Утром 24 декабря десять беременных женщин ворвались в центральную районную больницу посёлка Борисоглебский и заняли кровати в знак протеста против закрытия родильных коек. Протестующие намеревались оставаться в здании до получения гарантий от властей о сохранении мест для рожениц. Весомым аргументом их правоты должны были стать московские журналисты, которых беременные ожидали с минуты на минуту.
В этот же день власти в лице заместителя губернатора Александра Сенина и директора департамента здравоохранения и фармации ЯО Сергея Вундервальда дали комментарий к происшествию на пресс-конференции по итогам модернизации здравоохранения. По их мнению, эта вполне штатная ситуация – койки закрывались и раньше – «разогревается» извне политиками. Пытаясь заработать на ней дивиденты, они «спекулируют, извращают и прибегают к прямым ложным утверждениям».
Действительно, на пресс-конференцию прибыли два депутата областной Думы: покинувший на днях ряды «Единой России» Владимир Тихомиров и коммунист Эльхан Мардалиев. Коммунист опасался, что «скорая помощь» не сможет возить рожениц на дальние расстояния в больницы, где остались родильные отделения. А бывший «единоросс», утверждая, что все женщины хотят рожать близко к дому, обвинил медицинских чиновников в ошибках на пути модернизации.
– Почему вы, исполняя федеральные приказы, пошли по пути закрытия, а не по пути создания в районах круглосуточных диагностических служб? – спросил он.
Однако давление на исполнительную власть не увенчалось успехом. Про экономическую неэффективность Александр Сенин говорить не стал, а показал слайдик с деревянной избушкой, в которой базируется одно из планируемых к закрытию родильных отделений, и спросил, как в ней можно сделать современный диагностический центр или хирургическое отделение с новейшей аппаратурой?
– Со времён Хрущёва пора понять, что кукуруза у нас не растёт. Потому избушка будет закрыта, – подытожил замгубернатора.
Итак, с 1 января 2013 года в области будет закрыто 26 родильных коек: десять в Даниловской ЦРБ, по четыре – в Пошехонской и Борисоглебской ЦРБ, по три – в Брейтовской и Некоузской и по одной в Большесельской и Мышкинской. Основная причина: с будущего года все родильные койки должны быть лицензированы. По словам Сергея Вундервальда, ни одна из закрывающихся коек не получит лицензию из-за низкого качества медицинской помощи. Как пример, в Мышкинской ЦРБ принимаются одни роды в год. Бригада врачей, видящих роженицу один раз в год, из-за недостатка практики не может гарантировать безопасности ни ей, ни новорождённому. Многие роженицы в сельской глубинке уже отказываются рожать в местных больницах и уезжают в крупные центры. В оскандалившемся Борисоглебском районе за последний год родилось 128 младенцев, из них только 61 в местной ЦРБ. Теперь беременных женщин будут силами скорой помощи и медицины катастроф бесплатно возить туда, где останутся родильные койки. Борисоглебских рожениц – за 20 километров в Ростовскую ЦРБ, а в сложных случаях – за 120 километров в областной перинатальный центр. Логика понятна. И хотя идеальных решений не бывает, по мнению чиновников, всё будет тип-топ.
Не будет. Пострадавшие появятся неминуемо. На примере Борисоглебского – это женщины, рожавшие в «домашней» больнице. Приехав в Ростов, они, безусловно, получат более качественную медицинскую помощь, но оценить её не смогут. Качество медпомощи – понятие очень сложное, и простому человеку без медицинского образования его почти не понять. Ключевым параметром здесь становится доступность помощи. Она для борисоглебских женщин явно ухудшается. Им придётся далеко и, может быть, тяжело ехать. А их мужьям надо запастись дополнительными деньгами на посещение любимых. Поскольку сокращения, слияния и поглощения медучреждений захватили всю область, под ударом оказывается самое слабое, не адаптированное к новым социальным условиям население области.
Вот ещё один вопиющий случай. Последние дни работает Ярославский городской врачебно-физкультурный диспансер на ул. Труфанова. С 1 января он закроется и соединится с областным диспансером на пр. Ленина. Логика исполнительной власти, проводящей их объединение, объяснима. Городской диспансер занимал очень большую площадь – 1200 кв. метров. Занимающихся там было мало, по разным оценкам от 50 до 70 человек. Между тем в том же здании теснились очень важные для города филиалы 3-й детской и 9-й взрослой поликлиник. После закрытия городского диспансера они расширятся: детская поликлиника получит 800 кв. метров, взрослая – 400 кв. метров. Весь персонал врачебно-физкультурного диспансера трудоустроят в областной диспансер или на других новых местах. Пациентов, которым требовалось восстановительное лечение после инсультов и других заболеваний, продолжат лечить по старому брагинскому адресу. Группы здоровья для других пациентов переведут в центр на пр. Ленина. Все трудовые права и основные социальные гарантии людей формально соблюдены, исполнительная власть всё сделала правильно и, по мнению Сергея Вундервальда, никто не пострадал.
Однако наша читательница Людмила Александровна Каракулова так не считает. Она позвонила в редакцию и плакала так, что у нас, привыкших ко многому журналистов, разрывалось сердце. Людмиле Александровне 73 года. Она инвалид второй группы. У неё остеопороз, остеохондроз, болят колени, и ходит она с палочкой. Два месяца назад по направлению из больницы им. Соловьёва Людмила Александровна попала на восстановительную гимнастику в городской врачебно-физкультурный диспансер, ей стало лучше, в квартире палочка больше не требуется. И вот теперь зал закрывают. Конечно, Людмила Александровна знает, что она может бесплатно продолжить занятия на пр. Ленина. Но этой возможностью старая женщина не воспользуется, она не может зайти в автобус без посторонней помощи. Как к последней надежде, старушка обратилась в «Северный край»:
– Последнюю отраду забирают. Скорбно на душе. Бессильны мы, ничего не можем. Хоть бы умереть.
Жизнь Людмилы Александровны – история обыкновенной советской женщины. Военный ребёнок из села Мордвинова, трудовая жизнь прошла на фабрике по пошиву и ремонту обуви «Новая заря». Воспоминания о прошлом у неё радостные: цирк строили, универмаг строили; после работы шли с лопатами сажать деревья; верили во что-то, надеялись. Ощущение настоящего ужасно: всё погибло; ничего нет, что мы строили, к чему стремились; нам даже оглянуться не на что. Закрытие врачебного диспансера для таких, как Людмила Александровна, – а их, «хроменьких и несчастных» по её словам, в диспансере немало – последний довесок к психологической травме от развала Союза, краха прежней жизни, старости и болезней. Это сигнал, что пора умирать. И в этом смысле модернизация здравоохранения как часть государственной политики бездарно провалена. Она провалена именно в части идеологической работы с людьми. На модернизацию здравоохранения Федерация потратила сотни миллиардов рублей. Но при этом никто толком не объяснил народу, зачем она нужна, и будет ли от неё польза людям. Во всяком случае, народ так и не понял, что это не геноцид, а попытка государства в непростых экономических, демографических и кадровых условиях сохранить и чуть улучшить бесплатную медицину. Никто не объяснил ни борисоглебским роженицам, ни старушкам из диспансера, что для того, чтобы это произошло, приносятся в жертву их личные удобства и что теперь им придётся терпеть неудобства или даже лишения. А если так, то с примерами модернизации сквозь слёзы и насилие мы столкнёмся ещё не однажды. И здесь властям лучше бы найти свет и надежду даже для самых, казалось бы, бесполезных членов общества и оказать им всемерную помощь.