Как найти консенсус с гусаком

Примечательно, что предки Егорова по материнской линии перебрались в Сибирь из центральных губерний России в начале XX века, как раз при проведении столыпинской аграрной реформы. Тогда крестьянам, рискнувшим порвать с традиционным общинным укладом, предлагалось переселяться за Урал и занимать там свободные земли. По расчетам инициатора реформы Петра Столыпина, именно эти новые «вольные хлебопашцы», работая не по принципу круговой поруки, а за личный интерес, как американские фермеры, смогут поднять аграрный сектор экономики страны.

Дело прадедов, в принципе, и продолжил почти столетие спустя, и в иных уже условиях, Василий Алексеевич, унаследовав от них любовь к земле. Правда, к тому времени, когда в семье Егоровых Алексея Демьяновича и Татьяны Дмитриевны появился третий ребенок, нареченный Василием, со столыпинскими «вольными хлебопашцами» уже давно было покончено. Советская власть объединила индивидуальные крестьянские хозяй-ства в совхозы и колхозы, а с теми, кому коллективизация не по нутру пришлась, разделывалась по-своему. Так в 1937 году бесследно исчез дед Егорова по отцовской линии, но тема эта не больно-то обсуждалась в семье. К тому же в Сибири (а жили Егоровы в деревне Соловьевке Оконешниковского района Омской области), где масштабы ни в какое сравнение с нашими не идут, колхозники могли и соб-ственные дворы держать, было бы желание.

Родители нашего героя и вся родня работали в совхозе «Золотая нива», именовавшемся так по центральной усадьбе. В тех краях, где прошло дет-ство Василия Алексеевича, вообще было принято хозяйства по географическим признакам называть, и потому никаких там «зорь социализма» или «приветов Ильича» не водилось. Отец был механизатором, мама приемщицей на молочном пункте. Помимо трудов на общественное благо для собственных нужд держали обычно пару коров, пару свиней, от пятнадцати до двадцати овец, пяток коз пуховых да птицу – гусей, уток, кур без счета. Обязанности по уходу четко распределялись среди всех членов семьи, в том числе и детей. Заботой младшего из них, Василия, с трех лет было утят да гусят сторожить, чтоб в воду не лезли, не разбежались или вороны их не стащили. А любимым развлечением юного птичьего стража стала верховая езда на... козле.

– Козел добрый такой был, позволял на себя садиться, но если переиграю, надоем ему, то и рогами под зад получать от него доводилось. А вот гусак у нас, наоборот, злющий был, никому проходу не давал, щипался до синяков. Но я на него управу нашел, схватил как-то за шею и швырнул со всей силы о землю. И ведь перестал он после этого щипаться, только издали шипел зло, а не приближался.

Но родительское подсобное хозяйство это что, вот у деда, Дмитрия Абрамовича, жившего в той же деревне, и скотины еще больше было, и картошки с гектар, да еще сад фруктовый на тридцать соток, кустарников ягодных полгектара и десять соток клубники. Внучат, а было их у деда 12, к работе и здесь привлекали. Девочки, как правило, на прополке были заняты, а мальчишки отвечали за дрова и ледники. Электрических морозильных установок в деревнях тогда еще не знали, да и свет в избы от генератора подавался. Чтобы продукты летом не портились, рыли ямы поглубже и обкладывали их льдом. За состоянием таких вот «камер хранения» и следили на дедовом дворе внуки.

Газовых плит и отопительных приборов тоже, разумеется, не было, на все про все русская печь.

– А дров у деда всегда лет на пять вперед запасено было. Но попусту болтаться нам не давал, чтобы при деле были, порой хитрил. Позовет в лес перепелов ловить, он это мастерски умел, а сам заведет туда, где дерево подходящее заранее присмотрел: «Давайте-ка, внуки, рубите».

За урожаем на дедовских плантациях следила старшая из его дочерей, тетя Катя. Хозяйственная была в отца, бережливая до скупости, в общем, лишней ягодой ребятню не баловала, все у нее на варенья да заготовки разные шло. А детвора, коли нельзя было днем в открытую плодами отчасти собственных же трудов воспользоваться, совершала ночные налеты и родного деда добро тащила.

