Кстати, на новоселье дед моего друга первым делом выбросил вон шикарный чугунный немецкий унитаз и сколотил во дворе дощатую будочку. Дальнейшее превращение Пруссии в Калининградскую область шло в том же ключе.
Город Кёнигсберг превратился в Калининград, Инстенбург стал Черняховском, Пиллау – Балтийском, Гумбиннен – Гусевом. Прусские названия были очень поэтичными, например, Кранц (Зеленоградск) означает «венок», а приморский Раушен (Светлогорск) переводится как «шепчущий», там прибой день и ночь шелестит по песку. Но понятно, что сражавшимся и терявшим близких в той кровавой войне прусская романтика вовсе не казалась красивой. К немцам и всему немецкому у нас был очень большой счёт. Дошло до того, что уже в 70-х годах власти в приказном порядке сдирали с крыш немецкую черепицу и давили её бульдозерами, чтобы заменить на патриотичный серый шифер. Кёнигсберг при штурме громили прямой наводкой гаубицы Красной Армии. Англо-американские союзники устроили «второй Дрезден» – провели серию «ковровых» бомбардировок, стремясь не оставить в городе камня на камне.
Но приказать отменить немецкое прошлое легко, а вот реально стереть следы германского образа жизни под силу только всемогущему времени. Местные до сих пор зовут Калининград Кёнигом и никак иначе. А те, у кого на домах всё-таки сохранилась та самая «вражеская» черепица, благословляют судьбу. Покрытые глиняной черепицей крыши ещё кайзеровских времён не протекают до сих пор, зато непонятно, как создают вентиляционный эффект, в доме под глиняно-черепичной крышей всегда тепло, свежо и сухо. Шиферная кровля черепичной и в подмётки не годится, а модная металлочерепица, во-первых, ужасно дорогая, а во-вторых, под дождём гремит, как хороший пулемёт. Вот вам и поменяли чужую культуру на родную...
Многое осталось в наследство победителям от некогда процветавшей Пруссии, которая кормила всю Германию, почти от каждой фермы была проведена узкоколейка. Чугунные люки на уличных колодцах – и те наполовину немецкие, те, что со свастикой, всё-таки убрали, а догитлеровские как лежали, так и лежат. Многие коммуникации тоже трофейные. Был случай, когда в котловане на стройке откопали немецкую фарфоровую трубу неизвестного назначения да и выбросили. А на следующее утро озеро, плескавшееся километрах в трёх, полностью перетекло в котлован, и наступил стройке полный пердимонокль! Это случилось в главном городе региона, а в дальних-то посёлках люди до сих пор мучаются – у них вода плохая оттого, что пользуются водопроводом, проложенным лет за сорок до создания третьего рейха и после войны ни разу не ремонтировавшимся!
На центральных улицах Калининграда лежит немецкая брусчатка. Она красивая, но ездить по ней не очень удобно – тряско да и скользко. Однако убрать её никому не под силу – положенный сверху асфальт слезает, как шкурка ящерицы, а выворачивать уложенные с немецким прилежанием камни – адов труд.
Самые главные достопримечательности Калининграда – тоже сплошная Германия: могила великого философа Иммануила Канта, чудом уцелевшие под бомбами собор и старые форты, в них теперь рестораны и музеи. Есть ещё удивительно уютные, обветшавшие улички жилых домиков прусского образца. Район называют Вагонка, названия улиц чисто наши – Ремонтная, Монтажная и т. д., но архитектура списывает всё – хоть и Вагонка, а всё равно как в сказку братьев Гримм попал.
Всё остальное в Кёниге наше – абсолютно безликая центральная улица с шикарными магазинами, каких полно хоть в Саратове, хоть в Твери. Сам красавец-собор среди современных домов и дорог выглядит грустно, как старый профессор в супермаркете.
Попытки подражать то Москве, то Питеру не прибавляют городу никаких бонусов – ни туристических, ни политических. Местный народ весьма сердит на ставленника Москвы губернатора Георгия Бооса, много рассказывал о том, как он распродавал участки побережья, и ждал, когда снимут Лужкова, чтобы и Боос ушёл вслед. Правда, последнего сняли раньше Лужкова.
Выгодное отличие Калининграда от среднерусских городов: здесь больше, чем у нас, зелени на улицах – есть и вековые дубы, и меньше хулиганов. Говорят, что низкая преступность – наследие переселенческого прошлого, когда все были вместе, чувствовали себя гостями на непривычной земле и друг друга не обижали по определению. Сегодняшняя калининградская молодёжь, понемногу следуя за модой, уже становится опасной, но в целом, в деле криминализации, самый западный уголок России сильно отстаёт от всех остальных регионов. Калининград по инерции принято считать частью Европы, и отношение к нему особое: то театр «Комедии Франсэз» на гастроли приедет, то продвинутые эстрадные звёзды, немецкие и польские коммерсанты и туристы просто пасутся в городе. Однако народ в Кёниге простой, почти деревенский, поколения меняются, и уже есть люди, для которых «Раушен» – это просто туристический бренд, а город, возле которого день и ночь шелестит по песку прибой, от сотворения мира назывался Светлогорском. В Калининграде есть даже такие странные чудаки, которые ездят отдыхать на Чёрное море, и их я лично просто не понимаю и не пойму никогда.
