Ирина Азеева: Реакция зрителей и читателей неудивительна. Беспроблемный, бесконфликтный театр не интересен. И детский театр не является исключением. Если есть проблема – дискуссия закономерна. Именно это и произошло, на мой взгляд.
Корр.: Мой ребёнок дома наизусть выучил радиопостановку «Маша и Витя...», пел песенки... Потом мы пошли в ТЮЗ. После спектакля ребёнок спросил: «Кто здесь добрый?» Я удивилась: вопросов не должно было быть. Потому спрашиваю, есть ли какие-то каноны постановки дет-ских спектаклей?
Вячеслав Борисов: Однозначного подхода не существует. Наверное, если театр доверяет режиссёру детскую постановку, значит он понимает, какие акценты должны быть расставлены. Антон Павлович Чехов говорил, что и детей, и взрослых лечат одними и теми же лекарствами, но доза взрослого может убить ребёнка.
И. А.: Традиционно воспринимающий театр зритель хочет видеть в детском спектакле торжество добра над злом. Таких спектаклей должно быть много. И они есть. Приведу пример питерского ТЮЗа им. Брянцева, с которого начались все ТЮЗы страны. В далёком 1922 году там поставили «Конька-Горбунка» по известной сказке Ершова. Спектакль долго шёл, затем «взял паузу» и начал новую жизнь уже в начале нынешнего века. Добро побеждает зло в этом спектакле до восьми раз в месяц, в нём занята большая часть труппы, и, конечно, театр от него подустал. Но снять спектакль совершенно невозможно. Дети его очень любят. Так что приходится переделывать костюмы и декорации – изнашиваются... В то же время у ТЮЗа им. Брянцева есть спектакль «Волшебник изумрудного города». И там добро побеждает зло, но мораль спектакля не столь прямолинейна, какие-то другие реакции у юных зрителей появляются. Спектакли должны быть разные. Сегодня и время другое, и дети другие, и с однозначностью проблемы, что, кстати, далеко не всегда плохо.
Корр.: Можно ли переносить взрослые отношения в детский спектакль?
И. А.: Это колоссальная проблема. Театр – зеркало, камертон. Он показывает то, что происходит в жизни, а иногда и претендует на то, чтобы её настраивать на свой лад. Наш сегодняшний человек агрессивен. Послушайте, как разговаривают дома, на работе, в школе и взрослые, и дети! Театр это чувствует и переносит на сцену. Оказывается, это тоже не нравится! Пришли тихие зрители, которые в жизни так не разговаривают. Мне бы, наверное, тоже это не понравилось. Приведу противоположный пример. В октябре я работала в Рязани на театральном фестивале «На пороге юности». Это были сложнейшие семь дней: зрителями были не дети младших и средних классов, а подростки 14 – 16 лет. Играли много глубоких проблемных спектаклей. Например, что делает война с душой человека. И некоторые из них были заболтаны, затопаны, «запиты» кока-колой. Удивительно, но подростки услышали спектакль из северного города Нягань, сюжет которого практически калькирован с мыльного сериала. Они увидели «родное мыло» и затихли. Мне кажется, на вопросы, вызванные обсуждаемым спектаклем нашего ТЮЗа, ответы надо искать у психологов.
Корр.: Тогда на какого зрителя ориентироваться театрам при выборе пьес для постановок и их трактовок?
В. Б.: Очень просто! Мир многополярен! Зритель должен это понимать. Только в совет-ское время ставился вопрос «Кто прав?» Сегодня возможны разные подходы. А уж как зритель будет в них разбираться, зависит от его воспитания.
И. А.: Абсолютно точно. Помните, у вас была дипломная постановка «Красная Шапочка»? Если её вынести на большую сцену, зал бы раскололся. Одни бы кричали: «Как это современно!», а другие: «Что вы такое делаете в детском театре!»
Корр.: А что же там было?
В. Б.: Мы попытались поставить сказку так, как об этом писал сам автор. В то время никакой детской литературы не было. Поэтому Шарль Перро писал для взрослых.
Корр.: Вы как раз вернули произведению его первоначальное звучание?
В. Б.: Да. Но публика пришла смотреть сказку, которую они любят и лелеют с детства. И вдруг оказалось, что там совсем другой смысл!
Корр.: Спектаклю «Маша и Витя...» как раз не была возвращена классическая трактовка. Наоборот, современные реалии были наложены на классический сюжет. Как вы думаете, может, лучше брать к постановкам современные пьесы?
В. Б.: Конечно, нужно брать современные! Нужно, чтобы современному режиссёру понравилась современная пьеса для современного зрителя. Редко эти условия сходятся вместе. Современных пьес для детей очень мало. Союз театральных деятелей третий год проводит конкурс детских пьес. В этом году для театра кукол было представлено 60 пьес. Но все они были невысокого уровня. Первую премию вообще не присуждали.
Корр.: В Ярославле не пытались сделать что-нибудь подобное? Или это бесполезно: нет авторов?
