– Какая самая большая неожиданность подстерегала тебя, Сергей, за порогом вуза?
– Заключалась она, наверное, в осознании того, что в жизни всё не так просто, как это казалось в студенческие годы. Попадаешь в другой мир, где никто с тобой не нянчится, вытягивая на стипендию, а главное, нет рядом друзей-однокурсников и ты с жизнью один на один.
– Кто из твоих сверстников в Первопрестольной прижился?
– Выпускники разных лет, я слышал, есть и в «Современнике», и в театре Розовского. В «Сфере» достойно представляет ярославскую школу Валентина Абрамова. Трое моих однокашников, Татьяна Мухина и два Сергея – Виноградов и Шайдаков – приняты в театр Джигарханяна. Москва – не Ярославль, в мегаполисе так легко потерять друг друга из виду, и о ком-то я просто пока что ничего не знаю.
– Представь, что кому-то вздумается позлословить: дескать, Шарифуллин в столице рвёт подмётки на бегу, куёт карьеру киноартиста. Как ты к этому отнесёшься?
– Скорее всего, пропущу мимо ушей. Слово «карьера» в моем речевом обиходе отсутствует. Предпочитаю придерживаться другого жизненного правила. Звучит оно примерно так: давай-ка, друг, рискни, выдай то, чего до тебя не делал никто. Мои учителя – в институте профессор Александр Кузин и режиссёр-постановщик «Морского патруля» Евгений Серов – именно в таком духе меня воспитывали, спасибо им. Стараюсь не ступать в чужие следы. В условиях жёсткой профессиональной конкуренции, в мире кастингов и рейтингов, по-моему, только это и способно молодого актёра выручить. Разумеется, при наличии дара Божьего и если ты человек с характером, сильная личность. В таком случае все твои трудности состоят в том, чтобы оставаться самим собой.
– Кто он, человек, о каком говорят: вот сильная личность?
– Меньше всего я имею в виду накачанные бицепсы, хотя и они в криминальных жанрах, как вы догадываетесь, совсем не лишние. За четыре месяца съёмок в Анапе «Морского патруля» я сбросил килограммов восемь веса. Та еще получилась физзарядочка. На жаре, со стипль-чезом и плаванием разными стилями, гонками в бешеном темпе на боевом катере с мотором в двести лошадиных сил. Тут уж было не до тренажёров и бассейна, без чего до съёмок я и жизни своей не представлял.
– Так мы о сильной личности.
– По моему разумению, это настоящий мужчина, способный защитить женщину, не задумываясь, идти на выручку попавшему в беду. И он человек с моральными устоями, со своей правдой, собственными представлениями о том, что можно и чего нельзя. Он не способен обмануть, ему претит быть неискренним в общении с людьми. Надёжен в дружбе, что лишний раз проверено на съёмках «Патруля». В нашей боевой тройке каждый должен был на катере быть готовым в любую минуту страховать друг друга. И по сюжету, и в жизни, чтобы ненароком не оказаться за бортом. И ещё, если говорить не о кино: не сорваться, не спиться – для этого тоже нужна сила характера.
– Кто он, твой герой в «Морском патруле»?
– Молодой лейтенант Егор Ковальчук, питомец милицей-ской академии. Он привык поступать в соответствии с тем, что записано в законе. Для него преступить закон – значит обмануть самого себя. Один из героев, старший по званию и по жизненному опыту, учит его искусству манёвра. Закон есть закон, а жизнь есть жизнь, надо, дескать, уметь закрыть глаза на мелочи, чтобы выиграть по-крупному, выйдя на след банды покруче.
– На съёмочных площадках сериалов, говорят, как в атаке, всё с рывка, на бегу, сценарий почитать артисту и то некогда. У вас как?
– Поначалу в «Патруле» так и было. Сценария не давали, мол, не отвлекайтесь, парни, занимайтесь своим делом. Наша связка – Дмитрий Орлов, Михаил Джанибекян и я – так не захотели. Сказали однажды: стоп, мы профессионалы, будьте любезны уважить наше вполне нормальное желание знать, с чего фильм начинается и чем всё кончится. Настояли – и нас поняли правильно.
– Твои киноперсонажи один к одному те, кого в народе называют то стражами порядка, то, не мудрствуя лукаво, ментами. Не может быть, чтобы случайно так совпало.
– Случайно ли, судите сами. У меня дед военный моряк, капитан третьего ранга. Я сын офицера. Мы жили и в Германии, и в Калининградской области, и на Дальнем Востоке. Знаю, чем дышат эти люди, и учить правильно носить офицерский мундир меня не надо. Слово «менты» не люблю. Для меня они – те, кто «меня бережёт», и я бы добавил – рискуя собственной жизнью. Они ведь тоже защитники Отечества и вправе рассчитывать на наше уважение. Очень мне помогает на съёмках и опыт, приобретённый на службе в армии.
– Если это не военная тайна, нельзя ли о том опыте немного подробней?
– Служил я в стройбате, под Москвой. Заранее ожидал, что жизнь будет не сахар, зато близко к киностудии, к съёмкам. Среди кадровых военных встречал я там и хороших людей. Но на службу попадают туда чаще отнюдь не баловни судьбы, много выбитых из колеи, ожесточённых. Я не из газет знаю, что такое дедовщина.
– Она действительно настолько всесильна и непобедима?
