Михаил Фёдорович и медведь
В Ярославле его на охоту не тянет, только почему-то здесь, на родине.
Однажды, когда мать ещё была жива, пошёл Михаил в сумерки на уток. Идёт по своей заветной тропке, смотрит — кучка свежего медвежьего помёта. Вернуться? Опасно. Что этому медведю взбредёт в голову — неизвестно. Лучше догонять. Выскакивает Михаил на поле, медведь от него метрах в пятидесяти — ест овёс, да с таким аппетитом…
— Ветер дует на меня, значит он меня не чует. Я прижался к осине: бить или не бить? Азарт взял своё — выстрелил. Тот охнул и осел. А я заскочил на осину и так с полчаса, наверное, на ней просидел.
Зверь поворочался немого, потом затих. Михаил выждал ещё сколько-то и слез. Пулевых патронов больше не было, осталась только дробь «пятёрка» — одно название, что защита. Подошёл метров на двадцать к неподвижной мохнатой глыбе, бросил в неё камень. Не шевелится. Бросил ещё один-то же самое.
Приблизился вплотную. Шевельнул голову — та безжизненно повалилась на сторону. Значит, готов.
Туша оказалась неподъёмной. Михаил даже повернуть её не смог. Снял ремень, ухватил им добычу, другой конец обернул вокруг своей руки и за полтора часа кое-как дотянул до деревни. Кожа на руках оказалась содрана в кровь.
Матери признался только на следующий день. «Ну и рисковый ты парень! — только и сказала она. — Разве один на один на медведя ходят!»
Сидела птичка, сидела и полетела
Как объяснить маме, что его работа тоже в своём роде «один на один». Реставрация кирпичной кладки, которой он занимается, дело не только очень сложное, требующее умения разгадать замысел мастеров прошлого, но подчас очень опасная.
— Было много случаев, когда мог быть жив, а мог быть не жив, — как-то обмолвился он. Дома он об этом, конечно, не рассказывал, а через много лет в разговоре с корреспондентом вспомнил.
Храмы, где работают реставраторы, нередко аварийные. Бывает, сразу и не заметишь, что какой-нибудь угол держится на честном слове. Один из таких «сюрпризов» преподнесла церковь в станице Старочеркасской под Ростовом-на-Дону. Там с высоты сорока метров на него упал целый кирпичный блок. Расскажи ему кто-нибудь другой — не поверил бы: смерть тогда прошла рядом в каких-нибудь нескольких сантиметрах! И главное, кто тому виной? После сильного дождя размыло старую кладку карниза, на него села галка, оттолкнулась ножками, чтобы взлететь, и глыба рухнула вниз, едва не задев его по носу. Ведро с раствором вдрызг, а он остался цел — буквально чудом.
В Ярославле и области нет ни одного храма, где бы не работал Флегонтов. Помню его в Коровниках на многометровой высоте, в самодельной клетушке из полиэтилена для защиты от ветра — так он работал даже зимой. Бывало, зависал над колодцем, глубоко уходящем вниз, или складывался пополам в каменном мешке, где не развернуться, не повернуться — он готов на любые подвиги ради того, чтобы нащупать первоначальные детали, скрытые во время перестроек за сотни лет.
Вместе с архитекторами он, по его выражению «честно копается в истории». В реставрации главное оставить как можно больше подлинного, и только в местах безвозвратных потерь допускается пятно нового. Для этого надо «свободно читать старину».
За 47 лет работы в «Ярреставрации» через руки Флегонтова прошло столько произведений древних зодчих, что в искусстве такого «прочтения» он не имеет себе равных. По одному-единственному маленькому обломку кирпича может восстановить целый портал. И что не менее важно — понять, как он был сделан технологически, как-то или иное сооружение или его часть держались. С ним давно уже советуются инженеры и архитекторы-реставраторы, в самых трудных случаях звучит: «Надо спросить Михаила Фёдоровича».
А понять, как сделано, означает в реставрации найти путь к продлению жизни того же храма ещё на долгие годы. Свод Крестовоздвиженского собора в Толгском монастыре, например, уникальный — аналога ему нет. После реставрации прошло пятнадцать лет — ни одной трещины — это заслуга Флегонтова, сказали мне.
По натуре он исследователь. Но не только. Обычная картина: семь часов вечера, все разошлись по домам, тишина, и только один молоточек стучит. Можно не сомневаться — это Михаил Федорович, он кроме всего прочего еще беззаветный труженик.
Ночь у сторожа
В разное время ярославским мастерам приходилось выполнять не только реставрационные, но и другие особо ответственные работы. В 1971 году Флегонтов со своей бригадой был командирован в Сочи, в правительственный санаторий «Россия», где к XXIV съезду КПСС строился новый корпус в модном тогда стиле из стекла и бетона. В номерах-люкс по специальному проекту нужно было сделать богатые камины.
— Задумка была такая, — улыбается он, — пока съезд идёт, каждый вечер, после очередного заседания, секретари ЦК садятся в самолёт и летят в Сочи. А утром к десяти часам снова возвращаются на заседание.
Так в «России» появилось пять ярославских каминов.
