Вместе с тем хотелось бы обратить внимание на опубликованное в приложении оригинальное исследование Натальи Землянской и Александра Рутмана. Прослеживая трёхвековую историю дома и его обитателей от строительства 1680 года и до наших дней, исследователи доказательно установили, кто его построил. Такая родословная дома в ярославском краеведении первая. На основе изучения большого числа архивных материалов (ярославских, вологодских, владимирских, центральных) и печатных источников они восстановили неизвестные до сих пор подробности жизни других людей, чьи судьбы так или иначе пересекались с этим домом. И тут тоже читатель встретится с множеством сюрпризов.
Предлагаем вниманию читателей сокращённый вариант этого исследования.
Старинный дом № 4 на улице Чайковского – на противоположной от церкви Николы Мокрого стороне близ перекрёстка с Большой Октябрьской – знаком не только многим ярославцам, но и туристам как памятник русской гражданской архитектуры XVII века. Свою известность он приобрёл ещё в самом начале ХХ века благодаря трудам замечательного гражданина Ярославля И. А. Тихомирова. Илларион Александрович подробно описал дом в 1913 году. «Это – двух-этажное каменное здание со сводами, разделённое внутренними продольными и поперечными, взаимно перекрещивающимися стенами на несколько отделений, из которых нижнее, юго-западное, занято обширной палаткою с железными дверями или, точнее, воротами».
Как «дом Иванова», по фамилии тогдашних владельцев, он и вошёл во все многочисленные последующие путеводители и издания, посвящённые архитектуре города. Знатоки ярослав-ского зодчества, дополняя друг друга, сосредоточили всё внимание на конструкции, архитектурных достоинствах дома, назначении его интерьеров. «Нижний полуподвальный этаж – «подклет» – занимался «палатками» – кладовыми для всяких хозяйственных или торговых надобностей. Поперёк дома, посредине его, шли сквозные сени; по обеим сторонам их были жилые помещения со сводчатыми перекрытиями. Помещения эти, скорее всего, служили только для па-радных приёмов, а сами хозяева жили на том же дворе, но в деревянном доме, так как деревянные дома считались для жилья более здоровыми, чем каменные».
О первом владельце дома, его заказчике высказывалось лишь вполне обоснованное утверждение, что это был купец, «состоятельный человек». Практически ничего неизвестно и о последующих обитателях. Древность дома, его архитектура предполагают богатую историю – мы попытаемся приоткрыть завесу давности.
Кто же мог построить дом у Ершова ручья?
К середине XVII века уже сформировалось городское предместье – бывшие слободы Киселюха и Спасская к этому времени были достаточно густо заселены. Во второй из этих слобод и был построен дом.
Ершов ручей служил естественной межой между Спасской и Киселюхой на востоке. К XVII веку устоялось и название церкви – Николы Мокрого. Двор, на котором построили каменный дом, располагался в историческом ядре Спасских земель, откуда ещё в начале XVI века началось их освоение; (земли были пожалованы Спасо-Преображенскому монастырю великим князем Василием III в 1501 году); если он и отделялся от ручья, то одним-двумя другими дворами.
Принадлежность слободы Спасским старцам притягивала сюда большое число посадских: люди, числящиеся за монастырями, даже если и жили на посаде, не только не участвовали в выплате общих для города налогов (у них вообще было своё налогообложение), но и освобождались от многих работ на государя, обязательных для посад-ских. Посад боролся за их возвращение, а слобода тем временем богатела. Возврат закладчиков в тягло обусловил к середине столетия административное выделение на посаде Спасской сотни, включившую в себя жителей Спасской и Богоявленской слобод.
Считается, что первые гражданские каменные постройки появились в Ярославле только после «великого» пожара 1658 года. Напомним, что Пётр Великий, начав создавать свою северную столицу, категорически запретил каменное строительство по всей остальной стране. И хотя строгость наших законов и тогда сочеталась с необязательностью их исполнения, этот запрет позволяет полагать, что каменный жилой дом, будущий «дом Иванова», к началу «осьмнадцатого» столетия уже существовал.
Чтобы определиться с возможным заказчиком дома, необходимо очертить круг состоятельных ярославцев, живших в этот период времени в Николь-ском приходе Спасской сотни.
Возведение каменных хором было по средствам даже не прос-то состоятельному, а очень богатому. Но прийти такая затея в деревянном городе могла в голову только «олигарху» XVII века: с одной стороны, личности с амбициями, осознающей своё значение, а значит, внутренне достаточно независимой, что в Московском государстве было и остаётся качеством нечастым. С другой стороны, деловая репутация и богатство его должны были быть и посадским «миром», и Москвой уже приняты. Это, скорее всего, не только что выбившийся в «лутчие» посадский тяглец, а признанный властью потомственный купец, состоящий в привилегированной гостиной сотне или даже государев гость (купец-олигарх – Т. Е.). Наконец, человек этот должен был уже проявить стремление оставить память о себе «в века» и общепринятыми в то время способами, не жалея для этого ни сил, ни средств. Как и всегда, в XVII веке таких много не было, не случайно на всех ранних планах города жилых каменных зданий так мало. Наконец ещё один критерий для «выбора претендента» на первоначальное владение.
