Слово о владыке Иоанне, пастыре и гражданине

Поговорить с Любовью Шишхановой о жизни и об искусстве, об их далеко не всегда очевидных взаимосвязях был в эти дни ещё один веский повод: Любовь Башировна принимает поздравления... с литературным дебютом. Её документальные записи «Мои встречи с владыкой Иоанном» стали основой выпущенного в серии «Граждане Ярославля» издательством Александра Рутмана сборника о выдающемся деятеле Русской православной церкви, управляющем Ярославской епархией с 1967 по 1984 год митрополите Иоанне (Константине Вендланде).

Предварительно прочитав сборник, наш корреспондент перелистал его вместе с автором записей.

– Владыка покинул этот мир в марте восемьдесят девятого, с тех пор, Любовь Башировна, столько воды утекло, сменились поколения и целые политические эпохи. Читаешь ваши записки и невольно думаешь, что владыка и сегодня не ушёл из вашей жизни. Это так?

– Не ушёл и никогда не уйдёт. Из моей жизни, из жизни и судеб многих и многих людей, для кого он и сегодня остаётся духовным пастырем. Мне выпало счастье в течение тринадцати лет общаться с владыкой Иоанном. Но мои записки – не воспоминания.

– Дневник?

– Это и не дневник, который обычно ведут изо дня в день. Всё сказанное владыкой я записывала почти дословно сразу после встреч. Старалась сохранить особенности его речи, ничего не прибавляя от себя. Когда-то, узнав от меня о владыке, именно такой совет дал мне один из моих учителей в Московской консерватории Кирилл Львович Виноградов. «Насколько это важно, – говорил он, – вы поймёте гораздо позже».

– Так ведь оно и вышло?

– Записки многие годы пролежали в моём домашнем архиве, но издавать их я не собиралась. Однажды мне передали просьбу его Высокопреосвященства владыки Кирилла
написать воспоминания о митрополите для книги к его столетней годовщине. На предложение сделать такой сборник откликнулись и лично знавшие владыку моя подруга по учёбе в консерватории, ныне доктор искусствоведения Марина Рахманова и хорошо известная читателям «Северного края» признанный знаток церковного искусства Татьяна Васильева. Она передала для издания из своей коллекции дар митрополита – его акварели. Вместе с авторскими комментариями и «Послесловием» Рахмановой они вошли в заключительный раздел сборника.

– Остаётся только позавидовать вашим будущим читателям из тех, кто хочет понять, как связаны в нас вера и наука, разум и душа, духовное с житейским. Поводы поразмыслить об этом находишь у вас буквально на каждой странице.

– Целая рецензия получилась, спасибо. Но можно бы и к вопросам перейти.

– Дома у вас на самом видном месте лежит неописуемой красоты минерал, похожий на пышное соцветие. Ваш портрет в интерьере с камнем на рояле и открывает в книге раздел «Мои встречи с владыкой Иоанном». Расскажем, как этот чудо-камень попал на ваш рояль?

– Он из личной коллекции митрополита. Обратите внимание: в подписи к снимку слова «камень» нет. Это друза: кристаллы кальцита, как видите, «растут» из одного основания и действительно похожи на огромное белое соцветие. По своей мирской профессии митрополит был геологом, закончил в Ленинграде институт, ездил в экспедиции, трудился на хромитовом руднике, читал лекции в университете. Так что «друза» – слово из его повсе­дневного лексикона.

– Как служение Церкви удавалось ему сочетать с гражданской профессией?

– Сам владыка и его биографы отвечают на этот вопрос так. В молодые годы геология была внешней стороной его жизни, Храм – потайной и сокровенной. Тайно – ясно же, что с риском для себя – сочетал учёбу в институте с обязанностями псаломщика Александро-Невской лавры, вместе с родными сёстрами посещал богословские пасторские курсы. Там познакомился со своим духовным отцом – будущим митрополитом Гурием. В возрасте 27 лет принял монашеский по­стриг. Это не мешало ему быть полезным и на мирском поприще. В годы войны Константин Вендланд занимался поисками месторождений редких металлов для военной промышленности.

– По биографии митрополита известно, что сам он, вспоминая о Средней Азии, где долго жил, называл свою жизнь «удивительной – глубоко церковной и активно гражданской». Считал такое соединение казалось бы несоединимого «самым лучшим».

– Когда посчитал свой гражданский долг исполненным – сразу после окончания Великой Отечественной войны, тогда и вышел из «келейного состояния» к открытому служению Церкви. Были в его жизни и Троице-Сергиева лавра, и ректорство в Киевской духовной семинарии, и церковно-дипломатическое поприще в Дамаске, Берлине, Нью-Йорке, переписка с великим гуманистом доктором Швейцером, встречи с премьер-министром Индии Неру. В Ярославль владыка приехал из Соединённых Штатов.

– Как вы познакомились?