Работа, видимо, понравилась, и в 1978 году пришёл очередной заказ из тех же мест, точнее из Дагомыса. Знаменитое тогда предприятие «Краснодарчай» решило обустроить по высшему классу свой дегустационный зал. Тот находился в горах, имел при себе небольшую гостиницу и предназначался в основном для приёема иностранных туристов. По представленному проекту Флегонтову надо было сделать в одном из люксов камин «под старину» и ещё один, огромный, четыре метра в высоту, в самом зале.
Все было затеяно, похоже, к приёму очень важных гостей, их с главным инженером доставили на машине прямо к самолёту, сроки установили жёсткие. Работал без выходных, иногда даже ночами. Смеется:
— Спал по два-три часа в каморке у сторожа.
Это сейчас смешно, а тогда было не до смеха.
Он же поставил прекрасный камин из изразцов легендарного ярославского мастера Алексея Егорова в Свято-Даниловом монастыре, в зале приёмов патриарха (им тогда последний год был ещё Пимен).
В общем, есть что вспомнить Михаилу Фёдоровичу, многое повидал. Но самыми сильными впечатлениями для него остаются загадки древних мастеров, которые преподносят памятники. Встретится ему в старом храме под наслоениями времён кирпич какого-то необычного профиля, начинает раскрывать рядом с ним более обширную площадь, и выходит на свет Божий такое, о чём ни один специалист даже не подозревал. Незабываемые минуты!
— Недавно в церкви Владимирской Богоматери в Коровниках нашёл исключительно сложный профиль северного портала, — сам себе удивляется он. — Я и не думал, что там что-то есть. А оказалось, в цокольной части ничего не разрушено…
Попросту говоря, находка Флегонтова может принципиально изменить представление о первоначальном облике храма, одного из лучших в нашем архитектурном наследии. Как говорит его начальство, хороший работник не тот, кто аккуратно выполнит полученное задание, а тот, кто выполнит его и при этом ещё определит, что нужно делать дальше. По-другому это называется ещё ответственностью.
«Надо — землю будет копать»
Что касается церкви Владимирской Богоматери, то в самый кульминационный момент деньги на продолжение её реставрации кончились, и что будет дальше с его находкой неизвестно.
Тут мы подходим к самой драматичной части повествования. Уникальный мастер, реставратор от Бога, каменщик-реставратор номер один в Ярославле встречает свой юбилей без работы.
Нет, не на пенсии, сил и энергии, к счастью, ещё достаточно. Без своей работы. Поскольку финансирования ни по одному реставрационному объекту нет, он занят ремонтными делами на производственной базе «Ярреставрация». Приводит в порядок канализационные и водопроводные колодцы, утепляет помещения. По словам директора Виктора Даниловича Шаульского, «Миша не чурается никакой работы. Разорвало трассу — он землю будет копать, ничего не скажет».
Флегонтов, конечно — человек скромный, его преданность труду (любому!) заслуживает уважения, даже восхищения. Но как же так получается, что накануне 1000-летия Ярославля при десятках памятников, которые нужно приводить в порядок, для «Ярреставрации» работы не находится?
Объяснение простое: кто представил работодателю смету подешевле, тому по конкурсу и достаётся объект. Так, церковь Владимирской Богоматери, которую Флегонтов реставрировал многие годы, передана теперь вместе с найденным им порталом в другие руки. И храмом Ильи Пророка, где он недавно работал, занимается другая фирма, и прочими тоже. Недавно директор одной из них позвонил Михаилу Фёдоровичу, предложил консультировать. Тот задал встречный вопрос: а опытные каменщики есть? Особо опытных, последовал ответ, нет.
Михаил Фёдорович недоумевает, как же в таком случае можно браться за работу подобного уровня? Где гарантия, что памятник элементарно не будет испорчен, а вместо него не появится новодел?
— Что значит представить расчёты на 50 — 100 тысяч рублей меньше, чем требуется для восстановления храма? — продолжает он. — Это значит что-то не доделать, не понять до конца, как он построен, а значит, приступить к делу без всякой уверенности, что храм простоит после такой реставрации долго. Сверху лоск, а надёжности нет.
На обычного каменщика можно выучиться за год, считает он, на хорошего — за два. А на каменщика-реставратора и пяти лет мало. Нужен определённый багаж знаний, умение сопоставлять разные памятники архитектуры, пытливость.
— Я считаю непозволительным, что наше предприятие, по сути школа реставрации в Ярославле, должно участвовать в конкурсах на равных с новоявленными фирмами. Истинную цену многим из них знаем только мы. По-моему, мы должны получить право выражать наше мнение о том, может кто-то занимался тем или иным храмом или нет. Как-то влиять на этот процесс. Иначе беда.
Нет, Флегонтов не скис. Скоро должны прийти результаты конкурса по церкви Петра и Павла и церкви Рождества Христова, которую он вёл. Он, как кто-то сказал, человек стальной. Глядя на него, невысокого, крепкого, даже как-то странно, что ему завтра исполнится семьдесят лет. Что-то есть в нём молодое-то ли отсвет русского Севера, где родился и вырос, то ли отсвет прекрасных творений русской архитектуры, с которыми он всю жизнь имеет дело.