Иcтория грома - танка и человека

Мало кто может похвастаться, что в его честь танк назвали. Одно дело «форды» и «мерседесы-бенцы» – по именам хозяев. У танков же даже создатели «засекречиваются» начальными буквами. А вот отец жителя Красного Профинтерна Константина Ивановича Грома – исключение. В годы войны на свои сбережения он купил для армии танк, который и назвали в честь дарителя. – Что вы про меня писать будете, чем я известен? Мне уж помирать скоро, про молодых писать нужно, – Константин Иванович явно стеснялся внимания к своей персоне. Так за весь разговор и не привык к роли героя. Три часа кряду простоял у комода, словно школьник у доски, отказываясь присесть. Чрезвычайная скромность причиняла, да и причиняет Константину Ивановичу немало хлопот. Вот и пенсию он до последнего времени получал гораздо меньше той, что ему полагалась на вполне законных основаниях. После фронтовой контузии ему дали II группу инвалидности, но платили почему-то меньше, чем другим соседям-ветеранам. Просто он не жаловался на это, как, впрочем, и на другие жизненные трудности. Нынешней зимой температура в домах Красного Профинтерна приближалась к отметке в десять градусов. В школе от холода дважды прорывало трубы. Все дело в том, что единственная котельная здесь ведомственная и находится на балансе крахмало-паточного комбината. Температурный режим хозяева не выдерживали, вот и мерзли жильцы, особенно в тех домах, что удалены от предприятия. Ругались, жаловались, а Константин Иванович невзгоды переносил стоически. Не может человек с такой фамилией бояться какого-то мороза, как не мог в годы войны врага испугаться. *i Мороз зимой 1941 – 1942 годов запомнился Константину Ивановичу особо: на войну он отправился ровно через две недели после рождения сына – в декабре 1941-го. В учебном полку «школу молодого бойца» проходил недолго. Через каких-то три недели – «так Новый год в теплушке и встречали» – оказался на фронте. – Семьдесят километров шагали пешком – до кирпичного завода в Алексеевке, под Харьковом. На всю роту одна винтовка да комсостав с наганом. Как только в завод вошли, накрыли нас огнем. Большая часть роты там и осталась. Зима та особо лютой была. А мы почти три месяца у Алексеевки на снегу пролежали. На ногах ботинки да ватные брюки – холодно. Приходилось иногда и всю ночь так проводить. На праздник 23 февраля первый раз выдали горячие борщ и кашу, по стакану табака и сахара на каждого. Но День Красной Армии закончился для Константина Ивановича отправкой в госпиталь: ранили его в очередной перестрелке. Затем несколько недель во фронтовом тылу. А дальше все завертелось по новой, даже маршрут оказался тем же. Потому и удивлял он командиров познаниями в местной географии: – Волуйка, Евсеевка, Алексеевка, станция Лихачево. А дальше ходу нет – немцы. Ходу действительно не было, со всех сторон отступали. Дважды и Константин Иванович был в окружении. В первый раз в мае 1942 года командир корпуса их вывел: – Через Донец переплывали. Прорвались, только из трех тысяч человек живыми вышли из окружения меньше двух сотен. А 3 июля опять отступать начали и опять попали в окружение. Через три области до Сталинграда с боями пробивались. Ни патронов, ни снарядов. На станции Литвиновка Ростовской области уже ничего не оставалось делать. Оружие сбросили в речку, чтоб немцам не досталось, и сдались... Почти три года провел в плену Константин Иванович: лагерь для военнопленных на Донбассе, тюрьма в Днепропетровске, а потом переезд через Украину и Польшу – в Германию. Там в лагере « 2 D» сидел полтора года, насыпи строил. В марте 45-го отправили их на остров Рюген на берегу Балтики. Вдвоем с приятелем попытались бежать. Когда работали на строительстве, отпросились в туалет, спрятались. Но с большой землей остров связывал только мост, и попытка ночью через него перебраться закончилась неудачно – схватили эсесовцы: – Всыпали тогда по первое число и опять на работу отправили. А в начале мая немцы стали от пленных избавляться. Засунули всех на док и отправили в плавание по минному полю. Восемьсот русских и семьсот французов. А сверху нас еще и самолеты – то ли наши, то ли английские – не разобравшись, бомбили. Так прикочевали к датскому острову Лангеланг. Сколотили пару досок. На них и перебрались. А здесь уж датские партизаны нас встретили. После войны ждала бы, наверное, Константина Ивановича незавидная участь всех военнопленных, кабы не танк-спаситель. «На память одному из лучших патриотов нашей славной социалистической Родины, который в трудную минуту вложил все свои сбережения в постройку танка для быстрейшего разгрома немецкого фашизма и японского империализма», – такая запись на фото генерал-майора Г.И. Башиева, адресованная отцу нашего героя, бережно хранится у Константина Ивановича. А еще у него есть подлинная телеграмма от товарища Сталина, присланная в 1943 году лично Ивану Грому. – Отец был инвалидом, в войну его назначили начальником пасеки. Когда Кубань захватил немец, ульи спрятали. А в 1943-м край освободили. Цветов, а с ним и меду в то лето очень много было. За урожай отцу премию дали – двухсотлитровую бочку меда. Мед в войну дорого стоил, по пятьсот рублей. Вот на вырученные деньги и сбережния он и еще одна женщина с нашей станицы купили танк. Так и другие поступали: покупали вместе противотанковые орудия и прочую технику. А из танков целую колонну «Советская Кубань» составили. Танк Ивана Дмитриевича с личным именем «Гром» оказался долгожителем. Как рассказывали воевавшие на нем, участвовал он в освобождении Украины, Белоруссии и Польши. А по некоторым «агентурным» данным (оценивает которые, правда, Константин Иванович скептически), свои славные дни танк закончил на японской войне. А помог танк Константину Ивановичу и его семье следующим образом. Всех бывших пленных после освобождения направляли для проверки в фильтрационные лагеря: выясняли, как сдался и не сотрудничал ли с немцами. Костя написал из лагеря домой, и отец, узнав, что сын жив, напомнил товарищу Сталину о своем подарке родине, попросил вернуть сына домой. До адресата письмо вряд ли дошло, но Константина освободили, не дали срок, как многим бывшим пленным. Но, по иронии судьбы, домой, в станицу Павловскую, он так и не вернулся. Узнал, что жена уже живет с другим, и, чтобы не травить душу, поехал к знакомым в Красный Профинтерн: – Добирались в кузове грузовой машины по едва вставшему льду на Волге. Когда подъезжали, приятель предложил идти пешком, да у меня к тому времени настолько ноги закоченели, что я отказался. Зато когда начал лед по сторонам трещать, волосы дыбом поднялись и сразу жарко стало. Но до места все-таки добрались. Так и живу в Профинтерне с того времени. А «танковая» история продолжалась и много позже. Жители родной для семьи Грома станицы Павловской специально собрали 60 тонн лома для создания копии танка. В шестидесятые годы она, все с той же звучной надписью сбоку, водрузилась на постаменте. А из станицы и сейчас пишут время от времени Константину Ивановичу письма. Звали на открытие второго такого же памятника, в областном центре. Но он не поехал – мол, стар уже. Впрочем, в восемьдесят семь лет Константин Иванович самостоятельно ухаживает за огородом, хлопочет по дому. Крепость своего здоровья объясняет просто: – Я не пью, не курю и не ужинаю позже шести! Под вечер выпиваю стакан молока, колпачок бальзама «Биттнер» и сплю до утра без просыпу. Фото Вячеслава ЮРАСОВА.