Всё ещё гордые...

Вопросы без ответов Наивные студенты считают, что преподаватель знает намного больше, чем они сами. Наив-ные преподаватели верят в то, что студенты пришли в вуз только за знаниями. Но реально мыслящие и прагматичные понимают, что сейчас студент проводит в вузе не самую большую по объему и, возможно, не самую важную часть своей жизни. У меня, как, думаю, и у многих моих коллег, которые сами учились с удовольствием, мечтали о творчески неординарной жизни, получили много житейских и научных уроков – как со знаком «плюс», так и со знаком «минус», – нет ответов на многие казавшиеся 20 – 30 лет назад простыми вопросы. Раньше по специальности, записанной в дипломе, не работали неудачники. Почему сегодня не работают талантливые, по определению успешные? Раньше студенты рвались в аспирантуру, а через нее – к преподавательской карьере. Почему теперь, завершив обучение, они бросаются получать новую специальность, часто далекую от первой? Почему готовы платить не только за «корочки», но и за реально потраченное время и силы, получая второе высшее образование? И будет ли удачной их деятельность на новом, в скоростном режиме освоенном поприще? Раньше вузовская карьера развивалась по классическим бюрократическим канонам: отработай столько-то лет, пройди – а то и проползи на коленках – по всем должностным ступенькам. Но все ли работники вузов знают о том, что нет теперь жестких законодательных норм, согласно которым на факультете или кафедре может быть строго определенное количество профессоров или доцентов? Что нет и жестко установленных сроков для перехода из одной должности в другую? Но тогда почему в «добрых старых традициях» заставляют сегодня ждать и «не пущают» тех, кому от 30 до 40 лет, кто еще был сформирован в атмосфере пиетета перед знаниями и творчеством, но кого легко разочаровать и «сдать»? И кто же из работодателей в других, не вузовских сферах откажется от кандидата наук с хорошими менеджерскими навыками, с умением говорить и писать, с чувством ответственности и с обидой на жизнь? Наукой сыт не будешь Известный московский ученый-философ, по чьим учебникам еще я училась в студенческие годы, недавно с гордостью рассказывал: ведущим сотрудникам Российской академии наук подключили домашние компьютеры к академическому серверу, чтобы снять с них расходы по пользованию Интернетом. С одной стороны, приятная забота (впрочем, знаю я и ярославских ученых, и даже аспирантов, которые имеют подобную же возможность благодаря заботе своего руководства). С другой стороны, не уверена, что этим стоит гордиться: если бы зарплат и грантов хватало на так называемую достойную жизнь, то важная для нас любезность руководства просто не была бы нужна. Полагаю, что традиционный вопрос «Если ты такой умный, то почему такой бедный?» не очень актуален для ярославских ученых, работающих в высших учебных заведениях. Не потому, что мы уже не бедные. А потому – что еще гордые. Я не понимаю, почему систему грантов, широко развитую во всем мире, в России, за редким исключением, реализуют либо зарубежные фонды, либо государственные учреждения. Это неверно по самой сути тех отношений, которые устанавливаются между учеными, как опытными, так и начинающими, с одной стороны, и структурами или людьми, получающими прибыль от производства или финансовых операций, в силу чего оплата труда их собственных сотрудников не имеет ничего общего с неизмеримо меньшими размерами оплаты вузовских ученых. Замечательно строило и, надеюсь, дальше будет строить свою работу Министерство образования России. Оно финансирует и конкретные исследовательские проекты, и такую новую для нас форму деятельности, как «ведущая научная школа России». Именно этот статус имеют и некоторые ярославские научно-учебные подразделения, одной из подобных школ руковожу я и знаю, какие деньги и на что дает нам министерство. Мы получаем возможность добавлять их, пусть немного, к зарплате наиболее активно работающих, в первую очередь молодых ученых; хоть что-то тратить – простите за прозу – на книги, бумагу, картриджи, дискеты, да просто оплатить распечатку диссертаций наших далеко не шикующих аспирантов. На этой же линии строится и грантовая политика администрации Ярославской области, как и система областных премий за уже сделанную работу. В то же время у меня еще жива в памяти смехотворная ситуация: для издания нового учебника в интересах всех ярославских студентов-гуманитариев понадобилась сумма в... 15 тыс. рублей. Почему было не проспонсировать это издание крупному российскому банку, который и дорогостоящие телевизионные проекты с путешествиями на иные континенты оплачивает, и показы мод, и поп-концерты? Обратившись к руководителю местного отделения этого банка, я ждала сначала смены руководителя, потом реакции нового, но не дождалась. Издание, разумеется, состоялось, тираж его оказался значительно меньше необходимого, а цена выше, чем хотелось