над деревней, еще сильнее взревел, перешел
в штопор и рухнул километрах в полутора
на заснеженную землю. Люди, оставив домашние заботы, побежали к месту падения. В радиусе десятков метров валялись куски фюзеляжа
и детали самолета, тела людей...» – вспоминали очевидцы трагедии, которая произошла 4 марта 1942 года и унесла жизни 17 военных летчиков. Подробности тех страшных событий родственники погибшего ярославца старшего лейтенанта Николая Кузнецова узнали лишь
60 лет спустя. Его сыну Боре было всего 3 года, когда погиб отец. Он почти не запомнил его живым, но знал по письмам, фотографиям, вырезкам из газет, что хранились
в семье все эти годы...
Молодежь крепит оборону
«В один из майских дней 1937 года электротехник подошвенного завода Николай Кузнецов совершил свой первый прыжок. Ему 20 лет. Он ровесник Октября», – сообщала газета «Резиногигант» в специальном субботнем выпуске 29 октября 1938 года, который был посвящен двадцатилетию ленин-ско-сталинского комсомола. Вот как рассказывал о своих впечатлениях о первом прыжке с парашютом комсомолец Кузнецов: «На высоте 800 метров пилот выключил мотор. Мне подали команду: приготовиться к прыжку! Я вышел на плоскость крыла и по команде инструктора легким толчком левой ноги отделился от самолета. Сильный свист в ушах на мгновение оглушил меня. Ветер стремительно трепал мою одежду. Сначала я потерял ориентировку, но, рванув кольцо, почувствовал раскрывшийся парашют, а вместе с этим и прилив уверенности в благополучном исходе прыжка».
Отличник боевой
и политической подготовки
Буквально через месяц после газетной публикации Николай Кузнецов поступил в Сталинградское летное училище. В Ярославле осталась его жена Нина Россолова с двухмесячным сыном Борей. Они получили от резиноасбестового комбината комнату на проспекте Октября, но Нина Дмитриевна осталась жить с родителями, старшим братом Сергеем и младшей сестрой Алей в доме № 19 по улице Кооперативной.
В декабре от Николая пришло первое письмо. Он писал жене, что успешно прошел все комиссии и зачислен в эскадрилью: «С завтрашнего дня приступаем к занятиям. Здесь ничего, целый авиагородок. Питание отличное, обмундирование нам будут шить новое. Когда проезжал Москву, купил тебе на последние деньги белый берет. Шерстяной, очень хороший. Посылаю с товарищем, который едет в Ярославль...» Учился комсомолец Кузнецов на «отлично» и через некоторое время был направлен в Ивановское военное политическое училище.
Нина вернулась лаборантом на завод асбестовых изделий, Сергей работал электриком на электромашиностроительном заводе, Аля училась, бабушка Юлия Пименовна нянчилась с подрастающим Бобкой (или Бусей – так звал Борю отец), а дедушка Дмитрий Григорьевич служил вахтером на кондитерской фабрике.
В апреле 1941-го, успешно пройдя летную стажировку в Харькове, Николай Кузнецов закончил училище. За отличные успехи звание ему было присвоено на чин выше: обычно выпускникам давали лейтенанта (младший политрук), а Николай стал сразу старшим лейтенантом (политруком). Получил распределение в Бессарабию и 3 июня выехал вместе с женой к месту службы. Бусю, пока не обустроятся, оставили с бабушкой.
Проститься им не довелось
Вскоре после прибытия в часть Кузнецова отправили в командировку. Он должен был вернуться через пару дней. «22-го я уже собрался ехать в Бельцы (туда, где осталась Нина. – Ред.), придя на вокзал только, узнал о войне с Германией. Пришлось вернуться обратно в часть, – писал Николай в своем первом письме с фронта, датированном 5 июля. – 24-го в нашем районе высадили диверсантов, была перестрелка, и, конечно же, они все были взяты. Вот тут у меня рухнула последняя надежда увидеть тебя сейчас...»
Бельцы уже вовсю бомбили, фронт был совсем близко. Сколько могла, Нина ждала мужа, но в царившей вокруг суматохе ничего нельзя было узнать. С первой же оказией сослуживцы Николая отправили ее к родным в Ярославль. Только записочку мужу успела черкнуть.
