Ночные лесорубы

Ещё сравнительно недавно бобры были у нас в диковинку. Впервые их поселение встретилось мне на севере нашей области. Когда на охоте мы с другом пробирались по плотному угрюмому лесу, такого таёжного типа, прорезанному безымянным ручейком, среди стволов показалось невесть откуда взявшееся большое пространство открытой воды. Подойдя поближе, мы с удивлением и восторгом увидели гидросооружение, перегородившее ручей. Это была земляная плотина высотой чуть ли не с человеческий рост, из которой выглядывали обрубки стволов и веток. Плотина была сделана прочно и искусно, так, что ни одна струйка воды не сочилась сквозь неё, и это позволило нам перейти по ней на другую сторону ручья.
Мы сразу поняли, чьих это лап дело. Долго разглядывали срубы деревьев, похожие на заточенные карандаши, со следами бобровых резцов, рассматривали каналы, прорытые всё умеющими зверьками. Длинные каналы, прорезав луговину, подходили к большим осиновым деревьям, некоторые из которых были повалены и разделаны на мелкие части. Очевидно, по ночам бобры по этим каналам сплавляли мелкие части деревьев, поедая на них кору, а отходы затем превращали в строительный материал. На память я захватил тогда с собой кусочек небольшого осинового ствола, красиво обработанный бобровыми зубами, который много лет хранился у меня дома.
Когда-то в далёкие времена бобров в наших краях было много, и с глубокой древности они были объектом охоты. Меха в России считались мягким золотом, а бобровые шкуры являлись основным предметом пушной торговли. Постепенно этих зверьков практически полностью уничтожили, и ещё лет пятьдесят тому назад в наших местах не было ни одного бобра. Сгубил их особо прочный и ценный мех и так называемая бобровая струя, вырабатываемая пахучими железами, которой приписывались целебные свойства.
В 60 – 70-е годы прошлого века у нас в области стали расселять бобров из Западной Сибири. Большая заслуга в этом принадлежала старшему охотоведу области Вадиму Алексеевичу Опарину, ныне покойному. По данным егерского учёта, сейчас в нашей области насчитывается три тысячи бобров, хотя, мне кажется, их значительно больше.
Не так давно принадлежность человека к власти и высокое общественное положение определялись не машиной, не дачей, а наличием бобровой шапки. Но времена изменились, и сегодня мех не пользуется тем спросом, который был раньше. У охотников пропал интерес заниматься промыслом, несмотря на то, что лицензия на добычу бобра стоит всего 10 рублей, а в природе естественных врагов у него практически нет, и, как следствие, это и приводит к росту численности.
С каждым годом всё более заметно, как бобры осваивают новые территории. Когда попадаешь в те места, в которых давно не был, сразу не можешь узнать их, потому что там, где ты легко перешагивал незаметный ручеёк или небольшую канаву, вдруг натыкаешься на пространство, залитое водой. Лес вокруг беспорядочно повален, образуя непроходимые завалы, края водоёма заросли камышом и рогозом, откуда с кряканьем взлетают утки. Бобры преображают до неузнаваемости прежние места.
Во всех районах области поселения бобров можно встретить и в мелиоративных канавах, перегороженных плотинами. После этого водоотводящие канавы перестают соответствовать своему предназначению. Известно, какой большой ущерб природе нанесли своей деятельностью мелиораторы, а бобры, в какой-то мере непроизвольно, возвращают первоначальное состояние этим местам. Кое-где ими подтоплены и заболочены пахотные поля, ныне, правда, заброшенные. В реках, где невозможно построить плотину, трудолюбивые зверьки также находят для себя подходящие условия для жизни. Бывало, в тихих утренних сумерках передвигаясь по берегу реки, вдруг слышишь громкий шлепок по воде бобрового хвоста, когда он скрывается под водой. Этот великолепный пловец роет для себя норы в берегах реки, где и живёт. Побывав недавно на реке Устье, обратил внимание, что некогда густое ивовое обрамление у воды сильно поредело и засохло. Оказалось, что ивняк погрызен бобрами, а из воды на верх берега тут и там прорыты проходы, по которым звери выбираются на берег. И так по всей реке, на обоих её берегах.
Бобры всё ближе подбираются к людям. «Хитёр бобёр – в Москву попёр». В этом изречении, пожалуй, немного преувеличения. Под Ростовом из окна несущегося поезда каждый может увидеть бобровые хатки в нескольких десятках метров от полотна. Эти неутомимые лесорубы и строители плотин основательно заселили наши пригородные речки. В окрестностях Ярославля бобры водятся в речке Пахме и её притоках – Курбице и Пажице. В одном месте под Ростовом дорожные строители проложили под насыпью трубу для стока воды, а на следующий день утром обнаружили, что она полностью запечатана землёй, скреплённой ветками придорожных кустов, – не понравилась труба бобрам.
Что ещё поражает в этих зверьках – явное присутствие интеллекта. Они живут семей­ствами, даже колониями, и сообща в безошибочно выбранных ими местах сооружают плотины, прокладывают каналы, строят свои жилища, заготавливают корм на зиму и валят деревья, поражающие нас своей величиной.
Результаты деятельности бобров, вмешивающихся в нашу жизнь, не всем по нраву. Кто-то считает, что если убьёшь бобра – значит, спасёшь дерево. Известно, что если каких-то животных становится слишком много, вред от них может превысить пользу. Так было с большой численностью лосей, которые кормились молодыми посадками. Так сегодня обстоит дело с кабанами, производящими потравы картофельных полей. Вот и хитрый бобёр подходит, наверное, к той численности, когда уже стоит задуматься, что же от него больше – пользы или вреда.