних школьников. Объяснялось это, как мне кажется, более тяжелой и приземленной, чем сегодня, жизнью: мы плохо одевались, плохо питались, жили в перенаселенных комнатах, спали на полу и на сундуках, не было телевидения, даже обычное проводное радио было не у всех. Мы собирались у круглых тарелочек радио, чтобы послушать «Театр у микрофона», старались не пропустить драматические спектакли, оперы и оперетты. Неплохо знали их и помнили...
Еще одна примета школьной жизни тех времен – дневники. Не было в ту пору девчонки без заветной тетради. Не у всех, конечно, насыщенные и вдохновенные. Чаще это были сборники полюбившихся выражений, песен и сентенций типа «эта книжечка без врак, кто откроет, тот дурак!».
И после окончания школа всю жизнь притягивала их как магнитом. С нетерпением Татьяна Сергеевна всегда ждала дня встречи с одноклассниками и каждый год приходила сюда, чтобы побыть в родных стенах. Все они ходили сюда до тех пор, пока директор школы Майя Петровна Нюшина не стала умолять их: «Девчонки, давайте прекратим, а то потолочные перекрытия не выдержат». В результате встречи выпускников перенесли в Дом культуры комбината «Красный Перекоп».
Кстати, это та самая Майя Петровна, которая учила В. В. Терешкову и добилась открытия в 1971-м школьного музея космонавтики. Среди других в этом музее есть фотография 1952 года, на которой в углу класса молоденькая учительница физики Майя Носкова (будущая Нюшина), а на третьей парте среднего ряда Валя Терешкова. Дружба учительницы и ученицы не прекратилась и после выпускного. А однажды ученица подарила своей учительнице вторую жизнь.
Так получилось, что слегла Майя Петровна, стало отказывать перетрудившееся в военные годы сердце. Требовалась срочная и, главное, дорогостоящая операция. В один из приездов в Ярославль не узнала Чайка свою учительницу:
– Неважно выглядите, Майя Петровна. Может, чем помочь?
– Да чем тут поможешь, – ответила та. – Второе сердце не вставишь.
Но не успокоилась Терешкова, пока не определила свою учительницу в московскую клинику.
– Последнее, что помню перед операцией, – говорит Майя Петровна, – после того как укол сделали и положили на операционный стол, медсестры поинтересовались не самочувствием, а спросили: «Это правда, что вы Терешкову учили?» – «Правда», – отвечаю. «А как она училась?» – «У меня на четверки». И все, отключилась.
На встречах выпускников бывшие школьники с удоволь-ствием общались с любимыми учителями. Среди них самая близкая – первая их учительница, незабываемая Александра Владимировна Пояркова. Прошли годы, и они пришли проводить ее в последний путь...
Это она дала им в начальной школе такой солидный багаж, что из одиннадцати медалистов самого первого после войны выпуска семь пришлось на их 10 «В».
Экзамены в 32-й школе всегда были не только испытанием, но и праздником одновременно. Читаем в воспоминаниях у В. В. Терешковой: «Подошло время выпускных экзаменов – весна 1953 года. Спокон веков так повелось, что на экзамены все ученики являлись в самой лучшей одежде. К этому торжественному дню мама, выкроив из скромного семейного бюджета небольшую сумму денег, сделала мне подарок – темно-коричневое, первое в моей жизни шерстяное платье. Она надела на меня белый шелковый передник, вплела в косички белые банты. В день первого экзамена мама заботилась обо мне так же, как когда я впервые села за парту».
Кстати, в школе той поры экзамены начиная с четвертого класса были ежегодными. Уже в четвертом классе их было не меньше пяти, включая почему-то ботанику.
В этом году 50 лет со дня их выпуска. Это же прожить надо! Пять генсеков сменилось и три президента. Собрались тринадцать человек. Пятерых школьных подруг уже нет в живых, шестеро не смогли прибыть по различным причинам.
Встретились у Али Унанян, и весь вечер с ними была одна из любимейших учительниц Галина Дмитриевна Изотова, пришедшая в школу сразу после окончания пединститута. Она преподавала русский язык и литературу, учила пониманию доброго и прекрасного. Фактически они были первым ее выпуском. Сегодня она заслуженный учитель Российской Федерации, кавалер орденов Ленина и Трудового Красного Знамени. Все они были влюблены в Галину Дмитриевну, старались походить на нее.
Конечно, не могли не вспомнить светлый день первого сентября 1945 года. Первоклашек с самодельными матерчатыми или сшитыми из обеденной клеенки сумками, а то и просто с завернутыми в лоскут учебниками. Ведь все в их жизни началось именно тогда.
Николай КОЛОДИН.