Добиралась долго, с большими трудностями. А дома ее уже ждало письмо. «Мне рассказали, что тебе пришлось пережить ряд бомбардировок и что ты вела себя молодцом. Мне это было приятно, и я тобой, милая, очень доволен. Сам до сих пор жив и здоров, чувствую себя хорошо, хотя гости бывают каждый день. Но ни черта не удается им нанести нам какой-либо ущерб. Приходят все время ночью, днем боятся, иначе их здесь так могли бы встретить, что хвоста б не убрали».
В первое время многие еще верили, что война не продлится долго. И Николай с Ниной, сожалея, что не простились по-человечески, были уверены в скорой встрече. Письма с фронта летели в Ярославль нескончаемой вереницей. «...Я часто задаю вопрос: кто из нас виноват в той разлуке, которую мы испытывали половину нашей совместной жизни? Виноваты в этом Гитлер и ему подобная сволочь, которая разъединяет не только нас с тобой, а еще десятки и сотни тысяч таких же молодых, любящих, дорогих друг другу существ, желающих жить полной любви и нежности жизнью. И ты, находясь далеко от фронта, вместе с нами должна помогать, чем только можешь, раздавить эту гадину, чтобы нам хоть в дальнейшем можно было жить спокойно и свободно любить друг друга». С осени полк, в котором служил Николай Кузнецов, дислоцировался в местечке Баланда Саратовской области. В конце зимы его должны были перебросить под Москву, в Подольск, на этом направлении шли ожесточенные бои. 27 февраля 1942 года Николай отписал домой: «Ну, дорогая, это последнее письмо из Баланды, так как скоро буду гораздо ближе к тебе». Это письмо было последним, не только из Баланды. Вслед за ним пришла похоронка.
«Горе горькое
к нам забрело...»
В архивных материалах отдельного авиаполка особого назначения содержатся документы с подробным описанием авиакатастрофы, происшедшей 4 марта 1942 года в районе села Безяевка Салтыковского (ныне Екатериновского) района Саратовской области. В ней погибло семнадцать человек. Два экипажа самолетов должны были перевезти 26 офицеров 293-го авиаполка из Баланды в Подольск. Первым на маршрут ушел самолет, пилотируемый капитаном Винокуровым. Вскоре он вошел в волну снегопада и, потеряв управляемость, ударился о землю. Экипаж и 12 пассажиров погибли. Николай Кузнецов был в числе пассажиров этого первого рейса.
На его фотографии, сделанной всего за пару недель до трагедии, Нина пометила: «Погиб
4 марта 1942 года, туман, врезались в гору, экипаж 18 человек» (так почему-то ей написала жена одного из сослуживцев Николая). К этой лаконичной фразе Аля, по-девичьи влюбленная в мужа старшей сестры, добавила: «Горе горькое по свету шлялось, да и к нам невзначай забрело. Миленький мой, хорошенький, Кушечка. Погиб».
Семья Россоловых была уже не первой в доме на Кооперативной, получившей похоронку. Да и не последней. В 43-м на Курской дуге пал смертью храбрых танкист лейтенант Сергей Клепнев, отец Бобкиных приятелей Люды и Германа. Запомнился он Боре тем, что когда его на фронт провожали – за-столье устроили и дядя Сережа дал малышу со стола лакомый хвостик селедочки. Сосед Петр Новиков погиб в 45-м, был пулеметчиком. Жена осталась с двумя ребятишками – Левой и Ирой.
В том же доме жил ветеран гражданской войны дядя Саша. Выпить любил, а как примет, то давай на всю улицу: «Кавалерия! Шашки наголо!..» Детей у него было четверо, и имена у всех не-обычные – Анжелика, Альдона, Аристотель и Жорж. Последний с фронта не вернулся.
А у соседки тети Лизы, работавшей билетершей в «Арсе» и пропускавшей бесплатно на сеансы дворовую детвору, мобилизовали немецкую овчарку по кличке Мирон. Он тоже не вернулся: погиб под танком в 44-м.
Война для Бори Кузнецова, чья сознательная жизнь началась именно в эти годы, была нормальной, естественной средой человеческого существования. Он ничего не знал о мирной жизни и до шести лет даже не представлял, что можно жить как-то иначе, без бомбежек и похоронок...
Безымянная могила
Для жителей сел Безяевка и Федоровка Саратовской области, многие из которых тоже не дождались своих родных и близких с фронта, братская могила военных летчиков стала местом памяти и скорби. Селяне ухаживали за ней, пололи траву, высаживали цветы. После войны поставили надгробие. Вот только имен на нем не было – их не знали.
