С годами, наблюдая за знакомыми охотниками, кое-что удалось понять. Для некоторых главным является добыча, для другого более важно достать зверя или птицу красивым выстрелом. Есть созерцательные, поэтические охотники, любящие в первую очередь природу. Бывают страстные люди, готовые охотиться на кого угодно, где угодно, в любое время и в любых условиях. Очень многие любят больше всего компании и всё, что с этим связано. В одиночку они никогда не отправятся в лес. Кто-то любит показать свои ловкость, удаль, умелое владение оружием. Есть просто желающие пострелять. Встречаются люди, которые в первую очередь любуются работой своей охотничьей собаки, и все другие охоты для них не имеют смысла. Кое-кто использует это мужское занятие как повод, чтобы иногда сбежать из дома. В последнее время многие попадают в охотники потому, что это стало модно и престижно, особенно у состоятельных людей. На самом деле, если разобраться, у каждого превалирует одна или несколько причин, по которым они стали охотниками, но вообще-то считается, что охотником нужно родиться.
Человек, серьёзно занимающийся охотой, приобретает многие полезные навыки: выносливость, терпение, наблюдательность, опыт выживания в трудных условиях, способность ориентироваться на местности и днём, и ночью. Есть ещё одно сопутствующее охоте обстоятельство – знакомство с особенностями своего края и общение с новыми людьми, и не только охотниками. И самым интересным оказывается погружение, пусть и короткое, в сельскую жизнь, обычно плохо понятную городскому жителю. Этот момент, связанный с охотой, наиболее сильно западает в память и является для меня едва ли не главным результатом прошедших охот.
Как-то ради интереса подсчитал количество деревень, в которых довелось останавливаться на ночлег или жить по нескольку дней. И таких, к моему удивлению, оказалось пятьдесят две, во всех без исключения районах области. Чаще всего эти деревни стоят вдали от больших дорог, в тех местах, где охотимся. Сейчас некоторых из них нет – так распорядилась жизнь. В деревнях местные жители охотно пускают в дом переночевать, особенно городских охотников, – мы друг другу интересны, как люди из разных миров. И вечером, сидя у огня горящей печки или расположившись за столом, завязывается разговор «за жизнь». Как сказал поэт, в деревне «вечный разговор, про дождь, про лён, про скотный двор». Многое можно услышать и узнать. Всегда трудно жила деревня, но как бы ни был беден дом, гостеприимные хозяева поставят на стол варёную дымящуюся картошку, миску квашеной капусты и молоко, а в ростовских деревнях ещё выставят местный салат – большущее блюдо с мелко нарезанным луком, предварительно ошпаренным крутым кипятком из самовара.
В гаврилов-ямской деревне Павловское, которой сегодня нет, промозглой осенью нас, троих охотников, приютили в избе пастуха, у которого было десять детей-погодков. Детишки, которые были постарше, лежали на печке, голова к голове, как один, с волосами пепельного цвета, и с любопытством наблюдали за нами. С печи периодически раздавалось: «Хочу кушать! Хочу писать! Хочу какать!». Самый маленький ребёнок качался в зыбке, привязанной к длинной еловой жерди. В этой семье была бедность беспросветная.
Мне всегда казалось, что жизнь в наших деревнях ничем особенно не отличалась от той, что описал Радищев в своём крамольном произведении «Путешествие из Петербурга в Москву». Убери из села электричество с его телевизором и холодильником, и мы снова окажемся в девятнадцатом веке, потому что всё остальное с тех пор в деревне мало изменилось. Трудно поверить, но до семидесятых годов в некоторых деревнях не было электричества, и в то время дома освещались керосиновыми лампами, а в одной избе на меня пахнуло настоящей древностью, когда увидел, что свет излучала горящая лучина, которая торчала из расщелины в бревенчатой стене. Невероятно: на дворе конец двадцатого века, а здесь былинная лучина! Когда я спросил, где хозяин, мне женщина ответила: «Дедушка в печке моется». Я не мог понять, как в печке можно мыться, но, когда посветил фонариком в чёрный проём печи, увидел там тазик с водой и сидящего на соломке улыбающегося деда, блаженно кряхтящего. Вот ещё одно чудо – русская печь!
Долго человеческая память хранит следы прошедших эпох! В одной тутаевской деревне престарелая женщина жила как затворница в доме с заколоченными окнами и всё сокрушалась, что на войне её сыну «германец ногу оторвал». Слово «германец» было в ходу во время Первой империалистической. В ростовской деревне Якимовское ещё жили люди, которые с колокольни сельской церкви наблюдали за заревом горящего Ярославля во время мятежа 1918 года. И особый народный говор можно услышать только в деревне. Так, один деревенский охотник вспоминал: «Вон там, летось я из челашки стрелял поляшей». Не каждый и поймёт, о чём идёт речь.
До развала сельского хозяйства, когда обрабатывались все поля, мы любили охотиться в угодьях ростовского хозяйства «Рольма», богатого дичью. С этими местами связаны многие воспоминания. В деревне Урусово мы останавливались в доме у бабы Мани, пожилой женщины, которая жила одна. Сама вела своё хозяйство, содержала дом и традиционно для этих мест выращивала лук. Своими натруженными крестьянскими руками с грядок собирала по две с лишним тонны знаменитого «ватажного» ростовского лука и сдавала его в заготконтору. «А что делать? Трудно растить, а жить надо», – говорила она. Это сегодня ростовский лук вытеснили с рынка, обесценили и, как считают в деревнях, «изведут скоро». А ещё недавно люди жили луком. У бабы Мани четыре взрослых сына, которые проживали где-то в других краях. Она вспоминала:
– У меня было уже три сына, а я хотела дочку. Это ещё до войны было. Ждала я дочку. Вышло так, что рожать стала на пароходе, когда плыли из Ростова в Угодичи. Когда рожала, просила – если будет с му...ками, бросьте его в воду. И надо же, опять родился мальчишка, а я так ждала девочку!