И. А.: Ярославль не центр драматургии. Да и фестивалей детских театров здесь нет. А часто поиск чего-то нового в театре происходит именно внутри фестивальной истории, да и торжество состоятельности театральной традиции тоже видно именно на фестивале. Центры новой драматургии – Екатеринбург, Москва, Петербург…
Корр.: Хм... А как у нас вообще обстоят дела с детским театром?
В. Б. (смеётся): Смело отвечаю. Сегодня вы не найдёте драматического режиссёра, который хотел бы ставить в театре юного зрителя. А если посмотреть на проблему с высоты птичьего полёта, то в Европе, я вас уверяю, ТЮЗов нет. Это у нас была генеральная линия советского периода: всё лучшее детям. Основоположником тюзовского движения в стране была Элеонора Густавовна Шпет. За 70 лет были ещё Брянцев и Корогодский в Петербурге, Киселёв в Саратове. Это уникальные люди. А чтобы работала система в контексте страны – такого количества талантов не найти. Поэтому на месте ТЮЗов мы видим сплошь «живые трупы». Лет 20 назад я был в Швеции в Гетеборге. Там был по нашему примеру ТЮЗ. Лет десять спустя его там не стало.
Корр.: Это общемировая тенденция?
В. Б.: Мировая тенденция ещё хуже. В том же Гетеборге лет семь назад стоял вопрос о закрытии драматического театра, который был на государ-ственной субсидии. Последний сезон пригласили режиссёра из Югославии, который должен был без всякой надежды на успех поднять престиж театра. Он сделал Чехова «Дядю Ваню» на шведский манер. Дядя Ваня и София сидели за столом и писали прошения на субсидии. Дей-ствие происходило на разных этажах здания, по ним бегали какие-то люди с автоматами. По сцене ходил поросёнок... На следующий день после премьеры во всех газетах были фотографии поросёнка: сообщалось, какой гонорар получает поросёнок, где он живёт, как хозяин доставляет его на спектакль. О самом спектакле – ни слова.
Корр.: То есть идёт массовая деградация зрителя?
И. А.: Верно. Представьте ребёнка, который, играя в очередную компьютерную «стрелялку», ежедневно «проливает» море крови. Он приходит в театр и видит приглаженную ретро-картиночку, где все злые получат по заслугам. Он не поверит и больше в театр не придёт. Театры чувствуют своего зрителя и начинают идти у него на поводу, обслуживать, разговаривать с ним на его языке. Однако всё не так безысходно. Поэтому, кстати, не соглашусь с частью того, что сказал мой коллега. Я знаю достаточно много драматических режиссёров, которые принимают приглашения поставить спектакль в ТЮЗе. Два явно лидирующих сегодня в российском театральном пространстве театра также имеют статус ТЮЗа: Московский ТЮЗ и Российский академический молодёжный театр.
В. Б.: В Японии есть потерянное послевоенное поколение, которое японцам некогда было воспитывать. В 60-х годах приезжал к нам их человек перенимать опыт. На основе увиденного он разработал свою систему всеяпонского театрального образования. Там есть комитет родителей и детей, в который ежемесячно родители вносят 100 иен (примерно 10 рублей). Раз в год в Японии проходит фестиваль, на который приезжают абсолютно все детские театры. Представители комитета из каждой деревни, из каждого городка выбирают понравившиеся спектакли, которые затем приглашают в свои деревни на гастроли. Работа артистов оплачивается из средств комитета. В Японии нельзя дать для детей ни одного «левого» спектакля. Его нужно показать районному отделу образования, который скажет: «Да, этот спектакль можно показать детям». Есть ещё интересная деталь: у них сформирована национальная театральная идея. Она сводится к техническим моментам. В течение часа – спектакль идёт час – детям от года до 14 лет должно быть интересно. Это может быть связанный сюжет (драматический спектакль), а может быть концертное представление. За это время артисты обязаны продемонстрировать пять элементов актёрского искусства: петь, плясать, играть на музыкальных инструментах, элемент драматического дарования и элемент цирка.
И. А.: Оказывается, есть критерии детских постановок!
В. Б.: Эти пять параметров взяты из средневекового япон-ского театра «Кабуки». По большому счёту они учат традиции.
И. А.: В Японии есть замечательное взрослое продолжение этой истории. Каждый рабочий концерна «Тойота» и любого другого получает раз в месяц в обязательном порядке билет на «Кабуки». Он туда обязан идти. А если не пойдёт, ему поставят прогул. Зачем? Любой начальник скажет: «Рабочий должен смотреть «Кабуки», чтобы делать красивые машины». И машины у них действительно красивые.
Корр.: Какие перспективы у отечественного детского театра?
В. Б.: На Западе он уже умер. И у нас умер, но мы в этом не сознаёмся.