– В филармонии, в книге об этом есть. В кратком пересказе выглядит это примерно так. На концерте скрипачки Нелли Школьниковой делегацию немецких пасторов возглавлял человек гренадёрского роста с нависшими бровями и огромной бородой, в фойе среди публики не заметить его было просто невозможно. Так я впервые увидела митрополита Иоанна. Меня ему представил тогдашний главный дирижёр нашего оркест­ра Виктор Барсов. Узнав, что я играю на органе, владыка не замедлил откликнуться просьбой: не могла бы я что-нибудь поиграть для немецких гостей. После концерта они остались в зале, я сыграла несколько хоральных прелюдий, а потом все поднялись на сцену. Митрополит с любопытством осматривал орган, удивился, что для игры есть у меня «специальные тапочки». Попросил разрешения посидеть на органной скамейке. Сев, тут же вскочил и по-детски непо­средственно сказал: «Ой, какая она жёсткая, да как вы на ней играете?».

– Меня как читателя поразили некоторые мысли митрополита об искусстве. Вот одна из них: «Молчание – тоже музыка». А после одного из концертов он сказал, что ценит «Реквием» Моцарта за то, что в нём «нет безысходности». Можно о его музыкальных пристрастиях чуть подробнее?

– Как-то по свежим впечатлениям от услышанного, сравнивая две хоральные обработки на одну и ту же тему «Из безд­ны взываю к Тебе о Господи» Баха и французского композитора ХХ века Лангле, он заметил: мировоззрение одно, да только второй «погрешнее будет». Вот дословно: «Бах – это обращение к Богу в душе, а у Лангле очень современный взгляд, вопль отчаяния, обращённый к миру». С особым интересом относился митрополит к музыке московского композитора Юрия Буцко. Не раз бывал на концертах, где исполнялись его сочинения. Вскоре после их знакомства Юрий Маркович передал со мной для владыки запись своей монооперы «Записки сума­сшедшего» по Гоголю.

– Как эту оперу митрополит оценивал?

– Отозвался о ней так: «Какая это человечная музыка» и сказал, что запись отправил в Москву друзьям. Кроме искусства у них с Буцко была ещё одна общая страсть – минералы. Юрий Маркович любил дарить митрополиту-геологу камни. Принимались такие дары с особой радостью.

– А ещё владыка мог спеть в домашней обстановке песенку крокодила Гены.

– ...Или с той же детской непосредственностью выслушать в узком кругу частушку Ростроповича: «Льётся песня голосиста,//Слышен звонкий перелив.//Это девки гармониста//Провожают в Тель-Авив».

– Не в бровь, а в глаз. Ясно же, что ваши дружеские отношения не только музыка скрепляла, но и он, юмор. А какое у его Высокопреосвященства было чувство слова, видно и по его проповедям, и по впервые опубликованному в книге авторскому киносценарию «Иннокентий – миссионер Русской Америки. 1797 – 1879».

– Написал его владыка в США, незадолго до возвращения на Родину, а к печати подготовила Марина Рахманова. Главным героем сценария стал любимый святитель митрополита (в миру Попов-Вениаминов), составитель словаря и грамматики алеутов, переводчик Библии на языки народов Сибири и Дальнего Востока, неутомимый землепроходец и просветитель, этнограф, механик, музыкант – своими руками делал он часы, музыкальные шкатулки, переносные заводные органы. Думаю, что по складу характера и по скитальческой судьбе герой и автор были очень близки. Та же мощь личности, простота в общении с людьми, те же интерес к науке, любовь ко всему живому.

– Как относился к матушке-природе владыка Иоанн, наверное лучше всего видно по его акварелям.

– Я тоже так думаю. Он ощущал в природе Творца. Комментируя свою абстрактную живопись, автор написал, что она «не должна изображать греховных страстей». В одной из проповедей, записанных его духовными чадами на магнитофон и представленных в книге на диске, есть место, где митрополит размышляет о цветах, полевых и садовых. Запомнилась концовка: «Кроме ока телесного есть внутреннее – это сердце, любовь и радость должны быть в нём».

– И ещё вопрос, на прощанье: интересно, как в те времена, когда слово Божие было под негласным запретом, складывались у митрополита отношения с власть имущими?

– В его кабинете висели портреты не только патриарха, но и Брежнева и Гагарина, полководцев Суворова и Жукова. На мой вопросительный взгляд, когда я портреты впервые увидела, хозяин кабинета, помню, отреагировал так: уважаем правительство, и – переведя взгляд на Гагарина, добавил – «и его героев». В предисловии от издателя можно прочесть, что при всём умении владыки находить при общении с властями дипломатические ходы, полтора десятка приходов спасти не удалось. Но попечением епархии передавались в музеи из закрытых церквей иконы, книги, церковные облачения. Митрополит Иоанн рукоположил 82 священника для приходов Ярославской области.

– На покой он был уволен с орденом Сергия Радонеж­ского.

– Правда, после увольнения жить ему было негде, на первых порах поселился в кабинете бывшей резиденции. Вскоре получил на Суздалке собственную квартиру. Так прямо и говорили тогда, что дал её владыке первый секретарь обкома партии Лощенков. Факт этот смело можно отнести к «ярославским чудесам».

– Спасибо за беседу и с открытием нового сезона вас!

Предлагаем обсудить новинку на сайте «Северного края» (www.sevkray.ru). Этот сборник есть в краеведческом отделе областной универсальной библиотеки имени Н. А. Некрасова. В Ярославле он продаётся в магазине «Православная книга» на Первомайской улице, в книжной лавке у Юрия Швецова в «Арс-Форуме».