Хотелось бы сказать несколько слов о другой, менее известной для ширкого читателя стороне его деятельности. Николай Морозов был крупным организатором науки, чутким воспитателем молодых ученых. Практически ничего не известно о переписке Николая Александровича с другим нашим выдающимся земляком, в будущем одним из пионеров ракетной и космической техники, лауреатом Ленинской премии, Героем Социалистического Труда профессором М. К. Тихонравовым (1900 – 1974).
В процессе работы над книгой о Михаиле Клавдиевиче «Ступени в небо» (Ярославль, 2000 г.) мне посчастливилось обнаружить неизвестное до того письмо Н.А. Морозова, без малого семьдесят лет пролежавшее в личном архиве Тихонравова, бережно хранящееся в его семье и сегодня. Это кратенькое, в несколько строк письмо-заметка, на первый взгляд, не сообщает ничего существенного. Но при внимательном изучении раскрывает, с одной стороны, исключительную бескорыстную чуткость крупного ученого к молодым талантам, а с другой – неутолимую жажду знаний еще только стремящегося стать серьезным специалистом юноши, основательно и последовательно готовящего себя к научному поприщу. А потому ценно для нас с обеих сторон. Приведу его полностью:
«Лацкое почт. отд. Ярослав-ской губ.
13 марта 1921 г.
Спешу Вам ответить, М. К., на Ваше письмо. «Научные полуфактории» только потому и носят такое название, что в них развиваются теории в своеобразном направлении, еще не исследованные в науке. Очень рад буду, если моя теория строения твердых тел поможет Вам в Ваших научных работах. Теперь (как, впрочем, и всегда) я перегружен своими работами, но если вопросы, о которых Вы желали бы спросить мое мнение, не требуют с моей стороны большего отвлечения от моих собственных ежедневных занятий, то я рад буду на них ответить.
Всего хорошего!
Н. Морозов».
Что же побудило 67-летнего ученого, директора Естественно-научного института имени Лесгафта при всей своей занятости посвятить эти теплые строки незнакомому адресату? Что же оказалось общего у бывшего народовольца, ставшего руководителем крупного научного учреждения, и юноши – рядового слушателя Военно-воздушной академии имени Н. Е. Жуковского, которым был в ту пору «М. К.», то есть Михаил Клавдиевич Тихонравов, еще в совсем недавнем прошлом (1919 г.) служащий Переславль-Залесского уездного военкомата, организатор первой комсомольской ячейки в городе, а в будущем создатель первой жидкостной советской ракеты (1933 г.), ученый, инженер, конструктор, основатель группы по теоретическому обоснованию возможности запуска первого искусственного спутника Земли и разработчик его эскизного проекта, заслуженный деятель науки и техники РСФСР, член-корреспондент Международной академии астронавтики?
Дело в том, что уже на рубеже XIX – ХХ веков многие выдающиеся ученые всерьез мечтали о межпланетных сообщениях. Правда, как о далекой, но реальной перспективе. В числе их был и Н. А. Морозов. Как и другие ученые, Николай Александрович осознавал, что сначала человек должен научиться хорошо летать в небе, вокруг Земли, а потом уже осваивать межпланетное пространство. Поэтому не случайно среди многочисленных научных проблем Н. А. Морозов занимался и проблемами, как тогда говорили, воздухоплавания.
Что же касается межпланетных сообщений, то в ту пору ученых и инженеров особо привлекал Марс, как наиболее вероятная планета для будущего космического полета. В связи с этим одну из глав своего фундаментального труда «Периодические системы строения вещества. Теория образования химических элементов», вышедшего еще в 1907 году в знаменитом издательстве И. Д. Сытина, Морозов посвятил гипотезам минералогического строения Марса, его «географической» и «атмосферной» специфике, пытаясь разгадать физическую возможность посадки земного аппарата на поверхность Красной планеты.
Эти проблемы интересовали с юных лет и Михаила Тихонравова. Девятилетним мальчиком впервые увидев самолет, Миша заболел небом. Мечта о воздухоплавании, а затем и о космическом полете становится целью его жизни. Со школьных лет он скупает и глубоко изучает все выходившие тогда в свет работы К. Э. Циолковского, Н. А. Морозова и других ученых, занимавшихся космическими проблемами. Поэтому обращение Тихонравова к Морозову не было случайным. Юноша просит известного ученого объяснить и уточнить отдельные положения его теории, в чем-то соглашаясь, а в чем-то и нет с известным адресатом.
Глубину и широту эрудиции своего юного корреспондента хорошо почувствовал и оценил бывший шлиссельбургский узник, когда к нему в поселок Борок, где он в то время жил, пришло письмо от неизвестного слушателя Института Красного воздушного флота (впоследствии академии) имени Н. Е. Жуковского. В противном случае при всей своей занятости Николай Александрович не счел бы необходимым лично отвечать незнакомому автору.
К сожалению, до сих пор не обнаружено это письмо Тихонравова к Морозову. Однако не исключено, что оно сохранилось где-нибудь в морозовских архивах, как, впрочем, и еще несколько писем того и другого адресата. И может, кому-то из изучающих жизнь и деятельность Морозова повезет в этом плане больше.
А то, что тематика трудов начинающего ученого и руководителя изве-стного научного института пересекались, свидетельствуют и ранние рукописные работы молодого Тихонравова, в частности за 1921 год, сохранившиеся в домашнем архиве семьи Тихонравовых, такие как «Гипотеза Морозова и некоторые выводы», а также «Теория происхождения про-туберанцев на Солнце», «Атомная энергия», «Материализм и теория мирового эфира» и другие.
Переписка двух земляков не была регулярной. Однако она не ограничивалась естественно-научной тематикой, что еще раз подтверждает необычную широту интересов и эрудицию того и другого.
Еще в молодые годы Тихо-нравов проштудировал такие работы Морозова, как «Откровение в грозе и буре» (1907), «На грани неведомого» (1910), «Пророки» (1914). А в зрелом возрасте (в 30-е годы), уже будучи авиационным инженером-конструктором, человеком чрезвычайно занятым, страстно увлеченным строительством планеров и начавшим разработки ракетной техники, М. К. Тихонравов нашел время изучить огромный оригинальный восьмитомный морозовский труд о происхождении христианства «Христос» (7-й том вышел в 1932 году, а 8-й только в начале ХХI века) и не согласился с рядом утверждений автора, о чем и написал ему.
По воспоминаниям жены М. К. Тихонравова Ольги Константиновны, Михаил Клавдиевич, прочитав «Христа», в одном из писем к Н. А. Морозову затронул и работу последнего «Христос и Рамзес», в которой Николай Александрович ставил вопрос о реальности исторического прототипа Иисуса Христа. Писем и ответов по поводу публикации «Христа» существовало как минимум восемь. Но, к сожалению, дальнейшая судьба этой переписки не известна, письма затерялись и пока не обнаружены. Находка и изучение их помогли бы открыть еще несколько неизвестных страниц биографии двух наших выдающихся земляков, обогатили бы знанием о многих замечательных качествах двух неординарных личностей.
Александр ЗУЗУЛЬСКИЙ, кандидат исторических наук.
