Общение с моим отцом у меня было недолгим. Я был пятилетним мальчиком, когда отец был призван на войну. Мы приехали тогда из Борисоглеба в Петровск, что под Ростовом. Отец был назначен директором средней школы в Петровске.
Постепенно налаживалась жизнь. Мы поселились в кирпичном 2-этажном доме, выстроенном во времена Екатерины II и генерал-губернатора А. П. Мельгунова, заняв одну из квартир на первом этаже, и казалось, ничего не предвещало нарушения спокойного и благополучного течения мирной жизни. Появилось, правда, вдруг известие о гибели друга моего отца Кучерова Алексея Ильича на какой-то мало нам понятной финской войне.
Мы приобрели красивый массивный шкаф с узорчатыми дверцами, украшенными резьбой по дереву с изображением фруктов и птиц. В памяти запечатлелось, как однажды отец принёс из магазина величиной с футбольный мяч целую головку сыра, который мне показался каким-то диковинным продуктом, и этот эпизод запомнился почему-то как показатель сильно возросшего благосостояния.
Замышлялось осуществить переезд на новое место жительства. Нам было выделено место для возведения дома вблизи больничного пруда, и мы присмотрели уже дом в деревне Рюмниково и даже выплатили задаток за него. Оставалось только осуществить перевозку и начать строительство. Мать потом благодушно вспоминала, что порядочным оказался владелец дома и вернул внесённый нами задаток, когда сделка расстроилась из-за начавшейся войны.
Отец был энергичным человеком и проявил себя как личность яркая и незаурядная. В этом я убедился, слушая потом рассказы о нём многих его современников. Он был всегда в первых рядах с тачкой или лопатой, было ли это выкапывание пруда или сбор бутового камня, который был необходим для фундамента начавшегося при нём строительства нового здания школы. Но самая большая его заслуга в том, что им был внесён огромный вклад в создание пришкольного биологического участка.
Отец уехал 25 июня на поезде. Он стоял в дверях вагона и махал рукой нам, провожавшим его на вокзале, пока поезд не скрылся из вида. Помню, что держала меня на руках учительница Нина Дмитриевна Соколова – жена Сергея Алексеевича Сергеева, с которыми мы были близки. Никто тогда не думал, что это прощание надолго, тем более навсегда.
Отец, правда, появился ближе к осени на побывку, когда у нас болела моя младшая сестрёнка Ниночка. Он появился неожиданно на подходе к дому. Мы, мальчишки, играли тогда, бегая около дома, и, когда видели военного человека, всегда подбегали к нему и, делая руку «под козырек», выкрикивали: «Здравствуй, дяденька военный!». Так сделал и я, когда увидел идущего человека в форменной гимнастёрке, пилотке и сапогах, и был удивлён, когда этот военный подхватил меня на руки и, крепко обняв и расцеловав, понёс в наш дом. Ниночке стало лучше – снизилась температура, и глазки её, казалось, повеселели. Однако через два дня после отъезда отца она умерла. Сообщать отцу об этом мать не стала, и он до своей гибели в письмах спрашивал о её здоровье.
Сразу после объявления войны в Петровске началась мобилизация. Первые отряды мобилизованных и добровольцев собирались в берёзовой роще. Туда шли одетые по-походному люди с вещмешками за плечами и въезжали обозы гружённых продовольствием повозок. Уходили молодые и сильные, так что тяжёлые полевые работы ложились на плечи женщин и пожилых людей, да малолетних подростков. Было жаркое лето, и намечался большой урожай зерновых.
Война быстро приближалась к нашему посёлку. Отец присылал весточки с фронта – открыточки или сложенные треугольником исписанные листки с зачернёнными вымаранными цензурой строками. Он писал, что в случае прихода немцев нам нельзя оставаться в посёлке, потому что семье комиссара не будет пощады. Он рекомендовал двигаться в сторону деревень, минуя Зиновьево. Мы готовились к походу и жили всю осень со связанными в узелки вещичками.
В конце сентября 1941 года мы особенно близко ощутили подступающую к посёлку войну. Немецкие самолёты летали прямо над Петровском. Они сбрасывали бомбы на железную дорогу в окрестности станций Петровск и Сильницы. В результате возникали пожары. А однажды в Сильницах бомба угодила прямо в здание станции, и погибли семь железнодорожных служащих. Другая бомба точно попала в цель, разнеся в щепки два штабных вагона воинского эшелона. Долгое время потом вокруг валялись листы бумаги, обрывки топографических карт, линейки, циркули, ножницы, карандаши, ручки и другие штабные принадлежности.
Там же на путях оказались несколько неразорвавшихся фугасных бомб и пришлось заниматься ликвидацией последствий прошедшей бомбёжки. Одну из бомб взялся нести, подняв её на плечо, слесарь сильницкого карьера Воробьёв Николай Николаевич. Этот эпизод закончился трагично: запнувшись за рельс, слесарь упал, и произошёл взрыв бомбы. Погибли тогда сам Воробьёв, повар петровской столовой Козлов и Валерий Иванович Волого, бывший тогда директором школы после ухода на фронт моего отца. Семья Волого, недавно приехавшая из Мологи после бедственного затопления этого города, проживала тогда по соседству с нами, и мы были свидетелями страданий жены Валерия Ивановича и его дочери Лины.
