Они уехали в Пушкин в отцовскую семью. Маме дали комнату рядом с парком, где был Царскосельский лицей. Она много работала, и в Пушкин приехала из Пошехонской стороны Тонина бабушка, которая и взяла на себя все заботы о девочке. В мае 1941-го мама вышла замуж. А через месяц здесь, в Пушкине, их и застала война. Завод, на котором работали мама и отчим, спешно готовили к эвакуации за Урал.
– Мы сели в поезд и поехали – мать, я, отчим, его брат с женой и тремя детьми. Но наш состав разбомбили. Брат отчима погиб. Мы остались живы, и нас увезли в Ленинград.
Отчим сразу отправился в военкомат и служил военным шофёром здесь же, в Ленинграде. Мы жили в коммуналке все вместе. Отчим сначала навещал нас, а потом началась блокада, и ближе к зиме он перестал приезжать. Мама отправилась на поиски мужа в его часть и узнала, что он погиб под бомбёжкой.
Голод был ужасный. Небольшие куски хлеба резали на мелкие кусочки и запивали солёным кипятком. Зеркала в доме перевернули – не могли на себя смотреть, потому что пухли от голода.
Когда горели бадаевские продуктовые склады, ничего не смогли спасти. Женщины ездили на пепелище и собирали золу, а дома её заваривали, процеживали и пили такой чай. Мать меняла на вещи олифу, и её тоже пили. Варили столярный клей и ели его, зажав носы. Сдирали обои и заваривали их в кипятке. А над кроватью на стене висел натюрморт с грушами и виноградом...
Мама устроилась работать – шила вещмешки. Работающим хлеба давали побольше, а их детей на десять дней брали в детский сад, чтобы спасти от голодной смерти.
В 1942-м женщины с детьми эвакуировались.
– Помню, как ехали сначала по переправе через Ладожское озеро, лежали в машинах совсем обессиленные. Огней не зажигали и говорили шёпотом. В поле у железнодорожной станции хоронили тех, кто умер в дороге. Дети распухли настолько, что даже глаза открыть не могли. В Данилове за нами на лошади приехала мамина сестра. Там и остались жить.
В Данилове свирепствовал сыпной тиф. Заболела мама. Умерла бабушка. Антонина Николаевна помнит, как пригнали вшивопарку, врачи ходили по домам, заставляли уничтожать завшивленнные вещи. Сыпняк остановили, и мама выжила.
На Тоню платили пенсию за погибшего отца, на эти деньги купили избу в Пошехонском районе. Тоня каждый день ходила в школу за восемь километров в Покров-Рогули, работала в колхозе за трудодни, которых у неё оказалось больше других – 300. Окончив десятилетку, поступила в Рыбинский педагогический институт на физмат.
– Почему стала учителем? Так очень нравились мне учителя, на селе это были самые уважаемые люди. Даже когда в сельмаг привозили материю, сначала продавали её учителям. Все понимали, что они должны одеваться красиво...
В пошехонский колхоз приезжали с шефской помощью работники Рыбинского завода гидромеханизации. Молодой электрик Володя Гусев сразу приметил высокую красивую девушку с чуть раскосыми глазами и чёрными кудрявыми волосами. Да и Тоне нравился этот парень из ленинградской семьи. Под Лениградом погиб его отец, и Володя остался за старшего, помогая матери поднимать двух младших братьев. Тогда кормились лесом, его дарами.
Они дружили пять лет, Тоня три с половиной года ждала его из армии.
– Свадьба? Был маленький столик – Володя получил аванс, а потом пошли в кино.
Тоня защитила диплом – и в роддом. Сын родился, Владислав. Однокурсников по распределению отправили в Читу, а Тоне дали направление в Сретенскую школу. Мама продала дом в Пошехонье и приехала к дочери, чтобы помогать с сынишкой. Володя тогда жил в Рыбинске – нужно было окончить вечернюю школу, а потом перебрался к семье в учительский дом и устроился в школу обслуживать дизель-генератор. Поступил в педагогический на историю, учился заочно и работал в школе села Михайловского учителем физкультуры. Вскоре в эту школу пригласили и Антонину Николаевну.
Под новый год деревянная школа сгорела. Директора сняли, но никто не хотел ехать на пепелище, взваливать на себя ответственность за полторы сотни сельских детей. Учителя тогда решили: пусть будет директором Антонина, их двое с Зиновьичем – так в округе с любовью звали Владимира Гусева. Они справятся! Так и стала она директором. Было страшновато, но тогда зампредседателя райисполкома, человек военный, сказал: если, мол, берёшься за эту битву, я тебе помогу. Школу строили всем миром, обживали, сооружали печи, а позже выстроили кочегарку.
В 1967-м она носила под сердцем двойняшек. Этого события ждали и в школе, и в селе. Очень уважали в Михайловском семью Гусевых. А когда родились два сына, в их честь дети и учителя высадили у школы целую аллею берёз.
Тонина мама строгая была, уклад был суров – до работы Тоне нужно переделать все дела, подоить корову, намыть пол в избе, чтобы дети жили в чистоте. Володя стирал на речке пелёнки, а ночью вставал к малышам, чтобы дать Тоне поспать.
Вместе с Зиновьичем они отработали в школе по сорок лет. Он умер и не застал тех времён, когда малокомплектную Михайловскую школу закрыли. Очень боялись селяне, что продадут здание, а новые хозяева устроят там кабак, и настояли на том, чтобы отдали школу под культурный центр. Так и вышло.
И теперь каждую неделю спешит Антонина Николаевна в бывшую школу, чтобы повечерять с селянками за шитьём да вязаньем, за разговорами, а в сентябре непременно участвовать в выставке, которая собирает садоводов-огородников. Вот уж где можно поучить и поучиться, позаимствовать новые сорта, поделиться рецептами домашних заготовок и забыться, уйти от тоски по любимому своему Зиновьичу.
Сыновья выросли, старший с матерью – в Михайловском, младшие приезжают из города. Ребята мастеровые, большой дом содержится в порядке. Недавно по федеральной программе ремонта жилья для ветеранов поставили в доме электрический котёл – очень дорого покупать дрова да уголь. А у сельского учителя – льгота от государства на оплату электроотопления.
– Чего ж не жить! Провели водопровод, купили стиральную машину-автомат. Вся тяжёлая работа – на бытовой технике, – говорит Антонина Николаевна. – Вода холодная? Умывальник поставили с подогревом. Ребята собираются купить лебёдку, чтобы пахать участок, так с пенсии непременно помогу деньгами. Пенсия сейчас больше, чем у многих зарплата: хватает и на лекарства и отложить есть что.
– Берегите здоровье, растите внуков и никогда не унывайте! – желает Антонина Николаевна пожилым людям. И добавляет:
– Мама умерла в 91 год. Глядя на тех, кто всё время жалуется на жизнь, она говорила: «Чего горюете? Брюхо сыто, тело не зябнет, вошь не ест...»
Марина МОРОЗОВА 
Марина МОРОЗОВА