бы. Между прочим, речь об авторском гонораре здесь и вовсе не шла. Конечно, мы гордые, потому что пишем учебники, издаем их, и по ним учатся студенты не только в Ярославле. А бедные – не мы, а те, у кого нет средств (правда, не знаю, денежных или душевных) для понимания общественной пользы от формирования интеллектуала рядом с собой. Предмет нашей гордости сегодня – это не только книги маститых ученых, их признание в России и за рубежом. Это – ученики, те, кто, в соответствии с классическими представлениями о научной школе, еще детьми пришли к нам. И выросли до уровня коллег, не только не уезжая в другие города в аспирантуру или докторантуру, но даже не всегда «отрываясь» от повседневной работы. И уже они оппонируют в наших диссертационных советах, они приводят к нам в аспирантуру любимых студентов, они даже находят неточности в суждениях своих профессоров – и это ли не предмет гордости! Наконец, не предмет ли гордости – возможность для опытного, но еще вполне дееспособного ученого сменить свой статус, передав руководство, например, кафедрой, коллеге-ученому? Мне не близко распространенное представление о «пожизненных», хотя сегодня они и стали выборными, должностях. Страшно, когда возникает дефицит лидерства в науке и образовании. Страшно, когда человек должен уйти из жизни, чтобы окружающие задумались над вопросом: кто следующий? А если следующие, в самом прямом смысле, находятся рядом, да еще не в единственном числе, – таким положением можно гордиться. От ректора до студента – один шаг Как это ни покажется парадоксальным, интересы ректоров и абитуриентов принципиально совпадают. И те, и другие жаждут того, чтобы в вузе учились наиболее талантливые, в крайнем случае – наиболее старательные, ну а в самом крайнем случае – внутренне активные, готовые, если не до конца поняли смысл происходящего к началу обучения, к окончанию вуза решить, как и где им лучше работать. Ректоры, как и абитуриенты, живут в ситуации жесткой конкуренции – и между родственными вузами в разных регионах, включая Москву, и между вузами в Ярославле и области, где то и дело возникают факультеты и специальности, дублирующие друг друга. Эта же конкуренция не только облегчает выбор, но и вводит в заблуждение взмыленных абитуриентов, выбирающих из одинаковых названий далеко не всегда лучшее их обеспечение. Государственный вуз, стабильно работающий на определенной территории, головой (в первую очередь – ректорской) отвечает за программы, учебники, наконец, квалификацию преподавателей. А вот в филиале, где-то далеко от открывшего его вуза, или в ином учреждении, заявляющем себя в качестве вуза, педагоги – все те же, здешние, из государственного, между делом сюда приглашенные; а программы – составленные где-то (не всегда точно известно – где) и кем-то (тоже не всегда точно известно). Но студенты уже учатся. Или думают, что учатся. Или так думают их родители, пока дети переписывают рефераты у своих «государственных» однокашников. А ведь какие только специальности уже не продублированы в Ярославле, в каких только зданиях не учат экономистов, юристов, психологов! Слава богу, нигде, кроме медицинской академии, не учат медиков, а то ведь не спросишь у врача «скорой помощи», в каком вузе и не по ускоренной ли программе он зарабатывал свой диплом, не успеешь! Или – представляю себе, как и чему (не хочу обижать и говорить, кто) могли бы начать учить, если бы где-то в Ярославле, кроме «родного» мне факультета русской филологии и культуры, стали учить филологов, культурологов, журналистов. Для гуманитарного факультета «мы» чрезвычайно динамичны: за послед-ние 15 лет открыли новую, единственную в регионе кафедру культурологии, а затем, на ее базе – еще и специальность «журналистика», которая развивается теперь параллельно с «рекламой» при кафедре русского языка. Так ведь за тремя этими новыми специальностями – полтора десятка докторов и более трех десятков кандидатов наук, прежде всего именно за последние годы здесь выросших, собственных; за этими специальностями – годы выверенной до детали работы по созданию новых учебных курсов. Жаль, что родители и абитуриенты не вчитываются в документы, сами названия которых наводят скуку: лицензии, свидетельства об аккредитации. Да многие ли сегодня знают, чем отличаются друг от друга «государственный диплом» и «диплом государственного образца»? Не знают, при подготовке к поступлению в вуз иной раз заботясь лишь о том, чтобы попасть под меньший конкурс или меньший денежный взнос. А вот работодатели, и не только в Ярославле, ибо во всей России наши выпускники ценятся неплохо, знают, и умелые руководители кадровой службы весьма придирчиво рассматривают в приложениях к дипломам печати и подписи, список прослушанных курсов и оценки (особенно когда знают, имя какого преподавателя стоит за определенным предметом или циклом). Сейчас апрель, и у абитуриентов 2004 года есть еще время обо всем этом задуматься.