Сорок лет за решёткой, или Образование за колючей проволокой

- Ваш кабинет выглядит, как обычный кабинет директора школы, только необычны мониторы с отображением каждого класса, коридора, туалетных комнат. По всей очевидности, видеокамеры расположены везде, но в здании нет решеток. Как же вы обеспечиваете безопасность свою и педагогов?

- Да, видеокамеры у нас охватывают все помещения, потому что обучаемые свободно передвигаются по зданию. Их только к школе подводят под конвоем - и все, далее они свободны. Здесь нет ни конвоя, ни решеток. И такое доверие тоже является мерой воспитания. На меня за 40 лет было только одно нападение. Я пригласил в кабинет только что прибывшего по этапу заключенного, предварительно ознакомившись с его личным делом. И сообщил, что ему нужно восполнить пробел в образовании и окончить среднюю школу. Но тот категорически отказался и набросился на меня. Рядом находился завхоз школы, и он его остановил и удерживал силой, пока не прибыл конвой. Но это было один раз за всю мою работу. Вообще, у нас в школе спокойно, а уважение и послушание достигается в ходе личного контакта с заключенным. Это процесс трудный, и не каждый педагог с воли с ним справляется. Я очень тщательно отбираю кадры.

- По какому принципу?

- По принципу душевной зрелости самого человека, а уже потом – по квалификации педагога. Моложе 37 лет никого не беру. У меня сейчас коллектив стабильный, 15 учителей и только двое из них - мужчины. Женщине легче найти контакт с осужденным. Но у нее должна быть полная семья, уравновешенный характер и терпение. Ведь здесь большая часть работы у учителя не на уроках, а на индивидуальных занятиях. Я приглашал работать педагогов высокой квалификации с воли. Но иные подходили к решеткам и все, испытывали шок.

- Мы тоже испытали шок, проходя в колонию через решетки, слушая этот лязг железа и бесстрастный, без интонаций голос дежурного, отдающий команды резким голосом.

- Но, тем не менее, вы сюда пришли и делаете сейчас свою работу. А у тех педагогов шок так и не прошел, и они не смогли его преодолеть, и уходили сразу. Хотя педагоги были отличные, и за счастье было бы нам, если бы они у нас работали. Тут нужно воспринять колонию душой и входить сразу в ситуацию. Я с новыми учителями разговариваю долго, рассказываю честно, с чем им здесь придется столкнуться. Это взрослые ученики с отрицательным жизненным опытом, уважающие только силу. Своих сотрудников я встречаю у поста и от дежурного веду в школу, также и обратно. За их безопасность отвечаю я. Уроки идут, как в обычной школе, но сильно отличаются атмосферой. Обучающиеся напряжены и настороженны, тишина, никогда никто не позволит себе проявить активность и задать вопрос или блеснуть знаниями. Здесь это не принято. И только на индивидуальных занятиях эти вопросы задаются. Я стараюсь беседовать с каждым вновь прибывшим учеником и прошу его вести себя со мной просто как человек, вне зависимости от его положения в криминальном мире и в колонии. А я - учитель, который должен дать ему среднее образование.

- А как вашу школу обеспечивают?

- Обеспеченность у нас хорошая, средств хватает на все. Мы находимся на областном финансировании. В школе два компьютерных класса, где стоят новенькие ноутбуки и нетбуки, 4 интерактивные доски, все классы отремонтированы и ждут учеников.

- Все осужденные обучаемы?

- Стараемся. Есть учащиеся седьмого вида, восьмого вида, требующие щадящего режима учебы, есть умственно отсталые, или ЗПР (с задержкой психического развития). Или с другими отклонениями. Мы их обучаем только индивидуально.

- Зависит это от статьи Уголовного кодекса, по которой «проходит» осужденный?

- Нет, только от медицинских показаний. Если какой-то ученик начинает сильно отставать, то мы делаем соответствующие запросы и нам присылают ответы, что, да, он обучался в спецшколе. А у нас - обычная вечерняя школа. Таких заключенных учим только в индивидуальном порядке.

