– Как у нас обстоят дела с дележом денег между продюсерами, прокатчиками и показчиками? Ведь от этого тоже зависит развитие кинобизнеса.
– Рынок сложился так, что половина денег остаётся в кинотеатрах, примерно 15 процентов идёт прокатчику, остальное – продюсеру. И каждая сторона хочет увеличить свою долю. Чтобы перераспределять доходы, прежде нужно точно знать, кто сколько тратит и сколько зарабатывает.
– А сейчас информация о бюджетах и сборах недостоверна?
– Данные о кассовых сборах поступают от людей, которые в своих интересах могут их искажать.
– По идее продюсеры с прокатчиками больше заинтересованы в завышении кассы, а кинотеатры – в занижении.
– По-видимому, да, потому что для кого-то важен имидж, а для кого-то – сокрытие доходов ради уклонения от налогов. Эта проблема решается с помощью введения единого для страны электронного билета.
– Разговоры о едином билете идут лет пятнадцать…
– Чтобы быть принятым, решение должно созреть, а у нас в России – перезреть, увы. Чтобы ввести единый билет, нужно сначала проявить политическую волю, а затем определить, из чьего кармана будет оплачено создание этой системы.
– Что сделано в этом направлении?
– Воля проявлена – у нас есть поручение президента к концу года разработать нормативную базу для введения единой платежной системы. Думаю, что единый билет – дело ближайшего времени.
– Другая постоянная тема для беспокойства – соотношение между российскими и иностранными фильмами в российском прокате. Периодически звучат требования установить квоты на импорт и квоты на показ...
– Соотношение между отечественными и зарубежными картинами у нас среднеевропейское. Наших фильмов в прокате примерно четверть, причём собирают они 28 процентов от общей суммы. А общее число фильмов, производимых в России, за последнее десятилетие увеличилось до уровня, который существовал в РСФСР в 70 – 80-е годы – немногим меньше сотни картин в год.
– Это мало или много?
– Думаю, что эта цифра более или менее соответствует нынешнему числу кинозалов и рыночной системе показа, но по мере расширения киносети она может возрастать. Если рост производства будет опережать рост киносети, упадёт средний сбор на одну картину, и производство станет менее выгодным.
– А как вы относитесь к принципу «лучше меньше, да лучше»?
– В кино он не работает. От уменьшения количества не увеличивается ни художественное качество, как показал печальный опыт «малокартинья» в начале 50-х годов прошлого века, ни средний доход фильма.
– Какова в настоящее время связь между бюджетами российских фильмов и их сборами?
– Прежде всего надо сказать, что бытует ложное представление об окупаемости фильмов, сформированное успехами отдельных блокбастеров. Между тем самый высокобюджетный наш фильм прошлого года – «Волкодав» – оказался убыточным, а наибольший процент прибыли дали такие недорогие ленты, как «Жара» и «Любовь-морковь». Статистика свидетельствует, что сборы не растут вместе с бюджетами. Оптимальный для рынка производственный бюджет российского фильма – 50 – 60 миллионов рублей или 2 – 2,5 миллиона долларов. Тогда на каждый рубль вложений можно ожидать наибольшей отдачи.
– Что вы думаете о производстве картин по госзаказу? Недавно я посмотрел заказанный Министерством обороны фильм «Второе дыхание». Дыхание, как бы это выразиться, далеко не первой свежести.
– Госзаказ возможен, иногда целесообразен, но сводить господдержку к госзаказу было бы неправильно. Господдержка должна предоставляться и тем проектам, которые выдвигаются обществом, иначе связь между государством и обществом будет односторонней. И, разумеется, система госзаказа не должна быть такой, что ведомства сами проводят конкурсы и сами выбирают исполнителей. Во всяком деле нужны профессионалы. И если ведомство заинтересовано в фильме на определённую тему, пусть предоставит нам необходимую информацию, сформулирует проблемы, обозначит желаемый результат. После этого Роскультура объявит конкурс и при участии представителей ведомства выберет сценарий и его реализаторов.
– Как с продюсерской точки зрения оценить «Иронию судьбы-2»? Если прибавить к производственным затратам стоимость рекламы, можно ли назвать этот проект прибыльным?
– Учитывать или не учитывать стоимость собственного рекламного времени Первого канала – вопрос схоластический. Важно другое – то, что продолжение старого фильма привлекло в кинотеатры не только молодёжь, но и людей старшего возраста, потому что они помнят первую «Иронию» и хотели посмотреть, что стало с её героями. Иначе говоря, Первый канал указал на возможность принципиального расширения киноаудитории, а это пример для всех нас.
– Пару лет назад вы сказали, что иллюзорные представления об успехах российской киноиндустрии вызывают у государства желание уменьшить её поддержку.
– Из-за этих представлений нам труднее обосновывать необходимость господдержки. Приходится доказывать, что успехи отдельных фильмов не означают прибыльности отрасли в целом.
– Сколько денег выделяет государство на игровой кинематограф и сколько вкладывают частные инвесторы?
– Господдержка составляет один миллиард девятьсот миллионов рублей, это примерно 75 млн. долларов. Частные инвестиции превышают государственные, причём доля фильмов, снимаемых без господдержки, увеличивается.
– А каковы будут последствия введения квот на показ отечественного кино?
– Квоты вызовут замедление инвестиций в развитие киносети и тем самым замедлят рост доходов от проката, а это ударит по кинопроизводству. Я уж не говорю о том, что фильмы тех наших режиссёров, которые ратуют за квоты, будут вытеснены из кинотеатров фильмами других наших же режиссёров, которые идут на поводу у публики. Иными словами, художественный уровень отечественного кино не повысится, а понизится.
Виктор МАТИЗЕН