В1903 году дочь статского советника, преподавателя Ярославской духовной семинарии Николая Корсунского Ольга Корсунская, окончившая курс Мариинской женской гимназии с золотой медалью и служившая «домашней наставницей русского языка», открыла в Ярославле женское «учебное заведение третьего разряда», вскоре преобразованное в прогимназию, а затем в гимназию, вошедшую в историю города как «женская гимназия Корсунской».
В отличие от иных женских учебных заведений, воспитывавших примерных жён и матерей, гимназия Корсунской старалась готовить воспитанниц к жизни общественной. Ориентируясь на опыт «новых школ» Москвы и Санкт-Петербурга, Ольга Николаевна ввела доселе неведомую в Ярославле практику родительских собраний. Новшеством стали и организуемые Корсунской экскурсии – на Ярославскую Большую мануфактуру, ткацкие фабрики Иваново-Вознесенска, открытые уроки передовых российских педагогов.
А впечатления о процессе получения «просвещённого женского образования» можно получить буквально из первых уст, точнее, из первых рук, а именно – из общего дневника, который вели воспитанницы гимназии. Ныне это милое свидетельство целой эпохи находится в частных руках.
Передо мной книжица толщиной с Большую советскую энциклопедию. Строгая тёмно-бирюзовая обложка, немного выцветшая, вся пятнистая от времени и сырости. С замиранием сердца открываю альбом... Желтоватые разлинованные страницы вкусно пахнут чернилами и прошлым столетием. Дневник ведётся с 1910 до примерно 1918 года, но есть и записи, датированные 1926-м. Наряднее всего выглядят заметки дореволюционных времён: дневник ведётся ежедневно, совсем изредка попадаются описания событий целой недели.
Хоть альбому поверяются и не сердечные муки девочек, а школьные будни, это не убавляет интереса к дневнику, ведь и гимназические дни бывают разные. Барышни делятся впечатлениями от увеселительных прогулок за город, от экскурсий на фабрики и скромных гимназических празднеств – литературных или языковых вечеров, спектаклей. Есть место и для описания забавных будничных происшествий:
«Нам, I классу, подарили черепаху из музея для террариума. Мы её рассмотрели и положили в террариум... По-видимому, мы террариум оставили открытым, и когда мы на следующий день пришли в гимназию, то увидали, что черепахи не было... Через некоторое время нам подарили другую черепаху. Мы почти забыли о первой черепахе. И когда пришли 9 октября в класс, то увидали, что у нас в террариуме две черепахи... оказывается, старая черепаха выпала из террариума, выползла из класса и заползла в комнату Анны Николаевны в угол под комод. Когда горничная мела пол, она подумала, что это камень, и стала мести черепаху. Но черепаха стала двигаться. Горничная пошла и рассказала об этом Анне Николаевне. Анна Николаевна взяла черепаху, вымыла и положила в террариум».
Встречаются и литературные экзерсисы, порой даже хулиганистые, правда, с одобрения педагогов. Эти незамысловатые строчки немного похожи на поэзию вагантов, но сами юные авторши шутливо сравнивают свои вирши с произведениями Алексея Толстого.
«...А после знаменитой «змеиной» экскурсии нам пришла мысль написать стихи про наши милыя любимыя путешествия...
К делу знания как стихия
Мы стремимся массой общей
И поход в леса ямские
Проповедуем всеобщий.
Встаньте! Вас... довольно
И историки, и фрау.
Из гимназии невольно
Побежим мы в лес как страус.
Там, в лесах, не ставят баллов
И не пишут сочинений,
Там не надо знать про галлов
И племён переселения.
О. Н. К. забудет с нами
Всю грамматику французов
И сочней нам под соснами
Наготовит целый кузов...».
А ещё к рассказам об экскурсиях непременно прилагается фотокарточка, совсем как сейчас.
Есть место и для трагических событий – три дня девушки скорбят по усопшему учителю истории Порфирию Ивановичу. Отражены, правда весьма скудно, исторические события, например, гражданская война. Здесь неизвестная юная эссеистка не вдаётся в анализ исторических процессов, а простодушно сетует по поводу прерванного учебного процесса: «...Отняла война у нас гимназию, и теперь мы бродим как бесприютные по разным чужим помещениям...»
Осторожно переворачиваю листы. Добротная, твёрдая, как современный ватман, бумага. Судя по меняющимся почеркам – от круглого, почти каллиграфического до готического скорописного «заборчика», дневник ведут ученицы разных возрастов... и разной успеваемости. На записи, сделанные «парфетками», то есть прилежными и послушными гимназистками, любо-дорого посмотреть – буковки будто отпечатаны в типографии, ни одной ошибки, нет даже помарок. Зато если дневник ведёт «мовешка», не самая успевающая ученица да ещё и шалунья, это видно сразу – буквы толкаются, то тут, то там ошибки исправлены красными чернилами, есть и хвостатые кляксы.
Но плохая успеваемость ещё ни о чём не говорит. Вот запись «мовешки», датированная 1917 годом, где девушка безыскусно прощается с любимым заведением:
«Я уезжаю в Самару. Может быть, я больше никогда со своими подругами не увижусь... гимназию я очень люблю, хотя мне часто попадало или от
О. Н., или от классной дамы, или от учительниц... В гимназии я считалась чуть ли не самой шаловливой, а поэтому училась плохо. Жалко, жалко уходить из этой гимназии».
Нынешний хозяин альбома приобретал его у перекупщиков антиквариата, по их свидетельствам, дневник был выкуплен у потомков Петра Беляева, священника церкви Михаила Архангела, три дочери которого учились в гимназии Корсунской, вместе с фотоархивом семьи и аттестатами барышень-поповен. И если бы не антиквары и просто любители истории родного города, эти бесценные мелочи могла бы ждать весьма печальная судьба – род Беляевых пришёл в забвение, семейные реликвии хранились в сырости, в мешке из-под картошки и были отданы за сущие копейки. Грустно было слышать рассказ о судьбе запечатлённой памяти одной семьи, ведь именно такие мелочи – фамильные архивы простых горожан – и составляют историю целого города. А её, выходит, так легко потерять.