Матрос Исаев рассекретил своё «атомное досье»

Тетрадка

в клеёнчатой обложке

В общем, надо было, отложив все дела, срочно собираться в командировку. Тем более что нечто вроде напут­ствия в дорогу как раз в эти дни получили мы с телеэкрана – в сюжете программы канала «Культура» «Чёрные дыры, белые пятна». Речь там шла о том, что московский «Союз новоземельцев» намерен приступить к ликвидации самого застарелого белого пятна в российской ратной истории века мировых войн – к сбору воспоминаний о службе на полигоне, где осенью 1961 года (как раз тогда и служил там матрос Борис Исаев) была испытана водородная бомба в 50 мегатонн тротилового эквивалента. Как говорят знающие люди, это она вдохновила советского лидера Никиту Хрущёва на пике холодной войны с трибуны по­грозить пальцем американскому дяде Сэму – с обещанием, если он будет плохо себя вести, показать ему «кузькину мать».

Лазарцевского старожила, встречавшего нас у автобуса, узнали мы по матросскому тельнику, издалека видному из-под расстёгнутого ворота камуфляжной спецовки. Вид у этого разрумяненного на утреннем морозце бородача был боевой, если не сказать, суровый. Проницательно смягчив такое наше первое впечатление шуткой – дескать, улыбается он обычно только в день пенсии – знакомство начал он однако же в самых мирных тонах.

Показал по пути засыпанную снегом по колено калитку в огород, сараюху, где хранит инвентарь на все случаи жизни – от цапки для грядок до бензопилы, от строгального станка до набора лобзиков. А чтобы мы не думали, что всё это оснащение ржавеет без пользы, показал на свою палочку-выручалочку:

– Такие вот фирменные трости делаю на досуге для разрядки.

Что на досуге атомный матрос и в свои за семьдесят не потерял интереса к жизни, лучше всего видно в квартире Исаевых по книжным завалам. В тесноватых апартаментах хозяина то, что не умещается в шкафу, громоздится вдоль стен.

– Зато всё под рукой, – пытается оправдаться за беспорядок хозяин.

О его отнюдь не замшелых читательских вкусах навскидку судим по тому, что оказалось сверху: избранное с «Северным дневником» Юрия Казакова, «История ростовского купечества» – всё новенькое, только из магазина. Рядом «Завтра была война» и «Господа офицеры» Бориса Васильева, «Энциклопедия загадочных мест Земли и Космоса».

Свою новоземельскую папку Исаев тоже не убирает далеко. Сверху в ней оказалось то, чего увидеть здесь мы ну никак не ожидали: школьная общая тетрадка в клеёнчатой обложке... со стихами двадцатилетнего матроса Северного флота Исаева. Читаем: «Здесь в суровом заполярном крае//Мы страны надежда и оплот». Все стихи – с датами, целый лирический дневник. Есть строчки и про облака, «примёрзшие к сопкам», и про то, как спешит через непогоду с почтой и продуктами для моряков-новоземельцев «друг наш и помощник вертолёт», как «сегодня в четырнадцать ровно уходят в поход корабли».

Про поход Борис Борисович всё нам объяснил в тот день в жанре самой беспощадной реалистической прозы. На Новой Земле служил он на главной базе в Белушке, в части под кодовым названием «Энергорайон», дизелистом на электростанции, сперва стационарной, а затем передвижной. По его словам, то были «бессонные вахты у грохочущих дизелей при 50-градусной температуре». В командировке в точку «Д-9» на пару с матросом Николаем Ежовым обеспечивали электроэнергией подземные сооружения ОМЧ – опытно-научной части.

«Раз-два, взяли!»

Километрах в двадцати от точки находился ядерный полигон, где после испытаний по тундре бегали ошалевшие обожжённые арктические лисицы с челюстями, висящими на сухожилиях. В сентябре 1961 года начались учения Северного флота с применением сверхоружия. В составе сводной команды матрос Исаев обслуживал испытательный полигон – устанавливали в его эпицентре цели для бомбометания с больших высот.

Два месяца до ноября он вкалывал в самом пекле. Собранные на берегу и доставленные на полигон на грузовых санях конструкции из трёх металлических щитов весом в триста килограммов каждый (матросы называли цели «уголками») команда из двадцати пяти человек устанавливала без всяких вспомогательных подъёмных механизмов.

– Вцепившись намертво в обледенелый металл, обжигающий пальцы и ладони сквозь рукавицы, мы под дружное русское «раз-два, взяли!» отрывали от земли неподъёмные железяки на высоту почти в рост человека, – добавляет огоньку рассказчик. – Хрипя простуженными глотками и проклиная штормовую погоду с дождём и снегом, ломами сбивали с кронштейнов очередной искорёженный взрывом «уголок» и ставили новый, завёртывая больше сотни на каждой плоскости анкерных болтов.

