Времена не выбирают

– Юрий Серафимович, как вы стали писателем?

– Творческие люди любят подчёркивать своё раннее увлечение сочинительством стихотворений, музыки и т. п. Некоторые пишут в автобиографиях, что начали в десять лет, а то и раньше. Безусловно, цена такому творчеству нулевая, поскольку, чтобы что-то сказать людям, надо многое знать самому.

У меня даже после окончания школы никакого желания что-либо писать, а тем более помыслить стать писателем, не было, я не знал, куда поступать учиться дальше. Приятель сагитировал послать аттестат в Ленинградский химико-технологический институт, но приехала в отпуск тётя, посоветовала запросить документы обратно и поступать в Ярослав­ское военное училище ВЖУ (о нём напоминает нынешнее название – казармы).

Вот здесь, от тоски по дому, по деревенской вольнице, стал сочинять первые стихи исключительно только для себя, стесняясь показать свою тетрадь даже друзьям. А желание что-нибудь напечатать, начать литературную учёбу пришло позже, когда уволился с военной службы после расформирования училища. Путь к первой маленькой книжечке оказался долгим, она вышла только в 1966 году, когда мне было двадцать девять лет.

– Какой, на ваш взгляд, была роль литературы тогда, и изменилась ли она в современной России?

– Некоторые литературные деятели склонны предавать анафеме советскую литературу, дескать, она была идеологизирована, обслуживала интересы партии. Но дело в том, что интересы эти совпадали с принципами гуманизма, с православными ценностями, с выработанной веками народной моралью. Не зря сказано: обычай старше закона. Несмотря на разговоры о партийности советской литературы, она была и остаётся великой. Какая книга во всём мире может сравниться с «Тихим Доном»? Посмотрите любую антологию советской поэзии – множество замечательных имён.

Советская литература учила добру, воспитывала в людях самые положительные качества, она строила человека, любящего Отечество, трудолюбивого, отзывчивого, нестяжательного. Не случайно тысячи добровольцев ехали на великие стройки Сибири не за длинным рублём, а «за туманом и за запахом тайги», движимые романтикой и патриотизмом.

Этот дух, объединяющий нацию, ныне испарился, и виной всему – культ денег, внедрённый в России вместе с уродливым капитализмом и либеральной демократией. Современная литература, поощряемая предприимчивыми издателями-дельцами, способствует моральному разложению общества, воспитывает не добродетели, а пороки: культ насилия, наживы, низменных страстей, либо совершенно умозрительна, погружена в какой-то авторский эгоцентризм. Дело тут в свободе совести, под которой обыкновенно понимают свободу от совести, считал В. Ключевский.

Особенно удивляет плодовитость в этом направлении «женской литературы». В этой связи хочу привести высказывание Фридриха Клингера, современника Гёте, из его романа о Фаусте, где Сатана рассуждает: «Ради того, чтобы написать книгу, которая может принести славу и богатство, любой из людей будет попирать ногами истину, чистоту и религию. Безумие этого самонадеянного поколения дойдёт до того, что даже женщины будут писать книги… Таким образом писательство станет всеобщим ремеслом». Это пророчество полностью подтвердилось в России только теперь, при полной распущенности нравов, благо сочинителям всё позволено. Не под влиянием ли сюжетов, перекочёвывающих на телеэкраны, сатанисты уже оскверняют святая-святых – храмы?

Следует заметить, что речь здесь не о тех писателях, которые работают в традиционной реалистической манере, но не их книгами завалены полки книжных магазинов. Реализм был и остаётся самым плодотворным направлением литературы, что подтверждает классика, русская и зарубежная. И читатели пишут об этом же.

– Сейчас много говорится о том, что каждый человек должен иметь активную жизненную позицию. А писателям нужно ходить на митинги?

– Это дело индивидуальное: есть желание – участвуй. В начале разрушительной перестройки я тоже ходил на митинги. Тут надо смотреть, кто зазывает на митинги. Скажем, на Болотную площадь я бы не пошёл, потому что организаторы нынешних протестов – далеко не родня трудовому народу, люди амбициозные, потерявшие прежнее влияние, такие, как политический банкрот Немцов, бывший депутат Рыжков, несколько «реставрированный» Явлинский. Не говоря уж о раскрученных молодых Навальном и Удальцове. Примкнувшие к ним деятели культуры тоже поднаторели в демагогических лозунгах, в умении возбудить толпу, но крик – не беседа, здесь не может торжествовать истина. Они добиваются лишь для себя политических преференций, каких-то немыслимых свобод, которые и нынче беспредельны, а, сказать коротко, попросту рвутся к власти. Мотивация у них перед выборами была одна: свалить всеми способами Путина.

Мне кажется, власть перестаралась, приняв закон, предельно упрощающий регистрацию партий, чреватый ещё большей политической неразберихой (уже семьдесят партий подали заявки на регистрацию!). В этой ситуации мне представляется очень актуальным высказывание английского поэта XVIII века Александра Попа: «Партийность – всего лишь безумие многих ради выгоды некоторых».

– Статистика говорит о том, что городские жители читают очень мало. А остался ли читатель на селе?

– На селе читателей не убавилось, здесь, как прежде, сохранилось доверие к книге, к слову писателя. Мне повезло, поскольку основной читатель, которому близка и понятна моя проза, – именно сельский житель (в том числе и бывший). Когда я бываю в районных и сельских библиотеках, вижу, что некоторые мои книги обветшали от частого употребления. У писателя нынче осталось два союзника: читатель и библиотекарь.

– Свобода творчества пошла во благо или во вред?

– О свободе творчества говорят чересчур много. Стало общим местом сетовать на строгость цензуры в прошлом, на цековский контроль и т. п. Я, как, думаю, и большинство писателей, не испытал этой несвободы. Были противники советской власти, были репрессированные, которые до конца сохранили свои обиды, но ни­что не мешало создавать замечательные произведения Евгению Носову, Владимиру Солоухину, Юрию Казакову, Василию Белову, Валентину Распутину и многим другим писателям. Разве не о том же говорит уникальное явление поэзии Николая Рубцова?

Нынче – полная свобода слова. Конечно, это позволило поднять такие темы, о которых раньше нельзя было сказать. С одной стороны, появилось много интересных, содержательных книг, переосмысливающих исторические и политические моменты, с другой – никем и ничем не ограниченный поток псевдолитературы, которая чувствует себя вольготно без всякого рецензирования и редактирования. Не только в больших городах, но в каждом райцентре выходят сборники и альманахи – были бы деньги.

– Что пишете сейчас и для кого?

– Пишу мало, потому что нет стимулов для творчества. Книги выходят редко, печатаюсь в журналах. Но я счастлив тем, что мне довелось жить в замечательное время, когда слово писателя было востребовано и читателями (о чём говорят массовые тиражи книг), и государством, когда Союз писателей являлся самой влиятельной и уважаемой творческой организацией.