– Противостоять ей, особенно в одиночку, трудно и опасно, но я рискнул.
– Уже интересно. И что из этого вышло?
– Чтобы не уходить далеко от нашей темы, расскажу вкратце. Мне было двадцать лет. Салага прибыл не простой, а с высшим образованием. Да ещё артист – для дедов самое то. Однажды, где-то примерно на пятом месяце службы, на «взлётной полосе», в длинном проходе между кубриками старослужащий, глядя под ноги, говорит мне: видишь, мол, нитку? Если очень постараться, и в самом деле можно было разглядеть обрывок нитки в полсантиметра, не больше. Но я отвечаю: «Не вижу». «Убери», – стоит на своём дед. «Не вижу, убирай сам», – отвечаю я. «Тогда пошли в кубрик», – приглашает кивком головы. Там ожидала меня такая экзекуция. Старослужащие наматывают на руки полотенца, чтобы синяков не оставлять. И тебя стегают в грудь так, что ты не в силах ни вздохнуть, ни выдохнуть.
– Что было в том триллере дальше?
– Грудь я не подставил, и тут началось. Мне свезли кожу, как наждаком. Я понял, общаться с ними придётся на их языке, и пустил в ход кулаки. Прибежали ещё двое дедов, завели меня в умывальник, разбили нос. Тут и пришло мне на выручку, как я теперь понимаю, актёрское ремесло. Спокойно пообещал: могу, братцы, сделать так, что никто из вас отсюда не уволится.
– Чем кончилось?
– Не рассказываю всего. Прошло какое-то время, отношение ко мне старослужащих стало совсем другое.
– Фирменная ярославская театральная выучка на съёмках пригодилась?
– Ещё как. Александр Сергеевич Кузин учил: даже того зрителя, кто сидит от тебя в двух шагах, сумей ни в чём не обмануть. Он должен чувствовать: если ты плачешь, то по-настоящему, если ты смеёшься, то не напоказ. Моя сознательная творческая жизнь начиналась так радостно. Все три наших выпуск-ных спектакля – «Панночку», «Мурлин Мурло» и экспериментальную постановку «Последних», где мы играли вместе с артистами ТЮЗа, Александр Сергеевич перенёс в афишу театра. Всех своих выпускников того года он взял в штат. Мы готовились открыть при Театре юного зрителя школу-студию...
– В киноартисты ты как попал?
– В год выпуска меня забрали в армию. Когда уходил, вместе с мастером обсуждали планы на моё возвращение: вернёшься, говорил Кузин, сыграешь то-то и то-то. Правда, у меня к тому времени уже был первый опыт съёмок. В гостинице «Которосль» знаменитый Александр Бородянский проводил кастинг на эпизодические роли в телефильме «Парни из нашего города». Пришёл я на пробы. Меня утвердили на эпизоды на пару дней. Бородянский посмотрел, предложил: а давай-ка попробуем почитать роль сержанта Антонова, инспектора ГАИ, и сам подыграл. На другой день меня поздравляли с утверждением на эту, как оказалось, одну из главных ролей в картине Бородян-ского и Уразбаева.
– После армии ты в театр возвратиться пытался?
– Хотел, но притормозило кино. В сериале «МУР есть МУР» сыграл молоденького лейтенанта. Расследуя одно крутое дело, он по наивности так увлекается, что это стоило ему жизни. В полнометражном фильме «Май» досталась мне роль второго плана, но всё равно интересно было сняться в картине такого сложного жанра: «Патриотическая сказка в ритме вальса». В прошлом году был плотно занят в восьмисерийном фильме Александра Касаткина «Оружие». Ездил в долгую экспедицию в Азербайджан. Потом месяца два доснимали в Москве. Там я и получил приглашение на пробы в «Морской патруль».
– Как же всё-таки теперь будет с театром?
– Верю, что он рано или поздно состоится в моей биографии, вернусь на сцену. Жизнь – суровая и мудрая школа чувств, столько всего успел пережить. Близкие успокаивают: всё обойдётся. А мне-то кажется: созрел я для серьёзной драматической роли, неважно, в кино или на сцене.
– Роль была бы про что?
– Может быть, про то, о чём писал Маяковский в ранней поэме «Люблю». Они всегда со мной, вот эти строчки: «Флоты и то спускаются в гавани.// Поезд и то к вокзалу гонит.// Ну а меня к тебе и подавно – // Я же люблю! – тянет и клонит.»
– Спасибо за Маяковского. И последний вопрос: роль ведущего в документальном фильме «Мятежные дни», о премьере которого так много в последние дни говорят в Ярославле, чем-то для тебя памятна?
– Пожалуй, я стал больше думать о том, кто мы и откуда. Красные, белые – это же и есть все мы, русские. Нашей памяти одинаково заслуживают все погибшие в те дни. Укором жестокосердию остаются разрушенные храмы. Полтора десятка их, сельских и городских, дадут канву сценарию картины, которую хотел бы снять сам. Знаю людей, готовых дать на это деньги. Собираю актёрскую команду. Если всё срастётся, попытаю удачи в жанре авторской кинопублицистики. Далёк от мысли, что мои зрители сразу бросятся сломя голову храмы восстанавливать. Но если кто-то, пусть даже один человек, пересилив себя, придёт к тому, кого он обидел, и скажет «прости меня», буду считать, что наши старания не пошли впустую.
Юлиан НАДЕЖДИН