Вечером, погрузившись в какую-то полуобморочную дрёму, они возвращались на корабль. Там они сдавали счётчики караульному дозиметристу, тот записывал показания в журнал. Бывало, хмурился, качал головой, но у кого какая доза, никогда не сообщал. Болтать на эту тему было не принято.

Пока на корабле «уголковая команда» умывалась и обедала, полигон облетал оснащённый локатором самолёт-разведчик. И если всё было в порядке, лётчик сообщал в штаб на сторожевой корабль: «Полигон видим» – это означало, что он к очередным испытаниям готов. На корабле объявлялась боевая тревога, и они уходили в море. Всего в ту осень испытаний было 24, и каждый раз замполит поднимал их, как в атаку, иногда добавляя от себя:

– Ребята, так надо, не подведите.

Гул с полигона означал, что боевую задачу на сегодня они с честью выполнили. 30 октября 1961 года прогремел завершающий взрыв чудовищной силы. «Уголковая команда» была в тот час за многие мили от Белушки, люки их корабля были задраены в боевом режиме.

– Впечатление было такое, будто по палубе вдарили многотонной кувалдой, да так, что в кубрике посыпалась со стен краска обшивки.

Перстенёк для археологов

В декабре шестьдесят первого на вечерней поверке матросам Исаеву и Ежову командир части объявил перед строем, что оба представлены к ордену «Красной звезды» и что наградные документы ушли в Москву. Почётная грамота Исаеву, подписанная командиром части вице-адмиралом Фоминым, была заполнена с соблюдением всех правил строгой секретности, в ней говорилось: «Выдана за образцовое выполнение боевых задач при проведении учений». И ни слова больше.

С подпиской о неразглашении гостайны, данной на двадцать пять лет, старший матрос Борис Исаев вернулся в Ростов, передав военкомату пакет с пятью сургучными печатями.

– Что было в этом пакете, мне никто так и не сказал. Обещанного ордена я до сих пор не получил, – не скрывает лазарцевский ветеран, может быть, самой сокровенной своей обиды, надевая для фотосессии парадный пиджак.

Тут, на лацканах – как есть, вся его жизнь, сына ленинградских блокадников. Родители покоятся на Пискарёвке, а чудом уцелевшего после бомбёжки трёхлетнего Борю Дрёмина люди добрые подобрали на улице. Балтийские моряки на катерах Красного Креста вывезли их Дом малютки через Ладогу в тыл. Из детского дома, что в селе Радищево где-то у границы Борисоглебского района с Угличским, и попал он в Ростов – в семью усыновившей его молоденькой учительницы Софьи Исаевой.

Как Дрёмин стал Исаевым и как Борис Борисович многие годы искал и нашёл, по соседству, в городке Гаврилов-Посад Ивановской области, родственников – другая история. А пока что мы рассматриваем награды. Только в должности участкового инспектора, одного на сорок деревень, капитан милиции Исаев, получил шесть медалей «За безупречную службу». Кроме медали «За участие в ядерных испытаниях» (не простая – номерная!) самой дорогой из наград считает он знак «Фронтовик», с датировкой «1941 – 1945» и удостоверением, выданным ему как жителю блокадного Ленинграда за подписью генерала армии Владимира Говорова.

Вместо уставных двадцати пяти лет атомный матрос Исаев, как и другие новоземельцы, семипалатинцы, бывшие служащие объединения «Маяк» под Челябинском, промолчал все сорок. Новоземельская Белушка ему никогда не снилась, она всё чаще напоминала ему о себе наяву – голово­кружениями, ломотой в костях, беспричинной слабостью. Года через два после службы умер от рака в Ростов­ской ЦРБ новоземелец Рудольф Тулупов. Из пятерых ростовцев, призванных вместе с Исаевым на Северный флот, в живых остались только они с Алексеем Графенковым, тоже жителем заозерья.

Никто не сказал им, что ждёт их на гражданке. Не прошло и полутора лет, как Исаев сгоряча женился. Девочка родилась мёртвой, врачи только развели руками. Первый его брак был недолгим. Так и сражался с судьбой, в одиночку, этот пациент без диагноза. Поменял с десяток специальностей, прежде чем его деятельная натура и крепкий характер не пригодились в милиции. Всегда умел постоять за справедливость. Ещё пацаном мог ради неё выкинуть фокус на грани фола.