Привязанность к ростовским краям объясняется ещё и тем, что для одного из нашей охотничьей компании, Олега, это родные места. Здесь он родился в деревне Гологузово, жил и учился в начальной школе в деревне Заречье, а семья его родного дяди Миши до последнего времени жила в деревне Якимовское. В деревне Гологузово долго стоял одинокий дом, которого сейчас уже нет, а в Заречье осталось только два разваливающихся дома, один из которых раньше принадлежал деду Олега. Будучи не так давно в этих местах на весенней охоте, мы решили взглянуть поближе на этот дом. С трудом удалось пробраться вовнутрь. Вот оно, родное пепелище. Правильно считают, что не стоит возвращаться туда, где тебе было хорошо. Здесь недавно жили какие-то бомжи, батрачившие на московского предпринимателя, который разводит скаковых лошадей. Раньше в этих местах располагались три большие деревни, примыкавшие друг к другу, – Скнятиново, Заречье и Филиппова гора. Нам открылись бесконечные заросли крапивы и чертополоха, одряхлевшие дуплистые ветлы, жалкие следы жилья да ещё разрушающаяся церковь как свидетельство былого расцвета этих сёл.
Кажется, уже некому поведать о жизни в этих деревнях, но Олег помнит кое-что из своих детских впечатлений. Он вспоминал, как в войну над деревней летели немецкие самолёты бомбить Ярославль, показывал остовы школы и общежития для рабочих и амбар из красного кирпича, который служил для всей деревни хранилищем ценных вещей на случай пожара. Много интересного Олег знает из рассказов своей матери. Оказывается, в 30-х годах в их деревне Заречье устроили собрание сельчан, где поставили вопрос о закрытии церкви и открытии в ней клуба, чтобы потом опираться вроде бы на решение народа. Так вот, дед Олега Белов был против закрытия церкви: он говорил, что если спросить его мать, так ей нужна церковь, а если спросить дочь, то ей нужен клуб. На следующий день деда увезли в Белогостицы, в тюрьму, созданную тогда в бывшем монастыре. Времена были ещё не столь жестоки, поэтому спустя несколько дней бабка выкупила деда из темницы за две бутылки самогона. Интересно ещё и такое воспоминание: в те годы во многих деревнях ещё не знали, что такое помидоры. Как-то дед с бабкой купили для детей на базаре в Ростове невиданные красные фрукты и везли их домой сначала на пароходе, который носил название «Кооператор», потом на телеге из Угодичей. И вот, наконец, решили попробовать, что же они купили. Дед куснул одну помидорину и тут же выплюнул, попробовал другую и сказал бабке: «Кислые! Выбрасывай их, а то всех робятишек мне перетравишь». И выбросили в придорожный кювет.
Нередко мы останавливались в деревне Якимовское в доме у дяди Миши, работавшего дорожным мастером. Дядя Миша – фронтовик и с 1942 года до победы воевал артиллеристом в расчёте противотанкового орудия, был ранен в боях. Нам ни разу не удалось вытянуть из него воспоминания о войне. Замечено, что те, кто был на фронте, на передовой, в окопах, испытал страх и хоронил павших, не любят вспоминать войну в отличие от тех, кто рассказывает, как они 3-м Украинским или 2-м Белорусским фронтом громили врага. Дядя Миша с сожалением смотрел на наши охотничьи ружья, сокрушался, что мы стреляем птичек, и говорил: «После войны я сказал себе, что никогда больше не возьму в руки оружие, и так с тех пор и живу». Свою первую пушку, сорокопятку, он вспоминал со смехом, и тут мы узнали, что на фронте её прозвали мухобойкой – смерть врагу, капец расчёту. У дяди Миши был свой солдатский взгляд на войну: «Мы их мясом взяли. У них на нас патронов не хватило». Как многие фронтовики, уцелевшие на войне, дядя Миша стал после победы ещё в Бухаресте выпивать и продолжал пить в деревне. «Вы видели наш пруд? Так вот, я точно половину пруда выпил. Здесь нет ни одной канавы, где бы я ни валялся», – вспоминал он в укор себе и считал, что легко можно бросить пить и курить, когда врач скажет, что дальше жить не будешь.
Самые разные деревенские люди повстречались во время охотничьих скитаний, и всех их отличали необыкновенная доброта, открытость и неподдельная простота. А живой ум, смекалка, проницательность, точное и краткое выражение своей мысли всегда заставляли меня восхищаться такими людьми. Сельский уклад жизни, близость к природе и жизнь в естественной среде делают деревенских людей чище душой.
Иногда приходит мысль о том, как бы я представлял себе жизнь не только в деревне, но и в городе, если бы не стал охотником? Думаю, что я очень сильно бы себя обделил и жил бы с искажённым представлением о действительности. И даже только поэтому я с полным правом могу воскликнуть: как же не любить охоту!
____________________________________________________________
Для некоторых главным является добыча, для другого более важно достать зверя или птицу красивым выстрелом. Есть созерцательные, поэтические охотники, любящие в первую очередь природу. Бывают страстные люди, готовые охотиться на кого угодно, где угодно, в любое время и в любых условиях. Очень многие любят больше всего компании и всё, что с этим связано. В одиночку они никогда не отправятся в лес. Кто-то любит показать свои ловкость, удаль, умелое владение оружием. Есть просто желающие пострелять. Встречаются люди, которые в первую очередь любуются работой своей охотничьей собаки, и все другие охоты для них не имеют смысла. Кое-кто использует это мужское занятие как повод, чтобы иногда сбежать из дома.
Вадим СВИРИДОВ