А бомбёжки продолжались и потом. Однажды немецкий самолёт кружил прямо над нашим домом, издавая какой-то характерный трескучий звук мотора, и, казалось, отчётливо была видна голова лётчика. Мы выбежали все во двор и смотрели, испытывая жуткое ощущение близости нашего страшного врага, чувствуя свою полную беспомощность и беззащитность. Сделав круг, самолёт полетел в сторону станции.
Большой отряд петровчан был сформирован и ушёл копать противотанковые рвы и окопы. Среди них было много молоденьких девушек, учащихся школы, а также учителей Ивана Семёновича Куликова, Нины Ивановны Вознесенской, Екатерины Николаевны Красавиной и других. Об этих тяжёлых временах рассказывала мне одна из участниц Антонина Тимофеевна Волкова. Это были суровые испытания, поскольку выполнять тяжёлые работы приходилось под частыми бомбёжками.
К октябрю немцы подошли совсем близко к Москве. Осень и начало зимы были очень напряжёнными, и все мы тяжело переживали, слушая по радио сообщения Совинформбюро, трепетно взирая на эту «чёрную тарелку», которая висела тогда в каждом доме. А сообщения эти были тревожными и скупыми, поражающими нас своей неопределённостью. Нас удивляло, как это немцам удавалось с такой быстротой продвигаться в глубину нашей страны. Ведь мы были воспитаны тогда на том, что наша Красная Армия сильна и непобедима, и если враг нападёт на нас, то ему будет нанесён сокрушительный отпор, и воевать мы будем на чужой территории.
События войны, однако, развивались по-другому.
Однажды в известиях об ожесточённых боях под Москвой прозвучала фамилия отца. Радио передало, что бойцами комиссара Ратова освобождено два населённых пункта.
Радовались все, когда дела на фронте стали меняться в благоприятную сторону. Немцы сопротивлялись наступлению упорно и ожесточенно. И вот 12 декабря 1941 года уже под Тулой в бою за деревню под названием Кожанка отец был сражён пулей немецкого снайпера... Из рассказов свидетеля
мы узнали, что пулемётчик с возвышенного места косил наших бойцов, поднимаемых в атаку комиссаром Ратовым. Очень надо было взять эту деревню, и комиссар рвался и рвался в бой, поднимая бойцов. А их становилось всё меньше. Ещё в начале боя от батальона, командование которым принял он после гибели комбата, осталось уже меньше роты. Деревню взяли только на другой день после приказа обойти её с фланга.
У меня в памяти до сих пор стоит тот момент, когда мать развернула жёлтую бумажку – извещение о гибели отца, и руки её тяжело опустились, а в глазах появились слёзы. Она некоторое время молча сидела в отцовском фанерном кресле венского гарнитура, а я понял, что у меня больше нет и никогда не будет отца, и никогда-никогда он не поднимет меня своими сильными руками и не внесёт в дом...
Был солнечный день, когда пришло известие об окончании войны, о победе. Скоро домой вернулся наш сосед Сергей Михайлович Белкин. Помню, привёз он кучу немецких медалей и крестов. Мы играли этими фашистскими наградами с чув-ством, как будто сами внесли вклад в победу.
В Петровске появились пленные немцы. Они выполняли разные работы. Несколько человек плотников работали у нас во дворе, восстанавливая ворота и забор. Немцами в Петровске была построена баня. Мы с удивлением смотрели на этих обыкновенных людей, махающих топорами, и было странно сознавать, что это вчерашние наши враги, стрелявшие в наших отцов из автоматов.
Было радостно, что войне конец, что всё позади. И чув-ство облегчения обрушилось вдруг на души людей. Однако чувство горечи от того, что с этой проклятой войны не вернулся отец, как-то заслоняло ту большую всенародную радость, которую испытывали всё во-круг. Но всё же это была большая радость! Жизнь продолжалась...
Я вглядываюсь в старые фотографии. Вот он, мой отец, светлый и лучезарный директор школы, нацеленный на мирный труд и служение людям, и сурово нахмуривший брови стар-ший политрук, когда нависла гроза над Родиной. Он был моим отцом, когда я был ребёнком, останется он им для меня навсегда, и сейчас, когда я уже прожил вдвое дольше его, больше его узнал и больше всего увидел в этой жизни, я всегда буду чувствовать преклонение перед ним, своим отцом. Время сильно развело нас, и не во всём совпали бы сейчас наши взгляды. На их долю выпала трудная пора. Они были счастливы, пребывая в остервенелой вере в светлое будущее, и готовы защищать простых и наивных людей, надрывающихся в непосильном труде ради красивой химеры – принести счастье всему человечеству, не щадя себя и не жалея своей жизни. Вечная память ему!
В городе Донском Тульской области на надгробной плите братской могилы воинам, павшим в бою за деревню Кожанка, есть и фамилия Ратова Николая Александровича, моего отца. Нам, его родственникам, привелось посетить это захоронение. Мы побывали в том месте, где проходил бой, в котором был убит мой отец. Было отрадно видеть, что люди хранят память своих защитников. Хотелось бы, чтобы имя его не было забыто и в Петровске, для которого свершил он немало добрых дел.
Альберт РАТОВ, посёлок Петровское Ростовского района