Однажды в Ростове археологи набирали на раскопки рабочих. Приятеля-сверстника Вовку взяли, а Исаева развернули на сто восемьдесят градусов – мол, хиляков не берём, силёнок наберись и тогда приходи. Он что придумал в качестве мести за обиду? С обивки старой коробки из-под американского яичного порошка открутил кусок латунной ленты. Свернул её в перстень, взял дома толстую швейную иголку. В кремле, где в коммуналке жила его приёмная семья, поднялся на звонницу. Как сумел, скопировал с колокола буквицы старославянской надписи, нацарапал их на кольце. Пошёл на раскопки, незаметно подбросил «раритет» под лопату Вовке.

«Вот и золотишко нашёл, – похвалили того археологи. Вскоре местная газета сообщила, что на раскопках был найден «золотой пластинчатый перстенёк с непонятной надписью». Теперь-то, конечно, понимает – подставил без вины виноватых. А тогда повеселился от души. И характер показал, и взрослым вроде как на вид поставил: нехорошо маленьких обижать.

Не желающий сдаваться

Во второй раз Исаев женился по любви. Подняли с Антониной Александровной сына Максима, сейчас ему за тридцать, трудится в Ростове на железной дороге. Золотые руки у атомного матроса – и автомобиль отремонтирует, стряпать и шить умеет и сруб поставить. Супруге как совхозному парторгу и квартиру в Лазарцеве дали. А на свой дом Борис Борисович так и не накопил. Все его сбережения, 12 тысяч «деревянных», сгорели от инфляции в годы шоковых реформ.

Бывало, еле сводили концы с концами. Выручала пила «Дружба» – по выходным, в отгулы, отпуска по порубочным талонам валил лес, заготовлял дрова на продажу. В улучшении жилищных условий администрация района ему вежливо отказала – дескать, уж извините, очередь у нас больше тысячи человек, и каждый второй у нас, как вы, льготник.

Со времён перестройки этот человек и сегодня – един в трёх лицах: сам себе биограф, правозащитник и адвокат. Годами выбивал сперва удостоверение ветерана ПОР, потом, чаще по суду, льготы и компенсации. А вот где затерялись те документы на обещанный орден – тайна сия велика есть. В ветеранском удостоверении Исаева значится отметка «А» – обозначает степень высшего риска, категорию соответствующей степени социальной защиты, что само по себе даёт по закону право на орден «Мужество».

Когда кончилось терпение, с сокрушённым сердцем писал о своих невзгодах на самый верх: командующему ВМФ адмиралу флота Владимиру Куроедову, в годы президентства Владимира Путина – в его администрацию. Всё начистоту рассказывал о службе на Новой Земле и обо всём остальном. Так прямо оба раза и подписывался: «Старший матрос Северного флота, не желающий сдаваться».

По поручению главы государства запросами отважного правдоискателя из сельской глубинки занималось Главное управление кадров Министерства обороны РФ. Документов на награждение Исаева орденом «Красной Звезды» так и не обнаружили. А про орден «Мужество» ответили ему из Всероссийского комитета ветеранов ПОР. Обрадовали: стоите на очереди для оформления наградных документов, ждите.

– В конце своего первого президентского срока Владимир Владимирович обещал вплотную заняться новым положением о статусе и социальной защите ветеранов подразделений особого риска, – говорит о своих затянувшихся ожиданиях Борис Борисович. – В уверенности, что снова возглавив страну, мой земляк-ленинградец выполнит, кроме прочих, и это обещание, я и ставил птичку в его строке бюллетеня на мартовских выборах.

Во что в моральном смысле обошлась ему эпистолярная эпопея, Борис Борисович, убирая папку со стола, объяснил так:

– Как-то неловко напоминать о том, что на службе Родине заслужил ты по закону. Знал бы адрес Всевышнего, написал бы и ему. Но клянусь памятью матушки, никогда бы не стал просить о чём-то, мною не заслуженном.

В квартире у Исаевых видели мы чудо-ковёр в полстены, рукодельные копии с икон Богоматери «Неупиваемая чаша» и святого преподобного Серафима Саровского. Борис Борисович когда-то купил ковёр у народного умельца на ростовском базаре. Покупка оказалась к месту и со смыслом. В свой час Исаевы узнали от верующих, что святой Серафим из Сарова покровительствует учёным-ядерщикам центра «Арзамас»-15, где и создавалась та самая, испытанная на Новой Земле осенью 1961 года, бомба-охранительница.

– Так что пусть преподобный Серафим здесь у нас в Лазарцеве не чувствует себя в гостях, – кивнув в сторону ковра, на прощанье не удержался от улыбки атомный матрос.