Как живётся тебе, Шурскол?

В Шурскол из Ростова отправились в рейсовом автобусе, который, по-видимому, привезли с какой-то европейской свалки. По дороге разговорилась с попутчицей – ветхой бабулей, от которой приятно пахло ладаном.

– Из церкви? – спрашиваю её.

– Нет, за покупками ездила. У нас магазинчики на каждом шагу, но всё очень дорого.

Действительно, для примера: в ростовском супермаркете белорусский сахар – 23 рубля, а в одном из многочисленных шурскольских магазинчиков – 35 рублей.

Поинтересовалась жизнью в Шурсколе и услышала от пенсионерки:

– Плохо живём!

– А что плохо?

Оказалось, пуще тарифов на ЖКУ, цен в магазинах и криминала беспокоят старушку дела местного совхоза «Киргизстан», где когда-то работала. И она буквально пересказала факты, изложенные в письме, где в чём только не обвиняют директора местного совхоза «Киргизстан» – вплоть до того, что «навоз реализуется в неизвестном направлении»…

Это письмо из Шурскола вызвало двоякое чувство. По форме – анонимка. С другой стороны, есть факты, когда руководители некоторых сельхозпредприятий области не особо церемонились с общественным добром. Да и авторов стало жалко: может, люди боятся руководителя…

Любопытное совпадение: уже в Ростове мне позвонила коллега, опытная журналистка, которая лет пятнадцать

назад ездила в Шурскол по такому же письму. И тоже анонимному, но написанному от руки. Тогда в конторе «опознали» почерк и вместе с директором Александром Овчаровым нагрянули прямо на дом к авторам. Как оказалось, люди решили таким «разоблачительным» письмом отомстить директору за увольнение.

В принципе истинные борцы за правду редко скрывают своё имя. Да и чаще всего оно бывает на слуху. Не прогонят же с работы – от сохи, от коровы, от трактора… Сейчас не те времена. Во всяком случае Ростов – вот он, рядом. Город­ские микрорайоны белеют где-то там, за дорогой. Езды – от силы пятнадцать минут! И работу там почище, поденежнее можно найти: охранником стоять или сидеть у дверей какого-либо присутствия или магазина.

После таких раздумий в Шурскол приехала с неприятным чувством. Оно стало ещё более неприятным после часового хождения по Шурсколу и тщетного поиска хоть единой души из «совета трудового коллектива».

Село-то небольшое. Растянулось вдоль дороги среди полей. Памятник российско-киргизской дружбе встречает на повороте с дороги, любопытно выглядят остановки в виде голубых юрт. Центр с Домом культуры, каким-то пустым кафе или баром и заброшенным двухэтажным торговым центром. Всё это – вокруг совхозной конторы.

Поразило практически полное отсутствие людей на улицах. Два микрорайона многоквартирных домов, выстроенных в 70 – 80-е годы совхозом. На балконе одного из них белыми кирпичами по красным выложено «Братство». Народу – практически ни души. Но более всего удивило: из тех немногих, кто встретился, на вопрос: работают ли они в совхозе, ни один не ответил утвердительно! А где же тогда?

И в школе тихо – урок, в вестибюле сидит лишь охранник. На стене – школьная газета. Называется почему-то «Под прицелом». Может, потому что шестой класс – целиком ЮДП – юные друзья полиции?

Рядом – бывшее здание дет­ского сада, занятое магазинами, парикмахерской и прочим. Это один из двух детсадов, построенных когда-то совхозом «Киргизстан». По своему профилю работает один.

Оказалась ненужной и баня, также выстроенная совхозом. Её отремонтировали и продали гражданину, который сейчас живёт в Москве. И стоит она с побелёнными стенами и выкрашенными ставнями, новенькая и закрытая на замок. Нерентабельна.

Встретился пожилой мужичок. На вопрос о совете трудового коллектива в «Киргизстане» хмуро бросил на ходу:

– Директор уехал в отпуск, людей без зарплаты оставил. Они по три месяца без денег сидят…

И ушёл. Тихо. На улице никого нет. А вот пара ветхих стариков, сидящих в обнимочку в огороде двухэтажного дома. Обрадовалась, они-то, может, знают, кто заводила, кто этот «совет трудового коллектива». Подошла поближе – а это две тряпичные куклы в человеческий рост!