Хоть и возлагались на деревенских детишек с малолетства различные хозяйственные «обременения», на отдых и развлечения времени хватало. Летом любимыми мальчише-скими забавами были игра в войну и разорение птичьих гнезд. Пернатых в тех краях водилось в избытке. Сорочьи гнезда просто «зарили», чтобы не больно-то плодились белобокие, а утиные на болотах обходили с ведрами, яйца собирали и добычу домой несли.

– Лет семь мне было, когда нашел как-то гнездо коршуна. На тоненьком таком деревце. Полез смотреть, и тут на меня взрослая птица налетела. Я не удержался и грохнулся вниз с нескольких метров прямо в воду. Вернулся домой весь сырой, но ничего, не покалечился.

Зимой снегу наметало столько, что дома чуть не по самую крышу заваливало. Рыли в нем мальчишки всяческие ходы, строили крепости, устраивали снежные бои со «взятием города». Но самая любимая игра была в хоккей. Воодушевленные ледовыми баталиями советских и канадских хоккейных сборных, пацаны выкатывали на замерзший пруд на привязанных к валенкам коньках «снежинка» с самодельными клюшками из березы.

– Относились мы к этому делу очень серьезно. Расчищали лед, соблюдая установленные спортивными правилами размеры площадки. Сначала бортами служили сугробы, потом сами сколотили каркас из досок. Родителей упросили сварить нам ворота, тоже с учетом положенных размеров. Форму собственными руками шили, со щитками. Обязательно номера. Ведь мы не просто шайбу гоняли, а целиком разыгрывали советско-канад-скую серию.

Честь «кленовых листьев» защищали ребята постарше, были у них в команде свой Бобби Халл, Фил Эспозито... За русских бились учащиеся 1 – 2го классов, в составе их сборной тоже выступали «звезды» – Владислав Третьяк, Валерий Харламов... Вася Егоров выходил под номером 16, на льду он становился Владимиром Петровым. Игры проходили крайне напряженно, страсти кипели самые настоящие. Однажды в пылу борьбы за победу над «канадцами» Егоров – Петров совсем упустил из виду, что не начистил отцу картошки к ужину...

Мама тогда лежала в больнице, а старшие брат с сестрой жили в интернате при восьмилетке в Николаевке, поскольку в Соловьевке была только начальная школа. Заботы по хозяйству легли на плечи отца и младшего сына.

Скотину-то Василий покормил и все, что надо, сделал, но, спеша на ответственный матч, игрок «советской сборной» проигнорировал папину просьбу насчет картошечки, решив, что и пельменей достаточно будет. Вернувшись же после ледовой схватки и встретив суровый взгляд отца, понял, что зря взял на себя такую ответственность. Следуя указанию главы семейства, вздохнув, полез отбывать наказание в подпол. Посидел часа полтора, надоело, и вылез.

Вообще-то детей серьезно наказывать было не принято. Отношения строились на осознании каждым степени соб-ственной ответственности за дела и поступки. Потому, наверное, и учились с прилежанием, хоть никто и не заставлял, и выполнение домашних заданий, упаси боже, не проверял. Когда Василий третий класс закончил, отправлять его в интернат, как в свое время старших детей, не стали, потому что к этому времени внедрили родители соловьевских учеников что-то вроде «школьного автобуса». Сколотили вместительную будку с лавочками и окошечками. Осенью и весной устанавливали на грузовик, а зимой, оснастив печуркой, ставили на гусеницы, прицепляли к трактору и волокли за семь километров в Николаевку. И так каждый день с четвертого по восьмой класс.

А в десятилетку и вовсе пришлось потом за 15 километров на центральную совхозную усадьбу «Золотая нива» ездить. В это же время Василий еще и помощником комбайнера начал работать, вставать в пять утра приходилось. Успеваемость в школе несколько упала, восьмилетку-то он без троек закончил, но ничего, хватило знаний, чтобы после армии продолжить образование в Ярославской сельскохозяй-ственной академии. И, как было уже сказано, остался Егоров на нашей – а теперь и его – земле, возглавив в начале девяностых областную фермер-скую ассоциацию, в которую объединились вновь появившиеся на селе, как некогда при Столыпине, индивидуальные крестьянские хозяйства.