Наша Родина - Секша и Пустынь

Сны Геннадия Ивановича В ночь на Ивана Купалу Геннадию Ивановичу Бахвалову приснился сон. Он словно бы перенесся на много лет назад в такую же теплую летнюю ночь. Вся деревенская молодежь собралась на берегу реки Костромы. Сплетя венки, бросали их в воду. Если венки сближались, то и до свадьбы близко. На берегу разожгли громадные костры. Парни лихо прыгали через них – чем выше прыгнешь, тем на тебя скорее обратит внимание девушка... *i Шел в ту пору Геннадию семнадцатый год, и это было последнее беззаботное лето в его жизни. В феврале 1940 года в финскую войну пропал без вести старший брат Геннадия Ивановича Александр. А потом началась Великая Отечественная. В Брестской крепости, окруженной гитлеровцами, защищался обреченный гарнизон, среди его солдат был Василий Геннадьевич Монахов из деревни Пустынь. В этой же деревне жила и семья Бахваловых. Двенадцать детей родила мать, но выжили восемь. С малолетства впрягались в работу, подростками трудились в колхозе. Здешние земли не слишком отзывчивы, урожаи невелики. Выручали река, лес, а еще здесь плотничали, бондарничали – так и кормились. До войны в деревне было семь десятков жителей. Колхоз назывался «Красная заря». Отражаясь в водах реки Костромы, здесь ярко пылают тихие зори. Через несколько недель после Ивана Купалы пришла повестка из военкомата и Г. И. Бахвалову. Мать собрала в холщовый заплечный мешок нехитрых постряпушек, тайком перекрестила. Отец сурово напутствовал: «Иль грудь в крестах, иль голова в кустах». Так же его в свое время отец на германскую провожал. Досталось хлебнуть Геннадию Ивановичу фронтового лиха. Не раз бывал в шаге от смерти. Но уцелел и с боевыми наградами вернулся домой. Демобилизовавшись, выучился, учительствовал, возглавлял Ермаковскую среднюю школу. Но четырнадцать его односельчан сложили головы на полях сражений: брат Константин, первый тракторист в округе Николай Федорович Бахвалов, моряк Балтийского флота Павел Александрович Зимин, Александр Павлович Корочкин с сыном Павлом Александровичем... Сон растревожил Геннадия Ивановича. Все вспоминал и вспоминал своих односельчан, боевых друзей. Побывать бы еще раз в родной деревушке, но нет сил у фронтовика, чтобы совершить путешествие в юность. *s Не на пустом месте Пустынь возникла не на пустом месте. Легенды, исторические источники утверждают, что деревушка эта древняя. Здесь река Кострома тихо струится и неторопливо несет воды, пополняя их малыми реками и ручьями, к Волге. Две из них упоминаются в летописях: Обнора и Секша... В лето 1238 года шла на Русь татаро-монгольская орда. На реке, впадающей в реку Кострому у деревни Пустынь, была большая битва – сечь – русских ратников с ордынцами. С тех пор река зовется Секша, она дала имя селу. Об этом упомянуто в рукописной книге XVII века дьякона Тимофея Каменевича-Рвовского. На крутом берегу реки Обноры и в наши дни находили наконечники стрел, кривые татарские сабли – здесь стояли татары, отсюда двигались к Великому Новгороду. А болото вблизи деревни Сумароково называется Табор – на его краю был татарский лагерь, его рвы еще видны. Сотни лет волнует историков причина отхода татар от Великого Новгорода. С. М. Соловьев полагал, что войска Батыя обескровило яростное сопротивление русских ратников. А в Пустыни и Секше старики говорили: «Всю Рассею татары было подмяли, Киев да Владимир, а на наших-то речках обломали копыта». Геннадий Иванович Бахвалов по специальности – педагог-историк. Естественно, интересовался происхождением названия родной деревни. «Пустынь» означает святое место. Здесь сохранился памятный столб с изображением креста, а в сосновом бору, в устье реки Секши, до 70-х годов прошлого века была деревянная часовенка. Геннадий Иванович в детстве видел богомольных странников, которые приходили туда, пили животворную воду из родника. У столба с крестом теплилась лампадка и стоял ящичек для пожертвований. За порядком у святынь следила Александра Сергеевна Зимина. По преданию, первым поселенцем на берегах Секши и Костромы был монах-отшельник. Жил в тесной землянке и молился у креста за тех, кто сложил здесь голову в неравной схватке. Что же касается часовенки, то была она выстроена и освящена в честь иконы Казанской Божьей Матери. Это особенно чтимый праздник в округе. Как гласит легенда, рядом с монашеской землянкой возникло селение. И однажды жители Пустыни увидели плывущую по реке Костроме икону Казанской Божьей Матери. Они приняли ее как Божий дар: выловили, высушили и передали в храм села Секша. Судьба чудотворной иконы после закрытия церкви неизвестна. А от храма остались звонница, развалины церковного придела да погост. Но люди помнят еще, как в тяжелую годину матери и жены просили у иконы покровительства для сыновей и мужей, уходящих на ратное дело. И многим она помогала... *s Степанова береза Летом в Пустыни привольно. Приезжают дачники. Рыболовы-любители останавливаются в устье Секши с целой флотилией маломерных судов. В здешнем бору – брусника, на болотных кочках – клюква. Но за чем бы ни приехали сюда, все обращают внимание на огромную ветвистую березу в