Почему Швейцария прославилась часами

Корреспонденту «Северного края» удалось побеседовать с месье Русселем. Переводить нам помогал профессор истфака МГУ Михаил Дмитриев. – Господин Руссель, каков предмет ваших научных изысканий? – С 1987 года я преподаю историю протестантизма в научном центре по изучению истории религии в парижской Сорбонне, специализируюсь на истории различных версий протестантизма Европы XVI – XVII веков. В 1960 – 1963 годах я был кальвинистским пастором, но затем оставил эту должность, оставаясь протестантом и преподавателем факультета протестантской теологии в Страсбурге. У нас пастором может быть избран любой мирянин, обладающий необходимыми знаниями. – Что вы, специалист по европейскому протестантизму, можете рассказать российским, ярославским ученым? – О том, что и во Франции, и в России история христианской религии тесно переплетена с историей общества. Если мы хотим понять, как сложились западноевропейские общества и как они функционируют сейчас, то мы должны выяснить роль религии. Но чем тщательнее мы изучаем религиозное прошлое Европы, тем больше у нас появляется желание понять, как то же самое взаимодействие религии и общества происходит в православной, восточной части Европы. Организовать диалог между учеными так же важно, как и встречи между государственными деятелями. Когда ярославские студенты приедут в Париж по своим научным делам, то будут знать, что в Сорбонне есть коллега, который готов помочь в их изысканиях. – Насколько современная наука придерживается теории Макса Вебера об определяющей роли протестантизма в возникновении капитализма в Европе? – Мы просто поправляем его в каком-то смысле. Между тем, какой протестантизм сложился в Женеве или во Франции, и тем, как развивается общество, может и не быть прямой связи. Я хотел бы привести два примера. Женева стала важным торговым и промышленным центром, потому что Жан Кальвин вынужден был скрыться там. А его многочисленные последователи потянулись за ним. И среди этих переселенцев было много ремесленников, которые занимались изготовлением сложных механизмов, в том числе часов. Это был их вклад в индустриализацию Женевы. Можно сказать, что они оказались в Швейцарии из-за своих религиозных убеждений, но тот факт, что в Женеве стало развиваться, в частности, знаменитое впоследствии часовое ремесло, не связано напрямую с религией. Людям просто надо было как-то зарабатывать на жизнь. Второй пример. Кальвин принял идею, что можно давать деньги под проценты, то есть фактически легализовал ростовщичество. Но неприемлемое с христианской точки зрения ростовщичество, по Кальвину, совместимо с милосердием. И поэтому плата за взятые в кредит деньги не должна превышать 5 процентов. Тем самым Кальвин поступил вопреки рождающемуся духу капитализма. – Если в России и Франции общество стало далеким от религии, то значит ли это, что изучение ее социальной роли – удел историков? – Несмотря на то, что мы живем в мирских обществах, в которых религия отодвинута на периферию, тем не менее роль религиозных традиций остается очень большой. В последние годы ситуация во Франции очень сильно меняется, потому что вторая по численности религиозная конфессия после католичества – это не протестантизм, а ислам. Мусульман у нас очень много. Ислам, конечно, с трудом приспосабливается к институтам обмирщенной общественной жизни. Процесс интеграции Франции в Европейский союз заставляет нас не только приспосабливаться к присутствию мусульманской традиции в своей культуре, но и заняться поиском общих для Европы схем взаимодействия религии и общества. А ведь ожидается быстрое расширение ЕС на Восток. Для нас видимый знак европеизации – то, что, приезжая в Москву, я меняю на рубли не доллары, а евро. – Вы себя уже не французом считаете, а европейцем? – Вы затронули одну необыкновенно важную проблему, которая нас всех сейчас интересует и беспокоит. Нам нужно понять, что значит быть одновременно французом и европейцем. В конце концов, мы не знаем, какие будут окончательные границы Европейского союза. Не исключено, что в нем будет не 25 стран, а 30 – 35. Я сам, будучи уроженцем Марселя, очень хорошо представляю перспективу постепенного включения в ЕС стран Средиземноморского бассейна, Северной Африки. – Ждут ли Россию в Европе или все-таки она – особая страна со своим национальным характером и историческим путем? – Вслед за нынешним расширением ЕС до 25 стран мы видим Россию на горизонте, страну, которая нам близка и одновременно существенно отличается от нас. Мы понимаем, что этот вопрос возникает, но как он будет решаться, нам очень трудно представить. Чтобы более точно ответить на этот вопрос, надо еще не раз приехать в Ярославль. Для меня и моей жены, может быть, это не такая острая проблема. Предок моей жены, прапрапрадедушка, был полковником армии Наполеона и был ранен во время Бородинского сражения. Он остался в России, женился на русской и жил в Санкт-Петербурге. Но одна из его внучек уехала во Францию и там вышла замуж. Мы с супругой очень рады, что приехали в Ярославль. – Вы впервые в нашем городе? – Да. Три года назад я был в Москве, где провел ряд семинаров, а потом я провел еще несколько дней в Санкт-Петербурге. Мы во Франции много читаем о России, но еще более важно приехать сюда и посмотреть все своими глазами. Беседовал Сергей КУЛАКОВ.