ВНЕ СУЕТЫ, ВНЕ ВРЕМЕНИ
Вот уж спасибочки режиссёрам, снимавшим фильмы про Октябрьскую революцию, и писателям, писавшим книги про войну! Благодаря этим фантазёрам, чтобы не сказать хуже, житель средней полосы России представляет Балтику как суровое, вечно холодное море, этакую непригодную для мирной жизни колыбель военного флота. Всё неправда. Балтика бывает и ослепительно синей, вода прогревается выше 20 градусов, пляжи райские – чистый белый песок без единого камушка.
От Калининграда автобусом или электричкой можно очень быстро добраться до волшебных мест отдыха. Мы, например, три дня простояли с палаткой у посёлка Мечниково. Гуляли по буковому лесу, собирали выброшенные волной мелкие осколочки янтаря, купались раз по восемь в день, варили еду на костре. Местные ходили неподалёку, но когда мы, бросив палатку на произвол судьбы, уехали на целый день в город, чтобы посетить музей Янтаря, никто и не подумал покушаться на наши вещи.
После этого, сделав небольшой переход прямо по пляжу, переправились в Балтийске (Пиллау) через пролив и оказались на Балтийской косе.
Главная радость Балтики – немногочисленность отдыхающих. Люди и здесь, как и всюду, ведут себя по-свински: оставляют в лесу кучи мусора, подрывают шутки ради найденные в лесу старые снаряды и т. д... Но загадить балтийские пляжи до состояния черноморских – это работы ещё лет на 10, а то и все 20.
Кроме того, есть выбор – отдыхать полным «дикарём» на лоне почти первозданной природы или приобщиться к организованному, более комфортабельному туризму. В сторону Литвы уходит Куршская коса, а в сторону Польши – Балтийская.
Куршская – заповедная зона, за ней следят, убирают, обихаживают. Естественно, здесь не везде можно жечь костры, кое-где запрещено вставать палатками, возможно, за что-то придётся и заплатить. Городки Зеленоградск, Светлогорск, Донское официально считаются курортными – сосны, дюны и прочая романтика.
Балтийская коса – антипод Куршской, она как бы ничья. До 1990-х годов была закрытой военной зоной, там и сейчас стоит последняя несокращённая ракетная часть. КПП, через который пропускали только с российскими паспортами, убрали только в 2010-м. Коса отделена от Балтийска-Пиллау нешироким проливом, там ходят паром и шустрые частники-моторки (берут дешевле, везут быстрее). В выходные на косу выезжают компаниями горожане и поселковые, но в будни там безлюдно. Шумит прибой, цветёт шиповник, ходят вдали корабли, изредка устраивая учебные стрельбы с дымовыми завесами. Однако эти игры военных кажутся тоже лишь частью пейзажа. Ощущение красоты и покоя настолько сильное, что, прибыв туда, мы не сговариваясь, сказали хором: «Всё. Отсюда мы никуда не пойдём, пока отпуск не кончится».
И не пошли. Один раз пришлось выбраться в посёлок за водой – на косе нет источников, а всё остальное время мы жили вне суеты, вне времени, и, право, это казалось гораздо более похожим на жизнь, чем городская сутолока.
Балтика не изобилует крабами и медузами, как южные или восточные моря. И ветер пару раз задувал такой, что кашу с ложки уносил. И грозы проходили, жуткие и великие в своём размахе, с молниями во весь горизонт. Но простая палатка с тентом, укреплённая на как следует вбитых колышках подлиннее (фирменные, магазинные не спасут), легко защитила от всех этих мелких приключений. Зато вода в море слабосолёная и такая чистая, что мы, экономя воду питьевую, на морской преспокойно готовили. Зачерпывали котелком и варили суп или кашу, и хоть бы раз у кого живот заболел!
Бродя по лесу мимо оставшихся с войны развалин бывших немецких складов боеприпасов и по пляжу мимо занесённых песком ракетных шахт советских времён, я невольно задумывался: что, вот это и есть человеческое величие? Вот эта ржавая снарядная гильза, бывшее грозное орудие убийства, на что она теперь годна? А сосны качаются над зарослями цветущего шиповника, и прибой как при немцах шумел, так и сейчас шумит, не меняя голоса. И, о Боже, как не хочется уезжать! Но пора, пора, отпуск кончается, ждут инновации и преференции, троллейбусы и кабинеты... И снова спросит в поезде ехидный литовский пограничник:
– До-мой едь-дете?...
– Едем. Но знаете, мы, наверное, ещё вернёмся...
Евгений АВЕНИР