И. А.: Вячеслав Вадимович выражает крайнюю позицию. Не только наш отечественный, но и мировой театр испытывает кризис, в том числе и драматургии. Однако прорывы случаются! Например, режиссёр уже упоминаемого мною Российского академического молодёжного театра Алексей Бородин в прошлом году пригласил выпускников ГИТИСа для постановки детских спектаклей на своей сцене. Это стало событием! Впервые на «Золотую маску» выдвинут не спектакль, а целый ряд спектаклей РАМТ, адресованных детям.
В. Б.: Находятся такие лидеры, как Бородин. Могу ещё пример привести...
Корр.: Ярославский?
В. Б. (смеётся): Нет!
И. А.: Ярославль не театральный город. Здесь трудно примеры приводить. Городу с почти миллионным населением, имеющему три государственных театра и один частный камерный, нелегко полагать себя театральным городом.
Корр.: Как же? Руководство региона постоянно твердит о Ярославле – родине российского театра!
И. А.: Это бренд. И только. Вспомните, когда театр в Ярославле родился? Где он век XVIII, и где мы с нашим XXI веком? Кстати, яркий признак нетеатрального города – отсутствие театральных касс, где человек может купить билет куда угодно. Что мешает такие кассы организовать в Дзержинском жилом районе, за Волгой и т. д.? Если спектакль пользуется огромным спросом, зритель едет занимать очередь в кассу театра. А у нас билеты, извините за тавтологию, распространители распространяют по предприятиям и школам!.. Дети ходят в театры классами, т. е. толпами. А театр – это индивидуальная история, детский театр – история семейная. Мне кажется, мой оптимизм начинает иссякать. Нужен ли нашей стране культурный человек? Нужен ли ей театр? К большому сожалению, необходимость культурной прагматики ни на государственном, ни на областном уровне не ощущается. В мечтах видится театральный город Ярославль, где губернатор и мэр – постоянные зрители премьерных спектаклей (пока губернатор и мэр не ходят на премьеры собственных театров). В ТЮЗе и театре кукол должны быть просто завсегдатаи, поскольку дети – будущее города – сидят в зрительных залах этих театров.
Корр.: Вячеслав Вадимович, а вы можете выступить в роли оптимиста?
В. Б.: Пожалуйста. Дмитрий Александрович Лохов — руководитель Архангельского театра кукол – сумел так организовать процесс, что его театр не просто живой, а один из лидеров отечественного театра кукол. Кстати, Архангельск значительно меньше Ярославля. И это театральный город, если говорить о театре кукол.
Корр.: Неужели в Ярославле всё так печально? Мне, например, нравится, как театр Волкова ставит детские спектакли. Смотрела у них «Сказку о мёртвой царевне...», «Приключения Незнайки...», «Счастливого Рождества, дядюшка Скрудж», «Новогоднюю кутерьму». На взрослые постановки намеренно не хожу, чтобы не разочароваться.
И. А.: И зря не ходите: чтобы в чём-то не разочароваться – нужно это увидеть. А вдруг вы получите приятный сюрприз? Волковский театр пытается преломить сложную ситуацию. Все об этом говорят, но никто не знает, что получится. А хорошие дет-
ские спектакли в Ярославле есть. У того же Андрея Виноградова (режиссёр-постановщик «Маши и Вити...») куча добрых спектаклей.
Владимир | 02.02.2011 в 00:18 | ответить0
Кесарю кесарево.Сегодняшний человек не услышит ничего, если на него не кричать с применением нецензурной брани, при этом желательна голая натура.К сожалению такова реальность, это правда жизни, наивная сахарная пудра практически никому не нужна.Людям нужен ответ, как им справится с кучей проблем, и этот ответ должен быть честен, адекватен реалиям, дабы не возникало сомнений.
Ёрш | 02.02.2011 в 22:39 | ответить0
Не согласен. Ответ все равно никто не даст, его надо самому найти. А искать то как раз и не хочется. Проще всего уткнуться мордой в ящик и смотреть всякую лабуду. Вот и театр идет за плебсом — билеты то надо продать. И выхода тут нет, только в москве еще остались режиссеры, которые работают не на потребу толпе. Правда, многие работают на потребу зажравшейся мрази
Евгений | 09.02.2011 в 01:32 | ответить0
Довелось мне посмотреть некоторое количество хороших спектаклей, без брани, обнажёнки и пр.,- люди идут в 3, 5, 10 раз на один и тот же спектакль! Искусству абсолютно никакого дела нет до того, кто будет им наслаждаться.
А вот кто его будет создавать — вопрос. Может театру просто не хватает серьёзного подхода и талантливого творца? Кому это сейчас нужно?
Чтоб работать в театре — его нужно любить!
О статье.
Прочитав предыдущую статью и теперь эту, вспомнил анекдот про поручика Ржевского о слухах!))
Весьма уважаемые люди поговорили с корреспондентом о том, чего не видели и похоронили весь современный детский театр. Может он и умирает, но не с нашей ли подачи!
Театр как водка — стоит недорого, а эффект непредсказуемый.))