Загадочная Прибалтика – сказка наяву

Жить – в Эстонии, кушать – в России

Эстония открывается взору туристов раньше, чем заканчивается российская территория. Ещё и пограничный Ивангород не проехали, а видны уже крепостные стены Нарвской крепости: Нарва – первый эстон­ский город, куда ступает нога русского туриста. Ивангород и Нарву разделяет река Нарова, через реку перекинут мост. День-деньской с той и другой стороны моста у пропускных пунктов выстраиваются очереди пешеходов – это жители Ивангорода и Нарвы, эстонцы и русские, буднично переходят границу туда-обратно. В России дешевле продукты, и эстонцы предпочитают отовариваться здесь.

На границе осталось много общего с советских времён – например, гидроэлектростанция на реке Нарове. Сейчас она находится в совместном использовании двух государств, и каждая из стран платит за выработанную электроэнергию по «своему счётчику». Музейщики обеих стран давно мечтают ещё об одном общем пограничном объекте – уже подана заявка в ЮНЕСКО об объединении в единый культурно-исторический объект двух фортификационных замков, стоящих на берегах реки Наровы друг напротив друга, – Нарвского и Ивангородского (на правом нижнем снимке). Это единственный в мире случай такого тесного соседства оборонительных крепостей. Хорошо бы ЮНЕСКО прислушалось к мнению профессионалов.

На грант надейся, а сам не плошай

Хотя сотрудникам музеев в странах Балтии, наверное, можно позавидовать. Наше путешествие по Эстонии и Латвии было посвящено истории Ливонского ордена, а стало быть, мы двигались по странам от одного замка к другому. За несколько дней пути мы осмотрели добрый десяток замков, почти в каждом из них сегодня расположен музей.

Исключение составляет латышский замок Лиелстраупе (на левом нижнем снимке), построенный в XIII веке. (Поначалу одно упоминание о такой древности – XII, XIII века – наполняло благоговением, хотелось просто прикоснуться к камням, которые живут на свете столько столетий.) У замка есть хозяин, частное лицо, но, поскольку средств на содержание замка у него не хватает, по договору с государством здесь размещена (трудно представить!) наркологическая клиника. Перед зам­ком – тот самый «графский пруд, в нём лилии цветут», о котором идёт речь в советском фильме «Три мушкетёра». Некоторые сцены о приключениях мушкетёров снимались в замке Лиелстраупе.

Здесь сами стены дышат историей, в таких «декорациях» играет любая киношная мизансцена или музейная экспозиция. Членство в Евросоюзе открывает практически безграничные финансовые возможности – для реставрации зам­ков, пополнения фондов или строительства новых экспозиций. Местные музеи расцвели именно после выхода из Союза.

Но многое зависит и от самих музейщиков. Например, милейший экскурсовод по имени Тайга в замке Бауска рассказала, что хорошо живёт тот музей, который не ждёт милости от министерства культуры Латвии, а сам придумывает собственные проекты, грамотно обосновывает их и вовремя – здесь ценится пунктуальность – подаёт заявки на получение гранта в Евросоюз. Замок Бауска живёт именно так. Здесь очень интересная археологическая экспозиция, идеальная вычинка замковых стен (даже если сохранилось лишь несколько средневековых булыжников, их разместят в новой кладке так, что залюбуешься), занимательная коллекция реконструированных до мельчайшей пуговки средневековых костюмов, в которых сотрудники музея проводят различные интерактивные программы. Всё сделано очень добротно, на века, дорого и со вкусом.

Музей не должен быть скучным, и в странах Балтии, экономика которых во многом зависит от процветания туристической отрасли, прикладывают все мыслимые усилия, чтобы заинтересовать гостя любого возраста и кругозора. Удивительно, но единственным печальным исключением из правил стал музей, которому, казалось бы, сам Бог велел своим великолепием разить туриста наповал (в хорошем смысле этого слова). Это расположенный в архитектурном ансамбле Риж­ского Домского собора музей истории Риги и мореходства, обладающий богатейшими фондами. Но как там было скучно! Что ни говори, а человеческий фактор – личную заинтересованность сотрудников музея в процветании своего дела – никакое членство в Евросоюзе не заменит.

Говоря о музеях, нельзя не упомянуть, что после распада Советского Союза главным музеем в столице каждой из бывших прибалтийских республик является музей оккупации. Печально, но факт. Эти экспозиции посвящены трём периодам оккупации – первой советской, фашистской и второй совет­ской, вплоть до 1991 года. Наша общая некогда история здесь расценивается именно так. Но, пожалуй, это един­ственный случай официального недружелюбия, замеченный нами в ходе недельного путешествия.

Русский с эстонцем – братья навек?

Как вы думаете, какой самый распространённый вопрос задают люди, когда узнают, что ты вернулась из Прибалтики? Правильно, как там относятся к русским. Потому что ещё в советское время многие эстонцы и латыши демонстративно отказывались понимать обращённый к ним на русском языке вопрос. Сейчас ситуация в корне изменилась, и по-русски вам ответит любой. Шанс нарваться на отъявленного националиста невелик.

Исключение (не в связи с неприятием русских, а по незнанию русского языка) составляют разве что жители эстонских островов Муху и Сааремаа. Эти острова принадлежат к Моонзундскому архипелагу. Здесь по-русски понимают меньше трёх процентов островных обитателей. Есть деревеньки, живущие столь зам­к­нуто, что язык местных аборигенов не в силах разобрать даже коренные эстонцы.

В остальном все очень доброжелательны. Однажды в Таллине в троллейбусе, заметив наше замешательство над картой города, к нам обратилась, без просьб с нашей стороны, приятная женщина средних лет, поинтересовалась, в чём проблема. Объясняем, что не знаем, как добраться до гостиницы. Женщина показала искомое на карте, подробно растолковала, как добраться, подсказала, в каком магазине в нашем районе цены ниже, уточнила «вас точно не нужно провожать?» и только после этого вышла на своей остановке.

Но так обстоит ситуация, когда речь идёт о непосред­ственном общении с эстонцами или латышами на бытовом уровне. Официально президент Эстонии Тоомас Хендрик Ильвес в интервью одной западной газете назвал русский «языком оккупационных властей». В течение полувека русские были в Эстонии нацией господ, отметил господин президент, а теперь, поскольку у них больше нет привилегий, некоторые люди рассматривают это как потерю. Потому язык оккупационной власти не может быть вторым государственным языком. Столь же непримирим и президент Латвии Андрис Берзиньш. В одном интервью он сказал следующее: «Единственное, что я могу пообещать относительно языка: пока что-то в этом деле будет зависеть от меня, такого не случится. А если случится, то я покину эту должность». Хотя мэр Риги Нил Ушаков – русский, он считает, что из-за плохих отношений с Россией Латвия очень многое потеряла. Он поддержал инициативу вернуть русскому языку статус второго государственного в Латвии, в ноябре за это в стране проголосовали более 154 тысяч человек (более одной десятой части латвийских избирателей), что позволяет вынести её на обсуждение сейма или, если парламент её не поддер­жит, на референдум. Вот и разберись, как на самом деле относятся к русским в Прибалтике.

(Окончание следует).