- Думали ли вы когда-то, что 40 лет отработаете за решеткой?

- Нет, так получилось. Я в детстве жил недалеко от этой колонии. Учился в школе № 67, а там был учителем Александр Михайлович Румянцев, который стал потом директором этой школы. Именно он, после того как я пришел из армии, встретил меня и пригласил поработать в школе колонии сначала лаборантом. Мне тогда нужен был педстаж, потому что я собирался поступать в Ярославский педагогический институт. Поступил заочно и работал в школе. Делал все, вел уроки, проводил индивидуальную работу с заключенными, делал ремонты, отвечал за комплектование классов и обеспеченность учебниками. Да, был незаменимым работником. Вот вырос до директора. Я знаю всю тюремную жизнь, всю ее подноготную.

- Это здание новое? Оно в хорошем состоянии.

- За всю историю колонии № 1 это уже третье здание школы. Сначала школа располагалась в одноэтажном бараке, затем - над столовой в жилой зоне колонии. А это трехэтажное здание было построено в 1980 году. Для школы оно довольно удобное. Я ведь здесь и судьбу свою нашел. Пришла к нам по распределению после Политехнического института на производство работать Ирина Валентиновна, здесь был цех Даниловского деревообрабатывающего завода. Потом, когда цех закрыли, она перешла работать в школу учителем черчения. Поженились, прожили вместе почти 40 лет, дочь тоже здесь работает учителем. Алевтина раньше работала в управлении исполнения наказаний по Ярославской области, а выйдя на пенсию по выслуге лет, пришла в нашу школу преподавать экологию. Я им могу доверить работу здесь.

- Сейчас стало меньше заключенных, чем было 40 лет назад?

- С 1999 года здесь стали отбывать наказание осужденные за преступления, совершаемые только на территории Ярославской области. И суды стали более лояльными, реальные сроки обычно дают после условного. Потому количество заключенных в колонии, действительно, сократилось вдвое по сравнению с тем, что было 40 лет назад. Сейчас на зоне 1089 заключенных и 426 из них сядут за парты 1 сентября. А ведь раньше и 700 человек обучалось.

- Геннадий Николаевич, а вот такая жесткая жизнь в колонии, она накладывает отпечаток на взаимоотношения в педагогическом коллективе?

- Да, требования режима и особенности воспитанников накладывают отпечаток на нашу работу. Контролируем и слова, и жесты. Возникающую опасную ситуацию я понимаю и сразу же просматриваю и просчитываю те последствия, в которые она может вылиться. Педагоги не обижаются на меня, если я где-то нажму, понимают, что требую справедливо. Поймите, здесь непростой контингент. Люди всякие, психически неуравновешанные, больные туберкулезом, ВИЧ-инфицированные… Но я не могу их лишить учебы и общения с педагогами, потому что по законодательству они имеют право и должны учиться, прокуратура ведь при первой проверке обнаружит любое такое нарушение. Учитель спрашивает: почему я должен его обучать? Но нет такого закона, который запрещал бы учить больного туберкулезом.

- Заключенные сами выражают желание учиться

- Приходит этап, я смотрю личное дело, и беседую с человеком индивидуально, с каждым. Хочет - не хочет, но если ему от 18 до 30 лет и у него нет среднего образования, то есть закон, который мы должны выполнять. Объясняю ему, что он обязан учиться, получать среднее образование, а также выбрать себе специальность слесаря, парикмахера, столяра, кочегара, освоить плетение из лозы. По желанию и способностям…

- Учеба в вашей школе дает осужденному перспективу на продолжение образования?

- Если честно, то говорить, что наши осужденные учатся для будущего, нельзя. Ведь они не сдают ЕГЭ. Но они могут сдать этот единый экзамен на воле, когда выйдут. При этом уровень среднего специалиста они могут и здесь получить. Техникумы, училища, лицеи, колледжи – это в их силе. В этом году 116 человек получили аттестаты. Устроиться на работу без среднего образования на воле ведь невозможно. Однако некоторые освобождаются и не забирают свой аттестат, считая, что он им не нужен. А потом приходят и просят выдать документ. В прошлом году, например, приехал бывший заключенный и просил выдать ему аттестат. Оказывается, он стал священником и теперь ему нужно поступать в семинарию, вот и понадобился.

