Он родился в семье военного в послевоенном, разрушенном практически до основания Минске. Младенческое беспамятство не зафиксировало трудностей быта, но каковы они были, если офицеры жили в землянках, представить несложно. Мама Володи после окончания фармацевтического института выбилась в «начальника небольшого размера – заведующую аптекой», да так и командовала градусниками, микстурами и пилюлями до самой пенсии. Благо, что военные городки ПВО, в которых служил глава семьи Литвиновых, всегда располагали собственной медсанчастью. Жизнь военного – сплошные переезды, посему достаточно долго почтовый адрес семьи укладывался в песенный размер «Мой адрес – не дом и не улица...».
Самое раннее детское воспоминание Владимира Литвинова относится к году 50-му, когда семья уже перебралась в Подмосковье. Карапузу Володе исполнилось два года с «копейками». Около Ногинска было огромнейшее – по детским впечатлениям – озеро Боровое. И вот именно на это море-океан повели Володю запускать первый в его жизни кораблик. И не просто там какую-то символическую щепочку с парусом, а «всамделишный», спаянный из жести корабль с моторчиком-пропеллером. Спуск судна на воду прошел успешно, корабль поплыл, и, к изумлению малыша, даже не утонул. Однако к мечтам о дальних странствиях это событие Володю не подтолкнуло, ибо и прогулка на Боровое озеро представлялась в те годы серьезнейшей экспедицией, а вот сделать нечто аналогичное, но уже своими руками захотелось страстно. Однако для этого пришлось мальчику сначала чуть-чуть подрасти. Зато потом...
До чего могут додуматься мальчишки, предугадать невозможно. Вот, к примеру, если взять большой кусок глины, с разных сторон сделать в нем сквозные отверстия, а внутрь этой конструкции вставить кусок зеркала, то, глядя в одну дырку, можно запросто наблюдать, что делается у тебя за спиной. Над изготовлением таких псевдоперископов трудился Литвинов сотоварищи целое лето. Ведь согласитесь, что просто оглянуться через плечо – никакого интереса, а вот если через дырку посмотреть – совсем другое дело получается.
Кроме конструирования самых немыслимых приспособлений излюбленным занятием пацанов в те годы была игра в футбол. Сражались отчаянно – если счет забитых мячей не превышал мифическое соотношение 30 к 40, например, то расходились недовольные и игрой, и друг другом – «несчитовая игра» получалась. Однако время от времени бабушка извлекала отчаянного футболиста из игры и усаживала внука за книжки, что вскоре принесло свои плоды: мало того, что к первому классу мальчик уже умел прилично читать-писать, но и все последующие школьные годы был отличником.
Владимир до сих пор с удовольствием вспоминает образный сибирский бабушкин говорок.
– Вот, к примеру, любимая ее присказка была «дурак-дураком, и уши холодные». Что это значит?
– Даже представить не могу. Не томите, подскажите отгадку!
– Да тут все просто: когда уши горят, значит, тебе стыдно. А коль уши холодные, выходит, ты бессовестный.
– А у вас в детстве какие чаще уши были – холодные или горячие?
– Был один поступок... Мне, конечно, и сейчас за него не стыдно, но, если вдуматься, хорошего в нем тоже было мало...
Учился тогда Володя то ли в третьем классе, то ли в четвертом. И была в школе одна учительница, которая иначе чем криком выражаться просто не умела. А кому понравится, когда на тебя с утра до ночи орут? Словом, решили мальчишки учительницу эту громкоголосую приструнить на свой лад. Взяли тоненькую проволочку из трансформаторов (в воинской части, при желании, как в пещере Али-Бабы, все что угодно можно найти) и привязали ту проволочку через систему блоков (это в третьем-то классе!) к самым разным предметам – тряпочке для стирания с доски, угольнику, цветку, карте... Только учительница протянет руку, мальчишки потянут за проволочку, а тряпочка – прыг, угольник – скок, карта – дерг! В каких децибелах можно было измерить последующий за этим укрощением классной домомучительницы крик, Владимир Литвинов даже сейчас, уже будучи кандидатом технических наук, и то сказать затрудняется. Но полученное на том уроке удовольствие стоило травмированных барабанных перепонок! Догадываетесь, кто был вдохновителем идеи и техническим руководителем процесса?
