– Генри Маркович, кого бы из преступников вы как адвокат не стали защищать?
– Если бы я дал положительный ответ на этот вопрос, возникли бы сомнения в моей профессиональной состоятельности. На мне пробы ставить негде – я защищал бандитов, насильников и убийц, правда, в тот период они не были таковыми, а только обвинялись в этих преступлениях. Некоторые из них были оправданы – у меня здесь есть счастливая практика (я постучу по столу). Я, например, расстроен, что мне не удалось защищать Чикатило. Убежден, что он был душевнобольным, и, возможно, я бы смог убедить суд, что человек невменяем и его надо отправить в психиатрическую лечебницу.
– Но вы ведь кому-то отказывали в защите?
– Отказывал многим, у меня есть предел пропускной способности. Если я занят и не могу уделить другим необходимое время, я вынужден говорить «нет».
– Каков главный смысл профессии адвоката, если ему, судя по вашим словам, все равно, кого защищать?
– Честно зарабатывать деньги, которые кормят его и людей, от него зависящих. Я не буду здесь лицемерить. Есть три стимула занятия адвокатской деятельностью. Первый – гонорар. Мы от государства ничего не получаем и живем на те деньги, которые дает клиент. Понятно, что высокая оплата – это показатель престижа адвоката. Второе – профессиональный интерес. Третье – профессиональное честолюбие: громкое дело – твое имя звучит. Прекрасно, когда все три стимула совпадают. Это бывает не так часто. Я сегодня на таком уровне, когда профессиональный интерес превалирует над материальным. Не всегда так было.
– На вас когда-либо оказывалось давление?
– Давно было одно дело, по которому мне было высказано неудовольствие с очень большой высоты. Это был гражданский процесс, я представлял интересы известного бизнесмена, который подал иск на одного всесильного человека. До меня негативную реакцию донес журналист. И все. Представьте себе – ни по одному делу никогда в мой адрес не было ни угроз, ни шантажа. Говорят, на судей оказывают давление. Поймите, телефонные звонки судьям достаточно редки. Просто сам судья часто понимает, как действовать, чтобы остаться в должности.
– Как вы считаете, мы живем в правовом государстве?
– Нет. У нас не правовое государство и не тоталитарное. Я называю такое государство политическим. Его признак четко определил еще прокурор Вышинский: когда власти нужно решить какую-то важную проблему, она может отложить закон в сторону. А формула правового государства другая: если даже очень хочется, нельзя преступать и обходить закон. В государстве политическом ситуация обратная: преступать закон нельзя, но если очень хочется, то можно.
– Сейчас в России развернулась кампания, в том числе и с использованием правоохранительных органов, по борьбе с националистами и фашистами. Их везде ищут, пытаются привлечь к уголовной ответственности. При этом суд присяжных в Санкт-Петербурге не находит виновных в убийстве таджикской девочки...
– Ничего необычного нет в том, что суд присяжных оправдал человека, который обвинялся в нанесении единственного смертельного удара при групповом нападении. Суд посчитал, что прокуратура не представила достаточных доказательств его вины. В судах присяжных презумпция невиновности действует реально, а не номинально, как в обычных судах. Нам нужно оберегать суд присяжных, поскольку в истории правосудия ничего человечней не придумано. Дела в нем о наличии доказательств или их отсутствии решаются на основе здравого смысла и совести людей. Надо создавать всяческие условия, чтобы суды присяжных были ограждены от воздействия извне. Нужно строго спрашивать с судей, которые по заказным делам могут манипулировать присяжными. Если присяжные выносят, как потом выясняется, неправильный вердикт, то по большей части вина в этом профессиональных юристов, которые участвовали в процессе, а не самих присяжных.
Если говорить в целом о проблеме, в Уголовном кодексе есть статья 282, которая карает за разжигание межнациональной, расовой и социальной розни. Это норма УК РФ не для массового применения. Я прекрасно понимаю наши органы прокуратуры, которые с большой неохотой расследуют эти дела и предъявляют такие обвинения. Экстремистские речи звучат на самом верху нашего истеблишмента. Когда с этими речами выступают губернаторы, законодатели, демонстрируют ролики по ТВ, разжигающие национальную рознь, никого к ответственности не привлекают. Поэтому наказывать в массовом порядке этих раздолбаев, которые орут «Россия для русских!», я считаю абсолютно неправовым действием.
Но я предупреждаю власти и политиков: они могут доиграться с инстинктами толпы. Люди, которые их выбирают, на самом деле их ненавидят. Ситуация тревожная, просто надо смотреть вперед на 5 – 10 лет, а не назад. Если власти не будут жить интересами страны и не будут ответственными, опять, извините, прокакаем Россию, как прокакала ее аристократия перед Октябрьской революцией.
– Какие негативные тенденции вы видите сегодня в развитии России?
– У нас популяционный кризис. Он выражается в острой демографической проблеме, нехватке трудовых ресурсов, кризисе властной элиты и морали в обществе. В России жуткий миграционный баланс. Салтыков-Щедрин в свое время писал, что в эту страну все приходит с опозданием на 20 лет. Когда в Европе была сексуальная революция, у нас секса не было. Все, что происходит сейчас во Франции, – погромы, бунты – будет происходить и в России, потому что у нас баланс миграции чудовищный. Уезжают образованные люди, а приезжают полуграмотные из Средней Азии, Украины и Молдавии. Они заняты неквалифицированным и тяжелым трудом, на который не идут россияне. Они строят, водят автобусы, работают в сельском хозяйстве, метут улицы.