Захотелось узнать: кто так искусно «слепил» стариков? Толкнулась в дверь подъезда – закрыта. Но в замочке торчал ключ! Повернула – дверь открылась, вошла в подъезд. До сих пор ломаю голову: а как же жильцы выходят? А может, дом нежилой? Никто на звонок не открыл дверь, хотя в окне был свет за шторами. Прямо напасть какая-то… Даже Рубцов вспомнился: «Тихо ответили жители – это на том берегу…»

Не найдя анонима, вынуждена была направиться в контору совхоза.

На площадке перед конторой стояли женщины и ждали с обеда товарку с ключом. Удивилась: неужели контору закрывают? А как же – там же ковры, мягкая мебель!

Действительно, в типовом двухэтажном здании конторы на втором этаже огромный ковёр в холле, офисные пальмы и красивые кресла с диваном. Как в хорошей гостинице.

Но это так, лирическое отступление. Директора совхоза не застала – в отпуске. Показала письмо конторским – сколько негодования! Как показалось, искреннего. Люди читали и возмущались: это всё неправда!

Вспомнили, как трудно пришлось хозяйству в 90-е годы. Выживали как могли. Месяцами не получали деньги за молоко и первыми начали возить его в Москву – там хоть платили. В магазинах пустые полки, всё было по бартеру. Мясокомбинат рассчитывался колбасой, молокозавод – сыром, маслом и запчастями. Наличности не хватало. Директору тогда пришла мысль – свои деньги выпускать. Они ходили между совхозными работниками. На них можно было отовариться в магазине – туда завозили продукты и промтовары для своих работников. Пекарня тоже своя была.

Да, в 70-е в хозяйстве работали более семисот человек, а в 80-е – около 1400. Сейчас с временными – 83 работника. Зато удалось сохранить дойное стадо, и немалое – пятьсот голов. Дойка автоматическая, на кормораздатчике компьютер. Картофель сажают. Зерно на фураж – овёс, ячмень, пшеницу. Словом, выживают, как все.

Особенно возмутила исполняющего обязанности директора Алексея Иванова строчка в письме про гвозди: «в этом году не вбили ни одного гвоздя, крыши на фермах текут…» Алексей Сергеевич сгрёб со стола и подал кипу заявлений, где мастер-строитель Слонецкая просит выдать 4, 5, 15 килограммов гвоздей – на фермах заменяют прогнившие доски, обновляют стойки.

Бухгалтер, присевшая к столу, слушая наш разговор, вздохнула:

– Перед вами сотрудник из ОБЭП приезжал, проверял документы.

И грустно пошутила:

– Может, нам уж и сухари сушить?

А Иванов злится: они работают, а не как в некоторых других хозяйствах, где шашлыки жарят… Вот подготовили документы в «Газпром» на согласование – хотят газ в мастерские провести. Людей не стало – не больно и горюют. Сейчас объёмы производства другие. Кадры нужны, но не просто кадры, а квалифицированные, с образованием: инженеры – механики и электрики, ветеринары.

А где же всё-таки работают жители Шурскола? Почему в селе так тихо? Выяснилось: да кто где – на вахту в Москву отправляются, в Ростове перебиваются. А есть – стоят на бирже, пособие получают. Таких в селе, по информации Ростов­ского центра занятости, 27 человек. По Ишненскому сельскому поселению, куда входит Шурскол, – 82, в самой Ишне – 35. Этих же безработных центр занятости привлекает на общественные работы, в частности на переборку картофеля. Условия заманчивые: зар­плата, полторы тысячи премия от совхоза плюс бери картошку… Так-то можно поработать.

Вот так окончилась поездка по странному письму. Уже в Ростове узнала позицию главы района Владимира Гончарова: такими посланиями должны заниматься соответствующие правоохранительные органы. Хотя вызвали-таки директора из отпуска, заставили в юротделе объяснительную писать – насчёт дома животноводов в Алевайцине, который он якобы под коттедж себе приспособил. Тот и написал: так и так, всё это ложь, а дом в Алевайцине построил за свои, заработанные деньги.

Хотелось бы поставить точку в этой истории. Но «совет трудового коллектива» разослал повсюду свои письма. И сейчас в серьёзных органах люди занимаются проверками. Формируются дела, к ним подшиваются десятки распечатанных листов с анонимными обвинениями. Сотрудники правоохранительных органов собирают справки о том, куда же вывозится навоз и был ли в реальности дом животноводов…