А всё же жаль мольковский лён

Начальник районного отдела сельского хозяйства Роман Юрьевич Гаврилов «успокоил»: в этом году под лён выделили лишь сотню гектаров. В 2010-м было двести.

Льном в районе занимается только СПК «Некоузский» под руководством Ольги Гапонюк. На базе хозяйства сейчас организуется переработка сырья. Это будет небольшая линия с нехитрым оборудованием. Техника приобретена для льнозавода в Молькове по лизингу с помощью районного бюджета. Сейчас станки вывезли на территорию СПК «Некоузский». Часть оборудования – мяльно-трепальную машину и тепловентилятор – хозяйство выкупило у новых владельцев здания. Также приобрели трясилку. Здесь собираются вырабатывать паклю – она сейчас востребована у строителей.

В областном департаменте АПК особо слёз не льют по поводу потери завода, хотя и выражают сожаление, что из льнопереработки ушло предприятие. Ещё бы, ведь перед селянами поставлена цель: сохранить отрасль и увеличить посевные площади и валовой сбор сырья льна. С 2010 по 2014 год посевные площади льна должны увеличиться с 3400 до 5200 гектаров. А валовой сбор волокна с 2006 до 3796 тонн, производство льносемян с 410 до 625 тонн. Готова ли переработка к таким масштабам?

Начальник отдела пищевой и перерабатывающей промышленности департамента АПК Николай Астрадымов поясняет:

– Завод несколько лет находился под конкурсным управлением, в стадии банкротства. Несколько раз выставлялся на продажу, но покупателей не находилось. Цена снижалась. Конечно, хотелось бы сохранить профиль предприятия. Мы возили туда инвесторов, и они в один голос заявляли: чтобы завод работал по профилю, нужно вложить средств значительно больше той цены, по которой приобретено предприятие. Там требовалась серьёзная реконструкция.

На заводе в последние годы работали пятнадцать – двадцать человек, да и то сезонно. Давно прошли те времена, когда работа здесь была круглогодичной.

Трудно поверить, но завод приобретён всего за 800 тысяч рублей! Представляю, как смеются в кулачок «купцы» – некое ООО «Царёвское» из Подмосковья. Ещё бы, ведь у них там, в полсотне километров от МКАДа, сарай с кусочком земли стоит намного больше.

И всё-таки жалко заводика – пусть он был старый и требовал реконструкции. Ведь так всё можно в глубинке распродать за мешок орехов...

Ольга Гапонюк признаёт:

– Да, предприятие проходило процедуру банкротства. Всё было законно. Хотя в моральном плане стоило стольких нервов...

И жалеет: можно было бы выкупить завод, но не было денег в хозяйстве. Роман Юрьевич Гаврилов пояснил: районные СПК под посевную берут краткосрочные кредиты от 500 тысяч до миллиона рублей. То есть найти лишних 800 тысяч рублей не представлялось возможным.

И в областной целевой программе такие затраты не запланированы. Там преду­сматриваются лишь субсидирование процентных ставок по кредитам на различные нужды да софинансирование муниципальных программ модернизации производств по переработке льна – как, например, на Даниловском льнозаводе.

Захотелось увидеть, что же происходит в Молькове и округе: как люди отнеслись к развалу родного предприятия, где они сейчас добывают хлеб насущный. Хотелось узнать мнение ветеранов завода.

На окраине Нового Некоуза добрая женщина махнула рукой, показав мне направление, потому что дороги в Мольково через поля не было. Лишь следы от трактора – глубокие рытвины, заросшие высокой травой.

– Идите полями и не бойтесь!

Это «не бойтесь!» поддер­жало меня, когда рытвины вдруг пропали среди зелени осота, мать-и-мачехи и подорожника. И тут откуда ни возьмись под ногами зазмеилась тоненькая тропинка. Где-то через пару километров пути вдали можно было угадать небольшую деревушку. По крайней мере, разглядеть могучие старые тополя, которые стояли редким гребнем на горизонте. Должно быть, Калистово, за которым, как мне сказали, Мольково. Предположение подтвердили встречные путники.

Большинство домов в деревне выглядели заброшенными. На широкой улице – никого. Но у крайнего дома хрипло залаял старый пёс. Он охранял спокойный и кропотливый труд хозяйки – та сосредоточенно полола грядки.

Седовласая Зоя Леонидовна Михайлова, оторвавшись от работы, с удовольствием вспомнила былые дни Калистова и его окрестностей:

– Здесь в каждой деревне было по колхозу. Наш назывался «Красный льновод». Завод ещё до войны работал. Столько сеяли льна! Такие стога наваживали – на круглый год заводу хватало. Посеют, выполют, потом драть идут – когда зерно созреет. Выдерут – колотить начинают, зерно отколачивают. На клевера потом раскидывают, чтобы лён отошёл. Вылежится – на завод.

– А что тогда делали с волокном?

– Паклю – куделю. В то время домов много строили, пакля нужна была. У нас в деревне тогда четыре склада стояло – под масло, зерно и лён. И две риги – там сушили лён и зерно.

Обратив взор в прошлое, бабушка горестно воскликнула:

– Сейчас лён-то не сеют – вот что происходит! И теперь завод раскрадывают.

Про то, что всё железное оттуда вывезли на металлолом, довелось уже слышать. Но кто раскрадывает? Тут живой души вокруг не увидишь.

– А люди здесь где?

– И людей-то не стало...

Зоя Леонидовна родилась в Калистове в большой дружной семье, где было пятеро детей. Родители работали, а дети ходили в деревенские ясли, а потом в начальную школу. Веселились в местном клубе. Сейчас этого ничего нет. У самой Зои Леонидовны трое детей, внуки взрослые – работают. Она с гордостью говорит:

– У меня дети путные. Ни на чьей шее не сидят. Все бы так, и жизнь бы по-другому пошла.

Сейчас в Калистове тишина. Покосившиеся дома с заколоченными окнами напрасно ждут заблудших в городах своих детей.

Тишина и в соседнем Молькове, хотя здесь жилых домов побольше. Есть даже целая улица кирпичных одноэтажек, с огородами-цветниками. Видно, выстроено в лучшие времена.

Со стороны трассы по улице идёт молодая мама с двумя детьми. Разговорились – выяснилось, что женщина работала на льнозаводе. О планах новых владельцев слышала: вроде собираются строить мясокомбинат. А сама она ездит в школьном автобусе с детьми в село Спас-Ильдь. Трудится в школьной столовой. В ту школу и мальчишки будут ездить, когда подрастут, а здесь всё закрыто.

Несмотря на ласковое солнце и щебет птиц, не покидает странное ощущение – как будто чего-то не хватает. И осознаёшь: не хватает человеческих голосов. На улице стоят жилые дома, есть двухэтажные. Заводские корпуса занимают большую территорию. Есть асфальтированная дорога. Но возле домов никого нет, а по дороге никто не шагает, не едут машины. В тиши такого запустения можно услышать, как шумит в лугах не широкая, но торопливая речка Ильдь.