...Трудно сказать, когда именно Володя начал рисовать. Наверное, как все, в раннем детстве. Однако уже первые творения, выходившие из-под карандаша начинающего художника, были отмечены учителем рисования – рисунки неизменно забирали на все школьные выставки. «Это было не так трудно, как может показаться, – говорит мой собеседник, – если остальные рисуют так, что круг невозможно отличить от квадрата, а на твоих рисунках у этих двух фигур есть четкие отличия, то приоритет очевиден». Но здесь наш собеседник все-таки лукавит. Потому что уже лет в десять он принял самостоятельное решение – поступить в художественную школу. И даже отправился на собеседование, но был перехвачен по пути бдительной мамой. «Нет, нет и нет! – категорически заявила она, – что это за профессия такая – красить бумагу?» Был у мамы и другой, не высказанный сыну по младости лет, аргумент: почему-то она полагала, что все художники – горькие пьяницы. Но раз уж сына так потянуло к искусству... Посему ребенок был тут же определен в музыкальную школу. «Вот музыкант – это профессия, – полагала мама, – без куска хлеба не останешься. Опять же на свадьбах всегда баянисты были в чести...» Школу по классу баяна Володя дисциплинированно окончил, но к инструменту более не прикасался никогда в жизни.
С выбором жизненного пути юный Литвинов долго не мог определиться. В то время, как его однокашники мечтали бороздить просторы океанов и покорять космические высоты, Володя четко сформулировал для себя лишь то, кем он точно не хочет стать. В эту категорию попали военные и... рабочие.
– Ну, с военной стезей более-менее понятно. А рабочие-то чем вам не угодили?
– Напротив, я искренне завидовал этим людям, но подспудно понимал – здесь что-то не то. А осознание это пришло очень просто. Мы с мальчишками ходили на Волгу удить рыбу. Раннее утро, солнышко светит, вода плещет – красота, одним словом. И вот здоровенные мужики, хлебнув для бодрости, принимаются за работу – разбирать баграми какие-то бревна. Казалось бы, хорошая работа, самая что ни на есть мужская, на свежем воздухе опять же. А вот сверлил какой-то червячок – этим я никогда заниматься не буду.
– То есть богемные задатки проявились уже тогда?
– Трудно сказать, наверное, так было предрешено.
– Ну, хорошо, то, как в вашу жизнь вошла живопись, мы более-менее прояснили. Но как с увлечением рисованием монтируется физика-математика?
– В Московский физтех, самый популярный вуз страны после ВГИКа (конкурс у нас был человек 50 на место), я попал очень интересно. Еще в школе я прочитал увлекательную книжку «Основы марксистской философии» Афанасьева и понял, что гуманитарный подход к вопросам естествознания – пустое дело. Один «блям-блям» получается. И если человек действительно хочет разобраться с философскими проблемами, то первоначально надо получить фундаментальное математическое и физическое образование.
– Как-то замысловато получается...
– А нормальные герои всегда идут в обход.
Что интересно, именно учась на физтехе, Владимир Литвинов начал всерьез постигать азы живописи – на факультете общественных профессий преподавала мама сокурсника, искусствовед. Это были 60-е годы, время оттепели, закрытые вернисажи общества графиков, представляющих собой некую фронду кондовому соцреализму Союза художников...
Впрочем, на этом месте уже пора прервать наш рассказ. Детские годы, равно как и отроческие, закончились. Началась взрослая жизнь. А это уже совсем другая история.
Лариса ДРАЧ.