В 1960-е годы учительница Коленовской школы Александра Сер-геевна Чушкина организовала крае-ведческий кружок, и началась
работа по розыску родственников погибших. Первой откликнулась мать командира экипажа разбившегося самолета Андрея Винокурова Ирина Ивановна. В 1968-м она вместе с дочерью побывала в Федоровке, посетила братскую могилу. Чуть позже прислала фотографию Андрея, ее прикрепили к памятнику, на котором появилось первое имя.
Продолжая поисковую работу, кружковцы установили связь с Агриппиной Александровной – сестрой еще одного из погибших, Владимира Евдокименкова. Она тоже побывала на месте катастрофы. К ее приезду на могиле была установлена металлическая ограда, которую изготовили в мастерских совхоза. Деревянный памятник сделали сами школьники под руководством учителя труда Николая Михайловича Пучкова. Всего удалось установить имена четверых погибших: Андрея Винокурова, Михаила Доренко, Василия Кузьмина, Владимира Евдокименкова.
В 90-е годы в Екатериновской средней школе был создан клуб «Поиск» (после административных переделов села Федоровка, Безяевка, Колено вошли в состав Екатериновского района). Возглавил его работу ветеран Великой Отечественной войны Владимир Семенович Бурдыкин. Ему удалось разыскать очевидцев трагедии. Их воспоминания он опубликовал в местной газете «Слава труду» в канун 50-летия Победы.
«Случилось это примерно в десять часов утра, – рассказывали супруги Рыдашевские, Юлия Дмитриевна и Гавриил Федорович. – Была пурга, люди убирали скотину, управлялись с домашними делами. Когда в полутора километрах от Безяевки рухнул самолет, они бросили все и побежали к месту падения. На разном расстоянии лежали человеческие тела. Их разметало при ударе и развале самолета. Одеты все были в военную форму летного состава. Троих летчиков с признаками жизни занесли в дом Гаранина Василия. Они были окровавлены, с переломанными костями, стонали.
Житель Безяевки Иван Краснов верхом на лошади поскакал в Колено, сообщил в сельский совет. Через некоторое время прибыли врач участковой больницы и уполномоченный милиции Иван Петрович Широков. Он принял меры по ограждению места происшествия, а врач приступила к спасению подающих признаки жизни.
На второй день из Москвы на «кукурузниках» с лыжными приспособлениями для посадки прилетели представители авиационной службы. Одного из прибывших называли «товарищ полковник». На третий день из Баланды привезли гробы. Но сразу положить в них погибших было невозможно. Трупы окоченели в таких позах, что не помещались. Их вносили в жарко натопленную избу-пятистенку Надыхиных. Когда трупы оттаивали, их клали в гробы. Яму под братскую могилу копали местные жители. На похоронах выступали офицеры из Москвы и Баланды, играла музыка, звучал ружейный салют».
Поиск продолжается
Осенью прошлого года уже новое поколение следопытов продолжило поисковую работу. В ноябре активисты клуба «Поиск» Екатериновской средней школы – теперь его возглавляет учительница Наталья Викторовна Кашлова – побывали на братской могиле. Изучив документы, собранные их предшественниками, ребята отправили запрос в Центральный архив Министерства обороны РФ. Результат превзошел ожидания: был получен не только полный перечень имен погибших, но и краткие сведения о каждом. Среди них были данные о нашем земляке Николае Кузнецове.
Письмо саратовских следопытов, в котором они просили откликнуться его родственников, было опубликовано в одном из январских номеров «Северного края». Поиск не занял много времени: сын летчика оказался человеком известным в нашей области – это советник губернатора Борис Николаевич Кузнецов. Сейчас между ним и екатериновскими школьниками завязалась пе-реписка. «Уважаемый Борис Николаевич, – пишут Сережа Попов, Сережа Рохлин, Алеша, Женя и Ира Герасимовы, Коля Начиненный и Максим Любименко, – мы с уважением относимся к памяти Вашего отца. Присланный Вами материал мы поместили в наш музей».
Не на все запросы получены положительные ответы. Но это не останавливает ребят. «На одном из последних занятий краеведческого кружка, – сообщила Наталья Кашлова, – они дали торжественное обещание продолжить и завершить трудную, но благородную историю этого поиска».
Ирина КОСУЛЬНИКОВА.