центре Пустыни. Лет сто этому дереву, стоящему на крутом берегу. Называется оно Степановой березой. В честь какого Степана – никто из местных жителей припомнить не может. *i А знаменита береза тем, что больше полувека на ее могучем суку висел колокол. Наверное, его взяли в колхоз из порушенного храма села Секша. В летнюю пору в четыре часа утра он звонил – звал людей на работу. Из домов к Степановой березе тянулся люд – то с косами, то с вилами, смотря по сезону. Собравшись вместе, уходили в поле. В восемь часов снова гудел колокол – людям разрешалось идти позавтракать, справить домашние дела. После перерыва – вновь колхозная работа. Куда в конце концов девался колокол, никто не знает. Его заменил кусок ржавого рельса, происхождение которого понятно. В 1914 году начала строиться железная дорога Данилов – Буй. Часть ее сооружали военнопленные. От железнодорожного полотна к устью реки Черная Слуда проложили узкоколейку, чтобы доставлять песок и речной гравий. Рядом с Пустынью стояли бараки, где жили пленные мадьяры и пруссаки. Многие умерли от тяжелой работы, их кладбище заросло кустарником. Железную дорогу закончили перед революцией. Шли годы. Нетрудно было заметить, как все мрачнее, усталее делался бригадир, как люди после удара в рельс тянулись все дольше к Степановой березе и собиралось их все меньше. Пожилые старились, молодежь уходила с самодельными чемоданами по дороге в прогон. К этому времени колхоз «Красная заря» объединился с соседним «Красным Октябрем». В Пустыни образовалась комплексная бригада. Основной заботой жителей были молочное стадо и молодняк, а тягловой силой долго оставались лошади. Последним здешним бригадиром был Павел Васильевич Чистяков. Теперь он пенсионер. Живет с супругой Марией Федоровной. Дети обзавелись семьями и разъехались. Мария Федоровна часто хворает – и домашние заботы Павел Васильевич взял на себя. Пусть отдохнет жена. Она большую часть жизни работала дояркой. Труд животноводов в ту пору был ручной. Из механизации – вагонетка, на которой вывозился навоз. А корма задавали вилами, корзинами носили силос. Вручную доили. Теперь же здоровье не позволяет Чистяковым держать даже одну корову. Все хозяйство – несколько куриц. Живут на скудную пенсию. Хотя Павел Васильевич до сей поры – на все руки мастер. Может дом срубить. Соседу-дачнику помог ладный пятистенок поставить. И свою избу сам сладил. Косу отобьет, да так, что трава в ровные прокосы ложится. Без дела сидеть не может. – Наша деревня стала чахнуть, когда в 1972 году молочно-товарную ферму нарушили, – рассказывает Павел Васильевич. – Дойное стадо перегнали в Ермаково, где построили животноводческий комплекс. Затем подошла очередь телятника. От скотных дворов остались одни руины. Конюшня развалилась. Работники ушли на пенсию. Молодежь по городам разъехалась, а кто в Ермаково переселился. Здесь четыре семьи постоянно живут, остальные – дачники. Зимой просто беда. Дороги переметает. Почта раза два в месяц приходит. Радио не работает который уж год. *s Горсточка соли На судьбу старики не очень уж и ропщут. Несут свой крест терпеливо. Вот и Мария Николаевна Заварина долго работала в животноводстве. Ей выпала тяжелая доля – юную девушку в годы войны мобилизовали на трудовой фронт. Со сверстницами грузила на станции Любим вагоны с песком. Жили в промерзших бараках, кормились из скудных пайков. Однажды случилась беда. На станцию прибыл товарный эшелон. Долго стоял, пропуская воинские. Кто-то из девушек узнал, что на одной из платформ везут соль. А она в войну была на вес золота. Подкрались к эшелону, прихватили по горсти. Но охрана узнала. Скорым был суд: десять лет трудовых лагерей. По этапу отправили в Коми на лесоповал. И сидеть бы Маше от звонка до звонка, но повезло. Соседка по бараку оказалась юристом, помогла составить прошение. Приговор отменили. – Грех жаловаться на судьбу, – вздыхает тяжело Мария Николаевна. – Пенсия неплохая. Много ли нам, старикам, надо: чай, сахар да соли прикупить... Остальное в огороде выращиваем. Куры неплохо несутся. Летом тут у нас хорошо, привольно. Зимой тяжеловато. Но спасибо Павлу Васильевичу, бывшему нашему бригадиру: запряжет лошадь, в Ермаково съездит – товару прикупит, новости привезет. Вон Починок в километре от нас, но там жизнь другая: ферма сохранилась, асфальтированную дорогу строят. Там и молодежь есть. А мы доживаем свой век – и деревня с нами. *s * * * Много чего повидала за свой век Степанова береза. Давно уже снят с нее кусок ржавого рельса. Некого звать на работу. Раньше тут трудились до пота и до изнеможения отплясывали под звонкие переливы гармошки. Праздновали всей деревней свадьбы и крестины. А теперь тишина. Сколько их, деревушек, обреченных на умирание? Вот уйдут из жизни старики, и только на старых картах да в паспортах их детей еще будут значиться названия бывших селений: Пустынь, Секша... И соловьи поют, да некому их слушать. И река несет свои воды, да некому в них венок кинуть. И сады цветут буйно, да некому плоды сорвать. Анатолий МИРУТКО. Любимский район. На снимках: Павел Васильевич и Мария Федоровна ЧИСТЯКОВЫ; крест в деревне Пустынь.