Предполагается, что ещё в первой половине XVII века ...на месте нынешнего здания могли существовать «деревянные хоромы на подклете из белого камня», построенные в 1625 – 1627 годах, но сгоревшие во время «великого пожара» 1658 года, уничтожившего большую часть города. И хотя смену собственника двора после пожара (и вообще за полвека) исключить нельзя, «выбирать» его в свете этого следует среди живших близ церкви Николы Мокрого «исстари».
Как известно, основным источником для восстановления биографических сведений о наших пращурах являются церковные метрические книги и исповедные росписи. Но Ярославлю здесь очень не повезло: из-за пожаров до нас дошли они только с 1737 года. Другие официальные документы предыдущих периодов опубликованы лишь отрывочно.
Тут нельзя не вспомнить с благодарностью И. А. Тихомирова и его соратников, опубликовавших «Ярославские писцовые, дозорные и переписные книги XVII века». В выпущенном в свет томе есть переписи посада 1668, 1669 и 1671 годов, причём по каждому тяглецу-налогоплательщику (а именно для этих целей тогда и «перебирались людишки») указывается, какой вид вооружения – пищаль, бердыш или копьё – должен он, в зависимости от достатка, обеспечить войскам Московского государства.
По Спасской сотне записи о «достаточных» жителях за 1668 и 1669 годы идентичны: «...во дв. Алексей Обрамов сын Зубчанинов бою 2 пищали (он писан в Богоявленском приходе); ...во дв. Ондрей да Семен Лузины з братями с Ылею да с Михайлом бою 3 пищали».
1671 год: «...во дв. гостиные сотни Семен Лузин з братями с Ылею да с Михайлом бою у них 4 пищали; во дв. гостиных сотни Клементей Лузин з детми с Ылею да с Ондреем бою 2 пищали; во дв. гостиные сотни Алексей Зубчанинов бою 2 пищали; во дв. гостиные сотни Семён Затрапезново бою 2 пищали»; кроме того, среди живущих в Спасской сотне в чужих дворах значатся «...гостиные сотни Игнатей Кислого живёт у Алексея Аврамова бою 5 пищалей».
Указанные в переписи роды в ярославской истории оставили очень заметный след, причём всем возведённым ими храмам повезло – они сохранились до наших дней.
Вне всяких сомнений, заказчиком и владельцем каменного дома мог бы быть Алексей Аврамов Зубчанинов, оставивший на стене алтаря храма Богоявления Господня надпись, что именно он «сострои сию святую церковь по обещанию своему...» (возводилась с 1684 по 1693 год). В память о нём (умер до 1710 года) оставалась и богадельня, вы-строенная им у гостиного двора, в торговых рядах которого Зубчанинов когда-то владел 24 лавками: в Переписных книгах 1717 года значится она под его именем, причём была в городе по числу призреваемых самой большой – 76 человек, и единственная каменной.
И всё же связать «дом Иванова» с Алексеем Зубчаниновым нельзя: во-первых, владения их рода были в Богоявленской слободке, там жили ещё его предки, происходившие из торговых крестьян, закладчиков Спасо-Преображенского монастыря. Во-вторых, двор в Спасской сотне после его смерти оказался в руках простого посадского, что совсем маловероятно для столь дорогого дома. Наконец, он был, по всей видимости, бездетен – никаких указаний на существование у него сыновей или братьев нет. Для кого было строить хоромы?
Следует исключить и Игнатия Кислова, в будущем государева гостя. Он не стал обитателем Спасской слободы – следы его жизни остались в Земляном городе. Там, близ ярославского торга, в 1672 году им поставлена была церковь Спаса на Городу, а позднее устроена небольшая богадельня. Кроме того, из текста переписи 1671 года неясно, жил ли он рядом с Николь-ским храмом или в Богоявлен-ском приходе в родовом дворе Зубчаниновых.
Не мог быть «застройщиком» каменного дома и Семён Прокофьев Затрапезнов. Судьба его семьи, как и Зубчаниновых, отражает перипетии борьбы посада с закладничеством: «в 1646 г. он вместе с отцом был взят в ярославский посад, а в 1654 г. оказался в гостиной сотне». Дед знаменитых в будущем мануфактурщиков Ивана и Дмитрия Максимовых Затрапезновых хоть и упоминается в гостиной сотне вплоть до 1675 года, однако указаний на какую-либо значительность его торговых операций неизвестно. Его сыновья Максим и Пётр Затрапезновы были пожалованы в гостиную сотню в 1691 году.
Позднее, в 1710 году, уже не только у Максима, но и у Петра Затрапезновых в Николо-Мокринском приходе были свои дворы. Однако, как и у отца, масштаб их деятельности – в ярославских торговых рядах было несколько лавок – в интересующий нас период возможного строительства дома выдающимся назвать никак нельзя; сведений о благотворительности также не обнаружено. Да и возраст – старшему, Максиму, менее 30 лет – не позволяет связывать его с домом.
Таким образом получается, что из упомянутых в документах «состоятельных жителей» Спасской слободы строителями и первыми владельцами дома могли быть представители только клана Лузиных. Потомки первого Николо-Мокринского храмо-здателя среди обитателей этого предместья второй половины «золотого века» ярославской истории, продолжавшегося и в начале XVIII столетия, выделялись весьма заметно, и не только по достатку.
Татьяна ЕГОРОВА