- А может осужденный, находясь в колонии получить высшее образование?

- Несколько лет назад такое было. Организатором выступило Управление федеральной службы исполнения наказаний (УФСИН). Приезжали преподаватели заочного Московского института экономики и права в колонию и занимались. Обучались восемь человек. Выучили их, даже вручили дипломы о высшем образовании. Все. Потом эти люди освободились, а у остальных желание пока не наблюдается. Хотя есть институты, закрепленные за УФСИН, и там можно заочно получить высшее образование всем заключенным на территории РФ. Насколько я знаю, в некоторых других колониях области есть учащиеся ВУЗов и сейчас.

- Возвращались ли к вам бывшие ученики на второй срок?

- Год назад эта эпопея закончилась, раньше была. Хоть и наказание общего режима дают, но теперь любого повторно осужденного отправляют только в 8-ю колонию. У нас на данный момент только те осужденные, что отбывают наказание первый раз.

- Вы верите, что здесь перевоспитывают?

- Гм… Отвечу! Я помню деда, отца и уже внук сидит в колонии, и это третье поколение одной семьи. Знаете, здесь все на генном уровне. Я не хочу сказать, что поголовно вся семья сидит с криминальными наклонностями, но против фактов не попрешь. Мало того, что сидит папа, но сидит и мама! Сидит брат, двоюродный брат… За разные, конечно, преступления. Сказать с уверенностью на 100 процентов, что отбыв наказание, человек не попадет сюда вновь, не могу. Не стоит себя тешить таким образом. Тюрьмы были всегда, какие бы не были благополучные государства. Только условия там покомфортнее. Тюрьмы были, есть и будут, они часть общества и часть нашей жизни.

- Ощущается ли дополнительная моральная нагрузка при общении с заключенными?

- Да, конечно. Вообще наша работа – вся на нервах, у меня уже куча болячек. Здесь накладывается одно на другое! Ведь и в государстве нашем все непросто, а здесь - государство в государстве. Я прихожу с воли в колонию к заключенным, которые ограничены в общении и живут по иным законам, чем все общество, и объясняю им про жизнь по ту сторону колючей проволоки, учу настраиваться на нее. А жизнь на воле очень сложная! Сейчас, в связи с реформированием нашей системы создается отряд, где освобождающиеся будут адаптироваться к предстоящей жизни на воле, начнут получать больше информации о событиях в стране и в городе, чем остальные. Ведь заключенные очень ограниченны в получении информации.

- Узнаете вы бывших заключенных на улицах или в общественном транспорте?

- Узнаю. У них особый взгляд и их легко в толпе узнать. Свои здороваются, иногда даже приезжают в колонию. Некоторые освободились и уже у них по двое детей. Одного недавно встретил, спрашиваю: «Как дочки?» А девчонки идут, сосут леденцы, довольные, что с папой. И ведь такой хулиганистый был, а сейчас остепенился - жена, дети. Радуюсь за него! Жизнь не стоит на месте, они меняются.

- Что-нибудь мешает работать?

- Реформы не всегда дают положительные результаты. А здесь ведь особый контингент, надо как-то осторожнее! Еще вот что: на воле учителя, имея 25 лет стажа, могут уходить на пенсию по выслуге, а нас, тюремных учителей, с 99-го года лишили этого права. Хорошо это или плохо? И наши учителя, чтобы выйти на пенсию по выслуге лет, должны как вольнонаемные сотрудники исправительных учреждений отработать в тюрьме не менее 10-15 лет. Но часто получается, что учитель работал в школе на воле, потом пришел в колонию, а потом ее закрыли, и он снова ушел в вольную школу. И все, нет ни тюремного, ни общего педагогического стажа. Но эти проблемы самих учителей никак и никогда не сказываются на обучении и на общении с заключенными. Все проблемы мы оставляем в себе.