Во Франции все это началось в 60-е годы. Французы с гордостью говорили: мы даем работу алжирцам и марокканцам. А сегодня дети этих мигрантов никак не могут встроиться в цивилизацию, которая создавалась столетиями, и выходят на улицу. Параллель между нашими странами абсолютно близкая, потому что Россия для окраин бывшей Российской империи – это как Франция для Марокко. Я считаю, что нужна ответственная политика. Но раз ее нет, мы можем констатировать кризис властной элиты.
– Общество все громче требует возврата смертной казни. Как вы относитесь к этой проблеме?
– Я против. Смертная казнь не снижает уровень преступности, столетние наблюдения показывают, что преступность индифферентна по отношению к этому виду наказания. При этом создается ситуация неисправимых судебных ошибок. Смертная казнь ожесточает нравы и подтачивает принцип святости человеческой жизни. Единственное, чего она достигает, – удовлетворяет господствующий в обществе инстинкт справедливости. Но я не убежден, что подавляющее большинство населения действительно жаждет восстановления смертной казни.
– Какие дела вы сейчас ведете?
– Я вынужден ограничивать свою практику, поскольку не молодею и имею большую общественную нагрузку. Недавно принял защиту экс-министра атомной энергетики России Евгения Адамова. В суде защищаю физика Данилова, который, я полагаю, был абсолютно несправедливо признан виновным в государственной измене. Есть еще пара дел в производстве. К великому сожалению, не могу себе позволить «сесть» в такое дело, как дело Ходорковского, когда я был бы выключен из жизни на полгода.
– Сейчас вокруг Михаила Ходорковского разворачивается много драматических событий. Недавно его порезали в зоне, потом обвинили чуть ли не в сексуальных домогательствах к сокамернику...
– Если власти руководствуются здравым смыслом, то они должны так оберегать Ходорковского, чтобы волос не упал с его головы. Что бы там ни произошло, какой бы там понос, предположим, ни случился у него, все это будет записано на счет происков Кремля.
– Как далеко может пойти власть, чтобы «решить вопрос» с врагом режима Борисом Березовским? Каковы перспективы его экстрадиции в Россию?
– Борис Абрамович – политический конструктор. Он сконструировал приход к власти Бориса Ельцина на второй срок в 1996 году, содействовал во многом приходу Владимира Путина на пост президента. Но, по-моему, ему все же интеллект изменил, потому что, я думаю, любой преемник Ельцина вынужден был бы от него дистанцироваться.
У нас ведь в стране два «рыжих» – Чубайс и Березовский. Я очень уважаю Анатолия Борисовича, это мой любимец. Я представлял его интересы в спорах о защите чести и достоинства. К большому сожалению, к людям прилипает устойчивая репутация в общественном мнении, от которой уже никак не отделаться. Что бы сегодня ни сделал Чубайс, он всегда будет виноват. Но посмотрите – более эффективного и полезного человека для страны просто не было. Ведь не Чубайс придумал приватизацию, которая была одобрена Съездом народных депутатов. Им с Гайдаром надо памятник при жизни поставить за то, что они сделали в 90-е годы. У нас была реальная угроза голода и экономического коллапса, но они вывели страну из этого кризиса. Однако он все равно «рыжий».
И Березовский такой же «рыжий». Он обозначил себя как личный противник президента, выступает против Путина и чуть ли не грозит устроить здесь революцию. Уголовное дело в отношении Березовского было просто придумано. Я могу это сказать, потому что защищал его по делу «Аэрофлота», которое было сначала прекращено, а потом опять возобновлено. Зная английское правосудие, я спокоен за судьбу Березовского: думаю, что он не будет выдан России.
– Вы поступали когда-то на факультет журналистики, но не хватило одного балла. Сегодня вы не жалеете о том, что не стали журналистом?
– Нет, поскольку я реализовался в своих научных и публицистических работах. Моя карьера правоведа также удалась. О чем я действительно сожалею, так это о том, что не стал музыкантом. Я вырос в семье музыкантов, у меня абсолютный слух. Мама говорила, что в Саратове, куда семья выехала перед блокадой (отцу там предложили пост ректора консерватории), я в пять лет расставлял стулья и дирижировал. Я очень люблю музыку, у меня много друзей-музыкантов. Думаю, что здесь я бы реализовался очень полно, но не случилось.
– Откуда у вас такое редкое для России имя?
– Мама мне рассказала, что у нее был любимый персонаж в произведении Оскара Уайльда «Портрет Дориана Грея» – лорд Генри. Он парадоксально мыслил и был острословом. Меня назвали в его честь.
– Ваш сын стал священником и живет в Ивановской области. Оказывает он на вас какое-то духовное влияние?
– Я его воспитывал как человека свободного, что было крайне сложно при советской власти. Сын полюбил Христа, стал священником. Мне с ним интересно общаться. Он очень вырос. Он подарил мне пять внучат. Я к нему обращаюсь «батюшка».
– Как вы оцениваете будущее России?
– Все, что сегодня происходит в нашей стране, закономерно. Мы не можем жить так же, как западные развитые страны. Но мы избежали самого страшного – большой крови.
Сейчас не надо ждать, что кто-то что-то нам сверху сделает. Пора осознавать себя свободными и ответственными гражданами и не кивать на обстоятельства. Была такая повесть советского писателя Юрия Зверева «Он и она». В ней есть фраза: «Обстоятельства наши – говно, но если сам говно, то не вини обстоятельства».
Евгений СОЛОВЬЕВ.